райотдела с Глебом Канавиным и Холеным. За ними в веере брызг из-под головной машины ехали прокурор Курьяков с Мусой, следом Рассохин, Венька, седоватый майор и обалделый ветеринар в белом халате с чемоданчиком.
Лосиную тушу, уже покрывшуюся изморозью, брякнули на стол. Ветеринар поковырял, поковырял окаменевшую тушу и неожиданно густым басом потребовал топор. Глеб Канавин снимал на камеру обступивших «операционный стол». Холеный морщился и все норовил повернуться спиной. Венька молча злился на Рассохина. Зачем он привез Глеба? Устроил всю эту канитель…
Курьяков то и дело закуривал сигарету, поймав на себе взгляд директрисы сего заведения, гасил. Закуривал снова.
Ветеринар тыкал в пулевые отверстия блестящий штырь. Хватался то за топор, то за нож. Дул на замерзшие пальцы.
— Целый день тут будем анатомию лося изучать. — Холеный усмешливо глянул на Рассохина. — Это не фальшивые протоколы составлять.
Приосанился и Курьяков.
— Нет, значит, нет. Поехали, — скомандовал начальник милиции.
— Так вон же она. — Рассохин, приседая, заглянул в белевшую ребрами бочкообразную грудь туши, сунул туда руку. — Вон же!
Ветеринар нагнулся и достал чуть расплющенную похожую на фасолину пулю. Ветеринар отпыхиваясь, будто ловец жемчуга, вынырнувший с глубины, на ладони поднес пулю начальнику милиции. Но «жемчужина» у полковника радости не вызвала. Он стрельнул глазами в сторону крошившего сигарету Курьякова, повернулся к майору.
— Оформляй и вези на баллистическую экспертизу.
— Почему здесь снимают без разрешения какие-то неизвестные личности? — раздраженно сказал Холеный. Повернулся к Глебу Канавину. — Вы собственно кто такой?
— Он журналист… — начальник РОВДа назвал известную московскую газету.
— Я хорошо знаю главного редактора Вячеслава Георгиевича.
— Холеный поправил на руке перчатку. — А вас кто сюда звал!?
— По устной жалобе господина Рассохина. — Глеб опустил камеру. — А что?
— Кто вам разрешил снимать? Вы журналист газеты, а почему снимаете?!
Все как бы немного отступили назад, образовав подобие клина с Холеным на острие.
— До нынешнего эпизода вы были знакомы с господином Рассохиным? — наступал на Канавина Холеный.
— Да лет сто, — быстро и весело ответил Глеб.
— Тогда нам все ясно. — Холеный повернулся к клину. — Привозят карманных журналистов. Ясно, какая статья может появиться в газете…
— Ты, козел… — Глеб подшагнул к Холеному. — Чего ты тут куражишься? Ты не понял еще, в какое дерьмо вляпался? И не строй тут из себя Вэ Вэ Путина. Думал, одну пулю проглотили, и все будет шито крыто? На мужиках отыграетесь?
— Считай, ты в этой газете больше не работаешь. Наглец! — Холеный сунул руки в карманы, пошел к выходу. — Проститутки!
— Это ты после моей статьи полетишь кверху жопой!
— Господа, господа, — вклинился между ними полковник. — Давайте решать проблему в цивилизованных рамках, господа!
С самого начала егерь с удивлением смотрел на поднявшуюся с приездом журналиста суету. Все, вроде, как кинулись засыпать волчью яму, в которую он угодил утром. И начальник райотдела, и майор, обернувшийся из охотника за егерями в мужичка с ноготок.
Заметил он и, как ветеринар быстро глянул на Рассохина, когда тот сунул рукой в лосиную тушу.
Из милиции он пригласил Рассохина и Глеба домой.
— Вот она, верный друг егеря. — Рассохин по-свойски расцеловался с Танчурой. — До чего красивая, глядеть невозможно.
Глеб, познакомившись, поцеловал ей ручку. Танчура закраснелась. Егерь как бы сызнова увидел жену, румяная, с блестящими глазами. Ромашковый новый халатик перехвачен в талии беленьким пояском.
— А где мой друган? — шумел Рассохин. — Я ему тут такой наган привез. В садике?
— Простудили его в садике. Не смотрят за детьми. Дома вон с температурой лежит, — отозвалась уже из кухни Танчура.
— Я не лежу. — Гости обернулись на голос. Из спальни вышел Вовка, хмурый, на щеках красные пятна.
— Во-о, орел! И ничо он не болеет! — Рассохин присел на корточки.
— Щас же иди тапки надень, — закричала Танчура. — Пол ледяной, он ходит. Ну-ка, кому сказала!
— Иди скорее. — Рассохин подхватил Вовку на руки. — Что я тебе привез.
— Наган. — Вовка заерзал, выкручиваясь из рук Рассохина. — Пусти. Я большой.
Через пять минут здоровенный полосатый кот с задранным хвостом носился по диванам и креслам, уворачиваясь от резиновых пулек.
— Ту-у, ты-дых. Я его ланил, — долетали на кухню отзвуки Вовкиной охоты. — Тах, тах!
Танчура приоткрыла дверь в сени, кот лётом выскочил наружу. Вовка ударился в рев.
— Зачем выпустила? Он ланеный. Он там подохнет! — Засобирался следом.
— Я т-те пойду. Температура не спадает, он на мороз собрался. Щас же положи куртку…
— Ну боец. Охотник растет, — прямо лучился радостью Рассохин. — Наливай, хозяин. Какую мы им пулю отлили, ха-ха!
— Вот увидишь, он еще что-нибудь придумает, — повторил Глеб. — Для них с прокурором это вопрос выживаемости. Оправдаться они могут только одним способом, обгадив вас.
— Эксперты дадут заключение, что пуля выпущена из карабина Курьякова и все. И не отвертятся, — отмахнулся Рассохин. — Скажи, слабо тебе написать?
— Там же никакой пули не было, — сказал Венька.
— Да я знал, что они ту первую запсотят. Вторую-то я к себе в карман положил. Давай еще по одной. — Рассохин подцепил вилкой огурчик. — Ну ты, Глеб, этого москвича приложил.
— А чего он: «карманный». Ты еще сначала посади меня в карман. Всякая жаба будет мнить тут себя подводной лодкой. — Журналист после стычки с Холеным как-то подзавял. Больше помалкивал.
