После неожиданного визита Расторгуева Реддвей постоянно ворчал, что взлелеянный им «Пятый уровень» превратился в проходной двор. Турецкому вид ворчащего Реддвея удовольствия не доставлял, но ход его мысли он расценивал как верный и идущий на пользу дела. Кроме того, Турецкий испытывал определенное душевное беспокойство от того, что вынужден, хоть и не лично, а опосредованно, через Реддвея, обращаться за помощью к штаб-квартире ЦРУ. Нехорошо как-то. Но выбирать не приходилось. «К тому же, — успокаивал он сам себя, — Мефистофеля как-никак ловим, можно за помощью хоть к дьяволу обращаться, такой каламбур получается».

Когда Реддвей поведал Турецкому о результатах продолжавшихся почти целые сутки телефонных переговоров с Вашингтоном, ему осталось только склонить голову в знак признания выдающихся заслуг руководителя «Пятого уровня».

— Российская Фемида вас не забудет, мистер Реддвей. Кстати, достославному Михаилу Сергеевичу приписывают фразу: «Если уж ходить — то ходить по-большому». Это про тебя сказано.

Согласно договоренности с Реддвеем «Пятому уровню» предоставили прямой канал связи с командным пунктом ВВС НАТО в Европе. Теперь они имели возможность постоянно отслеживать информацию обо всех находящихся в воздухе в районе Гармиша вертолетах и самолетах и засечь Мефистофеля заблаговременно. В том, что Мефистофель прибудет именно на вертолете, Реддвей был практически уверен: в средствах он наверняка не стеснен, а лучшего способа передвижения в гористой местности нет.

Спецавтомобиль связи разместили поблизости от замка Гельфанда под охраной комендантского взвода штаба ВВС НАТО в Германии. Солдаты рассредоточились на местности, там же находились шестеро сотрудников «Пятого уровня». Таким образом создавалась полная иллюзия многочисленной и хорошо организованной засады. Если у Мефистофеля есть глаза и уши, чтобы обнаружить все это, — тем лучше, пусть думает, что его ждут в Линдерхофе.

Реально же все вэвээсовские данные стекались на мобильный пульт, помещавшийся в кейсе, который носил при себе связист, тенью следовавший повсюду за Реддвеем, как офицер с ядерным чемоданчиком за президентом. Зрелище было еще то, Турецкий поначалу едва сдерживал улыбку, но потом привык. Серьезное дело требует серьезного обеспечения.

Расторгуев снова явился без предупреждения. Пускаться в разговоры с сотрудниками, вызывая ревность Реддвея, он не стал, да и не смог бы, даже если захотел: все находились в засаде: одни в Линдерхофе, большинство у монастыря.

— Генерал Иванов исчез из Москвы несколько часов назад, — без обиняков сообщил Расторгуев. — Я думаю, в самое ближайшее время он объявится здесь.

— Одну минуту, генерал, — сказал Реддвей, поднимаясь, — мы с мистером Турецким сейчас вернемся.

— Ты можешь проверить? — спросил он в коридоре.

— Могу попробовать. Позвоню Косте, пусть он по-быстрому наведет справки.

Меркулов как будто ждал звонка. Расспрашивать он ни о чем не стал, очевидно, догадываясь, что Турецкому сейчас говорить неудобно, и буквально через две минуты подтвердил: Иванова в столице нет, где он — неизвестно.

Они вчетвером (Турецкий, Расторгуев, Реддвей и связист) сели все в тот же фургон, снаружи напоминающий рефрижератор, и выехали по направлению к монастырю. Реддвей включил переговорное устройство и скомандовал: «Всем оперативным группам приготовиться!» Примерно в трехстах метрах от охраняемой части монастыря они бегом перебрались в тщательно замаскированное укрытие, достаточно просторное, чтобы вместить человек десять. Фургон тут же отправили подальше, чтобы не мозолил глаза. Встретила их одна Ванесса, была ее очередь дежурить на командном пункте. Реддвей отослал свою любимицу, и они снова остались вчетвером.

— Насколько я понимаю, это не совсем замок Гельфанда, — заметил Расторгуев, осмотрев территорию монастыря в полевую стереотрубу.

— Вы прекрасно разбираетесь в здешней топографии, генерал. — Реддвей пристально посмотрел на Расторгуева, но тот выдержал его взгляд, не отводя глаз. Отвечать он не счел нужным.

Время тянулось архимедленно, говорить было не о чем, просто невозможно оказалось найти приемлемую для всех тему. Расторгуев выглядел в этой компании абсолютно лишним, если не по должности, то по занятой им позиции. Офицер ВВС был на редкость угрюм и подчеркнуто официален, кроме того, он выполнял свою работу и был совершенно не в курсе проблем, волновавших остальных. Спустя десять минут после приезда Турецкий готов был уже волком выть, а от мысли, что им, возможно, придется просидеть здесь долгие часы, его бросало в дрожь. Чтобы как-то убить время, он принялся изучать в стереотрубу монастырский двор, подолгу рассматривая каждую травинку, камень и щель в стене. Прошло еще около получаса. От пристального разглядывания мелких предметов при сильном увеличении начала кружиться голова, и ему пришлось оставить свое увлекательное занятие.

Расторгуев, после обмена репликами с Реддвеем неподвижно сидевший на раскладном стуле с каменным лицом, ничего не говоря, встал и направился к выходу. Реддвей бросился ему наперерез и преградил дорогу.

— Простите, мистер Реддвей, мне необходимо выйти, — сказал Расторгуев как можно вежливее, хотя в голосе его сквозила неприязнь. Не хватало еще, чтобы ему, генералу ФСБ, приходилось спрашивать у кого-то разрешения выйти в туалет.

— Извините, господин генерал, вам придется потерпеть. Еще раз прошу прощения, но слишком многое поставлено на карту. Мы не можем рисковать.

— Вы хотите сказать, что, выйдя по нужде, я демаскирую наше укрытие? — Расторгуев улыбнулся: — По-моему, подходы к нашему КП замаскированы очень искусно.

— Дело не в этом. Мы должны находиться вместе.

— Ах, даже так?

— Да, именно так. Если желаете, можете воспользоваться горшком.

Турецкий чуть не поперхнулся от душившего его смеха. Комичнее всех в данной ситуации выглядел даже не Расторгуев, а офицер-связист. Он не понимал ни слова по-русски и, исполненный чисто армейского уважения к высоким чинам присутствующих, почтительно наблюдал за их спором о проблемах общемирового значения.