повел его не к Земле, а на другую орбиту…
По взглядам, устремленным на него в ожидании, что он скажет что-то самое главное, Королев понял, что его объяснение не удовлетворило. О причине отброса корабля от Земли они, конечно же, знали. И невысказанный вопрос томительно завис в кабинете: «А если бы в корабле был человек? Кто-то из нас, здесь сидящих».
— Сказать честно? — чуть склонил набок голову Королев. — Это случилось на исходе ночи, все были страшно огорчены, но для меня наступило просветление. Да-да! Ведь это был первый опыт маневрирования в космосе, переход с одной орбиты на другую. Это было открытием! А спускаться на Землю корабли, когда надо и куда надо, у нас будут! Как миленькие будут. В следующий раз посадим обязательно. Но и конечно же, никого из вас не выпустим на орбиту, пока не научимся приземлению. Стопроцентному! С полной гарантией. И еще хочу вам сказать, все вы будете в какой-то степени первыми: сначала полетит кто-то один, потом запустим сразу вместе два корабля, а то и три — целую эскадрилью и, если хотите, эскадру. Потом на орбиту выведем экипаж, затем кого-то из вас попросим выйти из корабля — да-да, не бойтесь, привяжетесь фалом и выброситесь как из шлюпки в море, в конце концов, начнем создавать орбитальные станции. Но это все пока что проекты… Вы вот что скажите, как учитесь?
— Хорошо, — в один голос ответили летчики. Комаров по праву «академиста» решился добавить:
— Недавно сдавали зачет по теории, все ребята отвечали отлично.
— Но вам-то я не могу не поверить, — сказал Королев. — И именно потому, что вы инженер, мы назначим вас командиром экипажа космического корабля. Экипажа!
Комаров что-то стал было говорить о придирках медиков, но Сергей Павлович успокоил:
— Не волнуйтесь, к тому времени все пройдет.
Широким жестом пригласил к выходу из кабинета:
— А теперь прошу в цех, пора повидаться и с кораблем.
Вернулся. Снял телефонную трубку:
— Кто говорит, Олег Генрихович? Здравствуйте! Привезли кресло? Нет, пока не ставьте. Я скоро буду у вас. И учтите, не один, а с хозяевами. Да-да, с хозяевами, — со значением повторил он, — поняли? Приготовьтесь к тому, чтобы все рассказать и объяснить, и чтобы без лишнего шума.
В огромном, как вокзал, цехе люди в белых халатах обступили серебристо-матовые шары, напоминающие батискафы. Это были спускаемые аппараты космического корабля «Восток». Следуя за Королевым, тоже накинувшим на плечи халат, летчики подходили к одному из них медленно, со сторожким любопытством, как к чему-то невиданному. В цехе сразу посветлело — в пролете включили полный свет, и к ним вышел худощавый молодой человек, остановился возле одного из шаров. Евгений Анатольевич поздоровался с ним как со старым знакомым:
— Здравствуй-здравствуй… Ты что, старых друзей не признаешь?
— Извини, на ребят на твоих засмотрелся.
— Олег Генрихович Ивановский, — представил Карпов, — ведущий конструктор. Ну как, с рассказа начнете или пусть задают вопросы?
— Да вы не стесняйтесь, — подтолкнул Королев остановившихся на почтительном расстоянии летчиков. — Теперь вы хозяева этих… как мы их называем, изделий, да-да, вы капитаны космических кораблей. Прошу вас, Олег Генрихович.
Но, не дожидаясь тоже смущавшегося Ивановского, положил на шар руку, как на громадный глобус, и начал спокойно объяснять:
— На что же он такое похож, а? Этот корабль. С чем его сравнить? В том то и дело, что не с чем. Ни самолет, ни пароход, ни ракета. Эмбрион космической мысли. Впрочем, может быть, это в миниатюре земной наш шар? Между прочим, в этой штуке больше двух с половиной сотен электронных ламп, тысячи различных транзисторов, почти шестьдесят электродвигателей. Каково? И своя, так сказать, биосфера. Вы будете сидеть внутри этого шара. Шесть кубометров — хватит? Но диаметр два о небольшим метра. Меблировка, правда, не очень роскошная — всего одно кресло. Но ведь вы истребители, не привыкать. Кресло сейчас установят, чтоб вы видели, как оно легко вынимается. Там, при спуске, не руками, конечно, господа бога, а катапультой вы вылетаете из кабины и на парашюте начинаете спускаться на землю… Ну а на орбиту весь этот шарик вынесет мощная трехступенчатая ракета. Ступени отделятся от корабля, так что дальше вы пойдете вместе с приборным отсеком. Вот баллоны с запасом сжатого воздуха и кислорода. Это и для системы ориентации, и для того, чтобы питать находящегося в скафандре космонавта, если вдруг разгерметизировалась бы кабина. Корабль сделает пока что один виток. Потом развернется, включится тормозная двигательная установка… Кстати, вы знакомы с конструктором? Талантливейший человек. Это он нашел способ «тормозить» нам все дело. Но если все сработает, корабль сойдет с орбиты и возвратится на нашу родную планету в расчетную точку. Так что, как видите, все простенько и мило.
— А как с теплозащитой? — осторожно спросил кто-то из летчиков.
Сергей Павлович задумался, он вроде бы не ожидал этого вопроса:
— А вам разве Феоктистов не рассказывал? В том, что спускаемый аппарат должен быть сферой, они с Ти-хонравовым убедили всех нас. Мы еще два года назад сделали окончательный выбор: спуск должен быть баллистическим, без подъемной силы, с парашютной системой посадки. Очень важно было исследовать динамику движения спускаемого аппарата. Ну, и найти обмазку, да-да, обмазку той части, которая раскалится до десяти тысяч градусов. Вы окажетесь как бы в вихре метеорного пламени. Но не сгорите. Как, товарищ Гагарин, считаете, вы же были литейщиком? Даже металл расплавленный укрощают…
Гагарин улыбнулся, что-то вспоминая, и поддержал Королева:
— У нас был мастер в литейке, Николай Петрович Кривов, так тот любил повторять: «Огонь силен, вода сильнее огня, земля сильнее воды, но человек сильнее всего».
— Хорошая поговорка, — согласился Королев. — Можно сказать, космическая.
— Что я тебе говорил, — подтолкнул Алексей Леонов Бориса Волынова, — вот увидишь, первым полетит наш Юра.
— Я вас на минутку оставлю, — извинился Королев, — а вы, Олег Генрихович, продолжайте.
Ивановский начал рассказывать о системе терморегулирования, о том, что на всех участках полета в кабине будет поддерживаться комнатная температура, причем космонавт сможет регулировать ее «по своему вкусу».
— Насчет комнатной температуры это вы, конечно, зря, — проговорил кто-то с явной недоверчивостью, — тогда зачем нас поджаривают в термокамерах…
Снова едва уловимое беспокойство овладело летчиками. Уже не выдержав, обступив корабль, они руками дотрагивались до теплозащитной оболочки, поглаживали ее, словно старались лично убедиться в надежности. Олег Генрихович понял, что именно сейчас наступил самый ответственный психологический момент — безопасность полета проверялась, так сказать, лично, «прощупывалась».
— Да, комнатная, — как можно обыденнее проговорил Олег Генрихович, — вот смотрите — на нижнем конусе приборного отсека уложена специальная трубка. По ней насос прокачивает жидкость, она остужает радиатор, а вентилятор прогоняет через него нагретый кабинный воздух. С нижней полуоболочки он излучится в космическое пространство.
— Вот такая проза, — подытожил неожиданно подошедший сзади Королев. — Но обо всем рассказать сейчас невозможно. Организуем специальные занятия, примем экзамены… — Желание успокоить, расслабить летчиков, слышалось в его голосе.
— И отметки будете ставить? — с иронией спросил Гагарин.
— А как вы думали? — с шутливой строгостью обернулся Королев. — Вот закатим вам двойку, тогда не будете улыбаться!..
Но лицо его смеялось ответно и выражало нетерпение раскрыть уготовленный заранее сюрприз.
— Ну а где же обещанное кресло? — спросил он Олега Генриховича.
Кресло уже подвозили. И, поднявшись на площадку, рабочие просунули его в люк, быстро установили внутри корабля.
Летчики, обступив, молча наблюдали за всей этой операцией.
— Вот тебе и место для живой души, — сказал рабочий, завинчивая последний шуруп.
— Ну кто? Кто первый? Кто опробует? — предложил Королев.
