«А под прессуху фраера сунуть, то и на всю пятнаху надавить можно», — продолжал голос.
Виктор с усилием тоже переменил ногу, но нестерпимая ломота в паху не проходила.
«Ничего, ничего нормального ведь нет, все на продажу, все… — Виктор побыстрее (так ему казалось) отвел глаза, потому что потерпевшая, ерзнув коротко на кресле, продемонстрировала уже и трусики: у- узенькую такую полосочку. — Конечно, этому-то она бы… того…уж как-нибудь уж… — почти с ненавистью посмотрел Виктор на загорело-мускулистого носителя кожаных штанов. — «С такой харей я бы тоже… К- козел!»
И тут обтянутый кожей красавчик чуть обернулся к Виктору, улыбнулся ему весьма загадочно и качнул ухоженной бровкой так, что… что температура Викторова лица в одно мгновение сравнялась с температурой его же ушей, а там и достигла отметки «критическая».
«Я… это, я…» — только и смог сказать Виктор и то про себя.
Внутренний голос лишь конвульсивно икнул.
Его волнение не осталось незамеченным и для потерпевшей: вцепившись полуторасотдолларовыми ногтями в загорелый мускул руки красавца, она зашептала ему что-то быстро-быстро, делая при этом глаза «страшными» и до глупости круглыми. Но утянутый красавец вовсе не впал в растерянность, а даже напротив, поглядел на Виктора еще более… Скажем так, с симпатией. Он совсем уже обернулся к несчастному, растерянному сыщику Уголовного розыска города Москвы, собираясь, видимо, сказать что-то, но тут дверь открылась и вошла величественная женщина в роговых очках.
— Это вы из милиции? — подошла она вплотную к Виктору и занесла над ним полиэтиленовый пакет с чем-то внутри.
— Молодой человек из Уголовного розыска, — со значением поправила потерпевшая.
— Такой симпатичный… сыщ-щик, — подмурлыкнул и обтянутый. — Вы — сыщик?
— Это неважно. — Категоричность вошедшей не оставляла места протестам.
Виктор кивком согласился с ней, но с кресла не поднялся. Женщина сунула ему пакет сверху.
— Вот, — сказала она, поправляя очки. — Кто-то из этих вчерашних субчиков, которые тут, ну, вы знаете, — она выделила последнее слово, — оставил.
Виктор пакет послушно принял и заглянул внутрь. Там была какая-то папка. Виктор начал медленно вытаскивать ее из пакета, все невольно придвинулись ближе. Прикрываясь непрозрачным полиэтиленом от любопытствующих, словно подглядывая в шпаргалку на экзамене, Виктор прочел надпись на папке: «Совсекретно. Снегирь».
Простояв по дороге в нескольких приличных пробках, к конторе подъехали уже далеко за полдень. Виктор закрыл папку, в которой, кроме цифр и разных непонятных буквенных обозначений не было ничего, и, бросив водителю Эдику «Покедова», направился было строчить рапорт по проделанной работе, совершенно не представляя, что именно он в этот самый рапорт настрочит. Правда, наличие загадочной папки несколько обнадеживало и давало пищу фантазии, как, впрочем, и объяснениям столь скоропалительного отбытия из Дома моды. Расшнурованный ботинок заставил Виктора задержаться возле машины.
Завязывая шнурок, боковым зрением углядел, как Эдик принялся дочитывать статеечку в сложенной пополам газетке, хмыкая при этом и хрустя каменными сушками. Выпрямившись, Виктор автоматически взглянул на имя автора и обомлел. Автор подписывался непросто: Снегирь. А вот газетка называлась еще сложнее: «Совершенно секретно». Черт возьми!
Эдик достал из пакета очередную сушку, сунул ее в рот, перемолол наскоро и утомленно откинулся на спинку сиденья, блаженно прикрывая глаза и жуя сладострастно и настойчиво.
9
Старенькая «Нива» Грязнова умерла на первом же километре болотистой проселочной дороги, на которую они съехали в поисках фермы Ожегова. Поистине титанические усилия, затраченные на то, чтобы вытащить из липкой жижи задние колеса, принесли противоположный ожидаемому результат: передние увязли тоже. Независимая подвеска, рассчитанная на бездорожье и пробеги по пустыне, отступила перед разливами российской грязи, которые в свою очередь не уступали, пожалуй, разливам Нила в его лучшие годы.
Турецкий тихо матерился, стоя по колено в луже, хотя материться можно было и громко. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались голые вспаханные поля, и никто, кроме галок, ковырявшихся в земле в поисках червей, не мог бы его услышать. Ни одного человека вокруг, ни одного трактора на горизонте. А он как раз сегодня надел новые туфли — жена подарила.
Из кабины показались огромные резиновые сапоги, а вслед за ними извиняющаяся рожа Грязнова.
— С охоты, понимаешь, завалялись, вот нашел случайно под сиденьем.
— А когда ты меня в эту топь посылал, не мог вспомнить?
— Да они, собственно, дырявые…
— Угу, так я тебе и поверил.
— Зато у меня припасено, — продемонстрировал Грязнов початую бутылку коньяка, — не простудимся.
— Пошли уже, запасливый ты мой, ты бы лучше вторую пару сапог припас.
— А ты сам не знал, куда едем?
— И сколько нам топать?
— Километров пять, если бы по городу — меньше часа ходьбы.
— По городу мы бы в крайнем случае на метро доехали.
— Расслабься, до темноты дойдем.
— А может, назад потопаем, а завтра вертолет выпросим?
— У кого?
— Неужели у врио начальника МУРа нет ни одного, даже маленького, вертолетика?
— Даже кальсон с пропеллером, как у Карлсона, нет.
Дорога находилась ниже уровня полей и служила скорее канавой для отвода лишней воды. Сгустились мерзкие грязно-серые тучи, заморосил мелкий противный дождик. Отряхиваясь, как собака, Турецкий, в мокрых по колено брюках, с налипшими на туфли комьями грязи, выбрался на обочину и, с трудом переставляя ноги, побрел вперед.
— Романтика… Надо было хоть зонт захватить.
— Это не дождь, а морская пыль, — усмехнулся Грязнов, который чувствовал себя гораздо лучше товарища в своих якобы промокающих сапогах.
— Ты еще и моряк.
— В душе.
После получаса ходьбы со скоростью, приближающейся к скорости объевшейся гусеницы, они наткнулись на прикорнувший на обочине покореженный, проржавевший комбайн.
— Давай подожжем, погреемся, — предложил Грязнов.
— «Ниву» твою надо было поджечь, — огрызнулся Турецкий. — Комбайны, Слава, на соляре ходят, и соляру эту слили года два назад. К тому же она просто так не горит. Полезли лучше в кабину, отдохнем.
В кабине чудом уцелело кожаное сиденье, и друзья, усевшись рядом, распили прямо из горлышка припасенную бутылку.
— У тебя пистолет есть? — спросил Турецкий.
— Суицидальное настроение?
— Давай пальнем, может, кто услышит, подъедет.
— Как же, жди, решат, бандиты: лошадь подмышку — и деру.
— А может, плот сделаем?
— А весла где возьмем?
