набок головенка сынишки и белое без кровинки личико с полуоткрытым ротишком напоминали раненого птенца. Не верилось, что вчера в это же время он стоял, широко, по-ковбойски, расставив ноги, и стрелял. Когда Венька наклонялся, то чувствовал, что от пальтишки пахнет собакой. Под гул моторов моментами он проваливался в забытье. И тут же возникала Найда. Она сидела на затоптанном полу, навострив уши, двигала ноздрями. Он даже чувствовал ногой ее теплый бок. «Опять уведет, заманит.» Он на мгновение вспомнил то слово, что разбудило его той страшной ночью, открыл глаза. У ног темным комом лежала Найда. Егерь едва удержался от вскрика. «Она спасла его при жизни и не покинула даже теперь, после смерти», — успел подумать егерь, прежде чем разглядел в «Найде» сползшее с колен Вовкино пальтишко. Но когда он поднял его с пола и одной рукой провел по лицу, разгоняя сон, почувствовал на губах волоски. Поднес руку к глазам — на пальцах была собачья шерсть.

На вертолетной площадке их уже ждала «Скорая помощь». И по тому, как суетились врачи, с сиреной машина мчалась по улицам, Венька понял, дело было совсем плохо.

В холле клиники Вовку взяли у него из рук. Бегом занесли в лифт.

— «Ждите здесь,» — обернулась к нему медсестра.

Створки лифта клацнули, закусив уголок Вовкиного одеяла. Егерь остался один. Пустота в руках, привыкших за время полета держать Вовку, пугала. Он отошел к окну. Горело нажженное морозом лицо. В ушах еще не угас треск «Бурана». Здесь он был бессильный и ненужный. Где-то там, в бетонных недрах, чужие люди спасали его сына от смерти.

По холлу расхаживали больные в линялых халатах. Здоровались с родственниками, шуршали пакетами. Голоса, смех. Но егерь ничего этого не слышал.

Он только теперь заметил, что на нем промасленный авиационный комбинезон, унты. Но какое это имело значение?

Он обратил внимание, что некоторые посетители идут мимо лифтов и сворачивают к стеклянной двери. Понял: там лестница.

— Вы, молодой человек, куда? — остановила его сухонькая бабулька в белом халате. — К кому вы? В таком виде. Нет-нет!

Венька вернулся в холл. Он даже не знал, на какой этаж увезли сына.

Он сам себе потом не мог объяснить, зачем позвонил Эн. Не Рассохину, не Глебу Канавину, а именно Эн.

— Как вас представить? — Женский голос был мягок и ласков.

— Скажите: отец террориста.

— Ах, это вы, Всеволод Игнатьевич, — хрусталем зазвенел голос в трубке. — Извините, не узнала. Секундочку, соединяю.

— Да, Сева, слушаю тебя.

Венька чуть не положил трубку:

— Это не Сева, это егерь из Благодатовки. Секретарь спутала меня. Ваша дочь проснулась?

— Да, а в чем дело?

— А мой сын умирает.

— Я не доктор.

И опять он чуть не бросил трубку. Сказал зло:

— Если бы не мой сын, ваша дочь бы не проснулась.

— Террорист, Вовка, — из голоса собеседника ушла сталь. — А что с ним? Обморожение? Вы где?…

Прошло минут пять. В холл быстро спустился огромный краснолицый мужчина в белом халате и высоком белом колпаке. Подошел к Веньке. Представился главным врачом клиники, Клевлиным Виктором Никитовичем. Долго жал егерю руку.

— Идемте ко мне в кабинет. Что ж вы сразу ко мне не зашли? Располагайтесь. — Он ввел егеря в просторный, бедно обставленный кабинет. Указал на кресло.

— Мальчик ваш очень тяжелый. Он сейчас в реанимационной палате. На левой кисти началось отмирание тканей, как в народе говорят, антонов огонь, может начаться заражение. Видимо, несколько пальчиков придется ампутировать. — Главврач шумно дышал, с опаской поглядывал на егеря, будто ожидал одобрения своим словам. — Чай, коньяк, кофе? В вашем состоянии я бы советовал соточку коньячка. У меня есть хороший коньячок. Не желаете? Леночка, тогда два чая. А вы не зять Суженину будете?

— Нет, я Сильверу зять. — Венька расстегнул молнию комбинезона. Среди полированных столов и мягких кресел в унтах и комбинезоне было неимоверно жарко.

— Впервые за десять лет губернатор позвонил мне лично сам, — сказал главврач.

Он умолчал, что разговор губернатор закончил просьбой, похожей на приказ:

— Вы должны спасти мальчика. Сделать все возможное и невозможное!

В это время в кабинет вбежала женщина-врач, зашептала на ухо главврачу.

Венька весь обратился в одно большое ухо. Но успел лишь разобрать:

— Они подъезжают, может, уже приехали…

Венька видел, как главврач задышал еще чаще, подскочил в кресле, опять сел:

— Елена Петровна, пошли кого-нибудь за конфетами. Самые лучшие… Юрий Иванович пусть доложит о состоянии мальчика. Пусть зайдет. Нет, поднимется в приемную и ждет. Господи! — Глаза его остановились на егере. Он хотел что-то ему сказать, но только пожевал губами. Видимо, он не мог решить, надо ли оставлять егеря в кабинете или нет… — Господи, — повторил он. — Сам Эн едет сюда вместе с губернатором. Вы кто? — Он смотрел на егеря, как на пришельца из соседней галактики. — Будьте тут, я побегу их встречать. Спаси, сохрани, пронеси!

Когда они все трое вошли в кабинет, егерь не сразу узнал Эн. Теперь он был в длинном пальто стального цвета с длинным красным шарфом, из-под которого выглядывал тонкий белый свитер. Его узкое худощавое лицо было бледным. Во всем его облике, в движениях чувствовалась скрытая опасность. Он весь был, как гладкий тонкий лед, под которым летели огромные толщи воды. И люди интуитивно боялись ступать на этот лед. Только кубастенький, в широкой клетчатой куртке, с большой лысоватой головой и прокуренными кустиками-усами губернатор чувствовал себя рядом с ним уверенно.

Звонок егеря застал Эн и губернатора за шахматами. Губернатор выигрывал партию, что бывало не часто, и пребывал в веселом настроении. Эн и предложил ему заглянуть к «крестнику».

Губернатор тоже поздоровался с егерем за руку. Молчал, глядел с цепким прищуром.

— Виктор Александрович и вы, — повернулся главврач к Эн.

— Чай, кофе, может, коньячку?

— Мальчик? — сощурился Эн. Главврач вскинулся, будто почувствовал потрескивающий лед у себя под ногами.

— Я уже говорил отцу. — Он кивнул в сторону егеря. — Мальчик очень тяжелый. Сильное переохлаждение. В конечностях отсутствует циркуляция крови. Низкое давление. Сильная аритмия…

— Что нужно? — спросил губернатор. — Раз мы тут, может, его в