Турецкий вернулся к себе хмурый и всклокоченный. Срок, отведенный генеральным на раскрытие дела, истекал, а они, по сути, так и не продвинулись ни на шаг. Можно, конечно, заявить, что ему необходима аудиенция у Президента, только если это убийство уходит корнями в подвалы Лубянки, то и Президент не поможет.

Зазвонил телефон. Турецкий абстрагировался и тупо смотрел в окно, ожидая, пока звонки прекратятся. Это наверняка Меркулов, а сказать ему нечего. Турецкий мучился в поисках гениальной идеи и не находил ее. Попробовал вчера вечером заснуть, начитавшись материалов дела, в безумной надежде, что решение придет во сне. Но не было ни сна, ни решения, провалялся до рассвета, забываясь на несколько минут, но ничего, кроме кошмаров, в голову не приходило. Пробовал отвлечься и подумать о чем-то противоположном, говорят, это тоже иногда помогает, но даже в мысли о Качаловой нагло влезал тайно- секретный интеллектуал Невзоров.

Телефон выдохся на десятом или одиннадцатом звонке, но не прошло и минуты, как зазвонил снова.

«А вдруг у Кости родилась идея?» — подумал Турецкий и поднял трубку.

— Александр Борисович? — это был не Костя, голос был женский, явно какой-то секретарши. — Одну секундочку, — пропищала она.

— Угу, — буркнул Турецкий, — Борисович.

— Попов. Заместитель начальника Следственного управления Федеральной службы безопасности, — отрекомендовался собеседник, словно они были незнакомы. — Нам необходимо срочно обсудить некоторые вопросы в связи с невзоровским делом. Вы не могли бы подъехать ко мне сегодня в одиннадцать?

— Одну минуточку… — Он как бы листал ежедневник, сверяясь со своим расписанием на сегодня. («Неужели они решили расколоться? — промелькнуло в голове. — Неужели всемогущий Меркулов смог найти у них тайный рычаг, на который можно нажать? Или они опять пошлют меня подальше, только теперь открытым текстом?»). — Я смогу подъехать только в одиннадцать тридцать.

— Хорошо, меня это устраивает. — Фээсбэшник дал отбой.

Конечно, ничего важного у Турецкого на одиннадцать запланировано не было, у него вообще сегодня ничего не намечалось. Он банально набивал себе цену. Сейчас только девять двадцать, значит, еще два часа придется ходить из угла в угол и плевать в потолок. Хорошая фамилия для гэбэшника — Попов, что и говорить. Кажется, у них там и Иванов какой-то есть…

— Я слышал, у вас возникли определенные трудности с делом Невзорова? — осведомился Попов, приглашая Турецкого за небольшой журнальный столик в углу кабинета, на котором стоял пузатый с синими гжельскими петухами чайник, печенье и нарезанный лимон.

— Почему вы скрыли информацию о Храпунове? — резко спросил Турецкий.

— У меня не было оснований связывать ее с нашим общим расследованием, а значит, не было повода информировать вас о результатах расследования, проводимого моим ведомством.

«Беседа обещает быть неофициальной», — подумал Турецкий. Он уселся в кресло и сразу почувствовал себя неловко. Кресло было слишком низкое (очевидно, подбиралось по габаритам Попова), пришлось сидеть, прижав колени к подбородку, так как под столик ноги не помещались, а вытягивать их на середину комнаты тоже было неудобно. Ко всему прочему, Турецкий ненавидел чай.

Поскольку вопрос был явно риторический, Попов и не ждал ответа, он наполнил чашки и, подвинув гостю тарелочку с печеньем, продолжил:

— Могу вас обрадовать: мы сделали вашу работу за вас.

Турецкий попытался скрыть изумление, но у него вряд ли хорошо получилось.

— Вам известно имя заказчика?!

— Нам известно имя убийцы. Более того, он арестован и полностью признал свою вину.

— Я должен его допросить.

— В этом нет необходимости, вы сможете ознакомиться со всеми материалами, в том числе и с протоколом его допроса, где он подробно излагает все обстоятельства преступления. Кстати, вы даже не поинтересовались, кто он.

Турецкий углубился в чашку, делая вид, что всецело поглощен чаепитием. Все это было слишком неожиданно и слишком неправдоподобно. Что же он такое просмотрел, о чем не догадался, почему его обошли, как сопливого практиканта?

Выдержав эффектную паузу, Попов, насмешливо глядя на Турецкого из-под приспущенных век, произнес:

— Наш с вами убийца, Александр Борисович, как это ни прискорбно, работник органов, можно сказать, коллега… капитан милиции Храпунов.

Турецкий со стуком поставил чашку на стол.

— Капитан Храпунов мертв, и тому есть документальные подтверждения, — осторожно, но веско заявил «важняк», понимая легковесность этих слов: у него есть лишь сведения от Меркулова, получившего их от своего источника в этом же ФСБ. Они или блефуют, не имея на руках вообще ничего, или пытаются запутать следствие, вытащив на свет какой-нибудь хитрый факт.

— Представьте себе, жив и здравствует. Хотя, надо признаться, я восхищен вашей осведомленностью: его якобы гибель не афишировалась и даже не проходила в сводках.

Турецкий невесело усмехнулся. Неужели они устроили эту инсценировку только, чтобы сбить его со следа и остановить на полпути? Если бы Попов не убедил их с Грязновым, что Храпунов мертв, они взяли бы его сами и не пришлось бы сидеть здесь в роли нерадивого школьника. Он же сам видел заключение экспертизы.

Попов поднялся и вынул из сейфа папку, которую с легким поклоном протянул Турецкому:

— Читайте, если будут вопросы — обсудим.

Турецкий в первую очередь отыскал в деле собственноручные показания Храпунова и изучил их самым тщательным образом.

«…В феврале 1999 г. я был внедрен в состав боевой бригады мафиозной группировки «Юго-Запад» с целью получения информации о структуре, руководстве и деятельности этой организации. Понимая рискованность своей миссии, я подготовил себе путь отхода. Если бы мне угрожала опасность, я собирался инсценировать собственную смерть, чтобы избежать мести со стороны группировки. Для этого я изготовил