трофейные германские котелки, порции были разделенные. В котелке щи, каша в крышке.
Раздаваемые каждому буханки ржаного хлеба в два фунта весом, тоже были меньше привычных трехфунтовых, но как сказал полковник Мезенцев, надо было экономить, пришлось смириться. Претензии 'потомков' к поварам, облаченным в белые фартуки поверх формы и в белые колпаки, не всегда были понятны 'предкам'. Они были привычны к более небогатому довольствию.
Унтера и фельдфебели в этот раз получали обед из отдельной кухни. Там и щи были погуще, и сала в каше было поболее. Правда повар сказывал, что такое в первый и последний раз. Откуда появилось 'зелено вино' так никто и не понял, но практически все унтера, перед обедом выпили по чарке. Настроение улучшилось, все казалось таким простым и понятным. По адресу осаждавших стали высказываться самые разные слова. И даже совсем непечатные. Суть всего сводилась к простому выводу, 'С нами Бог! Кто на ны?'. Если Господь так помог осажденным, то кто сможет нас победить?
* * *
Для того чтобы 'предки' поняли какое оружие оказалось у них в руках, Ларионов разрешил, несмотря на острый дефицит, расстрелять каждому из полутора тысяч предков по три патрона.
Стрельбище организовали в стороне от Северного укрепления, на берегу. Стреляли по отделениям, мишеней с кругами не было. Наскоро вкопали в землю два десятка столбов, долженствующих изображать из себя врагов.
Людям давали понять, какое смертоносное оружие оказалось у них в руках. Один патрон расходовался при стрельбе стоя с руки, один при стрельбе с колена и еще один, при стрельбе лежа. Не обошлось и без несчастных случаев. Ранения получили солдат и унтер-офицер. Подполковник Ремезов, получил от Ларионова замечание, с выражением сомнения в его соответствии с занимаемой должностью.
Офицеры с упоением стреляли из 'Наганов'. Возможность за один раз выпустить семь пуль подряд, приводила их в восторг. После стрельбы, правда, пришлось чистить револьверы, тут энтузиазма поубавилось, но все равно оживление присутствовало.
К вечеру первого дня, все 'предки', и офицеры, и солдаты, вполне освоились с новым оружием. Самое большое впечатление на офицеров 'севастопольцев' произвел капитан Степанов. На рубеж открытия огня, он вышел с 'Маузером'. Стреляя с руки, потом пристегнув деревянную кобуру в качестве приклада, он добился весьма впечатляющего результата. Патронов он не жалел, поскольку имел их изрядный запас. Дал пострелять и некоторым коллегам. Два унтер-офицера, всегда бывшие рядом с капитаном, тоже имели деревянные кобуры с маузерами. Но они своих способностей не демонстрировали.
До позднего вечера на Северной стороне звучали выстрелы. На фоне звуков канонады артиллерии союзников, выстрелы были совсем негромкие, но они предвещали, что положение осаждавших и осажденных кардинально изменилось. Не будет больше расстрела русских войск на дистанции недоступной для ответного огня. Не будет больше и плотных построений в батальонных и ротных колоннах. Будет передвижение цепью, даже не одной, будет расстрел союзников на дальней дистанции, чтобы сойтись с изрядно выбитым строем врагов в штыковой схватке, всегда бывшей кошмаром для врагов русской пехоты.
Обучение 'предков' весьма опережало план намеченный Ларионовым. Большую роль в этом конечно играло то, что учили не рекрутов, а солдат имевших опыт службы от трех до пятнадцати лет. Унтера и фельдфебели служили еще больше. Вбитая на уровне подсознания дисциплина, позволяла добиться у них еще больших успехов.
* * *
Второй день обучения пришелся на день перемирия. Тишина над линией соприкосновения армий, изредка прерывалась звуками стрельбы с Северной стороны. Там продолжалось обучение новых рот. Коренная перестройка методов сближения с противником посредством разворачивания в цепь, была совершенно новым словом в военной науке. По иронии судьбы, метод наступления имел наименование 'французского'. Наступали батальоны 'волнами', разворачиваясь в одну цепь, три роты наступали по фронту, четвертая шла с небольшим отставанием от основной цепи, готовая поддержать наступающие роты на критическом участке. Роль поддержки вызвала особую лекцию подполковника Ремезова перед офицерами.
За первым батальоном в точно таком же порядке шел второй с таким же построением. Офицеры рот и батальонов должны были находиться позади цепи, управляя движением подчиненных с помощью свистков. Свистки для офицеров 'севастопольцев' делали в морских мастерских, по образцу имевшихся. У каждого ротного командира, вместо барабанщика для подачи сигнала, должен был быть свисток, заменявший и горн и барабан.
Возникло некоторое напряжение в связи с тем, что командирами рот назначали прапорщиков военного времени 'образца шестнадцатого года', а в подчинение им дали субалтернов в чинах поручиков, штабс-капитанов и капитанов. Полковник Ларионов, правда, сказал, что это временное явление, местничество с которым так рьяно боролся император Петр Великий, совершенно неприемлемо в настоящих условиях.
- Господа! Я совершенно уверен, что как только вы усвоите новые методы, правила и способы ведения боя, я с полным основанием смогу назначить вас на должности соответствующие вашим чинам. Пока же вы не должны обижаться на то, что вами командуют мальчишки прапорщики и подпоручики. Способы ведения боевых действий, весьма изменились за шестьдесят прошедших, тьфу предстоящих лет. В наше время, никому не нужно, чтобы батальон шел в ногу, никто из солдат не 'срывал' залпа и полк наступал как на параде. Обучитесь, наберетесь опыта, станете самыми лучшими офицерами. Пока ваша задача, впитать все новое, прогрессивное, что появилось за это время. Все впереди господа!
* * *
Собранные в Морской библиотеке полковые врачи севастопольских полков с огромным вниманием слушали выступление доктора Иванова, которому досужие языки уже прочили большую карьеру на медицинском поприще.
- Господа! Я отнюдь не ставлю под сомнение ваш профессиональный уровень. Все, чем я могу быть вам полезен, это те знания, что были получены в медицине за тот период, прошедший между вашим и моим временем. Сейчас, я покажу вам те приемы и последовательность в проведении операций присущих военно-полевой хирургии, которые были выработаны гораздо позже. Господь свидетель, что никто из нас, перенесенных в ваше время, ни к чему такому не готовился. Поэтому прошу вас не обращать внимания на некоторый сумбур в моих словах.
Собравшиеся в зале Морского собрания врачи севастопольских полков сдержанным гулом встретили выступление старшего врача Сибирской бригады, в недавнем прошлом бывшей четыреста восемьдесят пятым Еланским полком.
На столе в помещении Морского собрания, лежал труп матроса шестнадцатого флотского экипажа, Тараса Наливайко. Импровизированный анатомический театр, в освещении которого при открытых окнах использовались и свечи, был залит светом. Лежавшее на столе тело, молодого, лет двадцати пяти человека, представляло собой лучший образец человеческой породы.
Развитая мускулатура, стройные ноги, поджарый живот, на котором четко выделялись клетки брюшного пресса, красивой формы руки, все свидетельствовало о том, что, этот образец мужчины, был совершенно не ординарен. Разрешение на демонстрацию медицинских экспериментов было получено от самого Нахимова:
- Пусть наши врачи учатся, если для этого надобно-с тело погибшего, пусть оно послужит для спасения раненых. Хотя бы и после смерти-с, солдат либо матрос послужит к пользе живых-с.
Вопрос был решен, и доктор Иванов, лично отобрал тела трех погибших. К сожалению, у него был богатый выбор. Сейчас на столе лежало тело первого из отобранных.
- Господа сейчас, я покажу вам 'Треугольник Пирогова'- язычный треугольник. Находится он на шее. Нужно его показать, чтобы в пределах его можно было перевязать язычную артерию.
Не дрогнувшей рукой, Иванов произвел несколько разрезов, дав посмотреть всем, что он имеет в
