Пока она надевала паранджу, Али вышел из дома, чтобы раздобыть опиум. Он, конечно, не сказал, где его достанет. Возможно, не доверял ей, а может быть, не хотел подвергать себя опасности. Но вернулся Али скоро. Позвал Беатриче в свой рабочий кабинет, плотно прикрыл дверь и достал из потайного кармана одежды завернутый в льняную ткань пакетик.

– Вот, – сказал он и сжал пакетик в руке, – думаешь, столько будет достаточно?

Беатриче развернула тряпочку. Там лежала темная спрессованная масса величиной с плитку шоколада. Даже отдаленно эта масса не напоминала тот белый порошок, который хранился в медицинских флаконах или извлекался из одежды наркоманов в приемном отделении клиники. Беатриче попыталась определить ее вес. Приблизительно как и плитка шоколада – если ей не изменяла память. То есть перед ней лежали сто граммов опиума-сырца. Но насколько он был эффективен? И в каком количестве следовало давать его пациенту для снятия болей? Она знала, что морфин, содержащийся в опиуме, оказывает болеутоляющее действие, являясь всего лишь одним из алкалоидов. Но как ни старалась, не могла вспомнить его процентное содержание. Так в каком количестве и как его следовало употреблять?

Курить, разжевывать, глотать, пить, растворяя в воде? Она не имела понятия.

– Полагаю, хватит, – сказала она, надеясь, что голос ее прозвучал убедительно.

– А как пациентка должна принимать его?

– Решим на месте, – ответила, не моргнув глазом, Беатриче. – Возможностей много, но, с одной стороны, все зависит от состояния Зекирех, а с другой – от условий, в которых она находится. Если кто-то сидит у ее постели постоянно, то вряд ли мы сможем сжигать опиум в курительной емкости.

Али кивнул. Ее аргументы казались ему убедительными. А может быть, он хотел, что называется, раскусить ее. В конце концов, работая врачом, он использовал те же самые уловки.

– Я возьму еще кое-что, тогда можно будет идти.

Пока Али доставал из шкафа свой большой саквояж, Беатриче аккуратно завернула пакетик. Они положили опиум на самое дно саквояжа и замаскировали, положив сверху различные медицинские инструменты, медикаменты, и отправились в путь.

При виде охраны перед дворцом Беатриче стало не по себе. Чем могут они поплатиться, если в саквояже врача обнаружат опиум? Али аль-Хусейну, уважаемому лейб-лекарю эмира, возможно, удастся выкрутиться и избежать тяжкого наказания. Быть изгнанным из города – вот самое страшное, что угрожало Али. Ей же, женщине, да еще и неверной, можно было бы сколько угодно доказывать свою невиновность, полагаясь на милость эмира. Ее бы все равно казнили без промедления.

Но опасения были напрасными. Охрана беспрепятственно пропустила их.

Слуга, уже дожидавшийся у ворот, провел их к гарему. До двери комнаты Зекирех их сопроводил евнух. Когда они оба увидели пожилую женщину, то были поражены ее видом – она страшно исхудала и напоминала скелет, обтянутый кожей; под тонкой простыней четко обозначились кости. Но больше всего Беатриче поразило ее лицо: смертельно бледное, с выдающимися скулами и глубоко запавшими глазами; это больше напоминало обтянутый кожей череп мертвеца, чем живого человека. Зекирех пребывала в состоянии глубокой апатии, и лишь по тихому жалобному стону можно было определить, что жизнь еще теплилась в ней. Беатриче встала на колени перед кроватью и взяла руку старой женщины.

– Зекирех, – тихо произнесла она и бережно погладила морщинистую руку. – Зекирех, ты слышишь меня?

Старуха медленно и с большим трудом открыла глаза. Когда она увидела Беатриче, на лице ее промелькнула слабая, едва заметная улыбка.

– Беатриче, ты пришла. – Ее голос был настолько слаб, что Беатриче пришлось наклониться, чтобы услышать ее. – Ты выполнишь свое обещание?

Беатриче кивнула.

– Да. Поэтому я здесь. Али аль-Хусейн и я принесли кое-что, чтобы облегчить твои боли.

– Это хорошо, – раздался голос за спиной.

Беатриче обернулась и увидела Ханнах.

Служанка выглядела бледной и усталой. Черты ее лица заострились. Можно было предположить, что она не покидала свою госпожу ни днем, ни ночью.

– Зекирех, я могу обсудить с Ханнах, что необходимо делать?

Зекирех слабо кивнула и закрыла глаза. Она вновь принялась тихо причитать и стонать. Беатриче отвела Ханах в сторону, чтобы их не было слышно. Али, стоя на коленях, начал осмотр.

– Когда это случилось, Ханнах? – взволнованно прошептала Беатриче. – Как долго она находится в таком состоянии?

– Ей так плохо вот уже несколько дней, госпожа.

Темные глаза служанки наполнились слезами.

– Что? – Беатриче с трудом удалось не повысить голоса. – Как ты могла допустить это, Ханнах? Почему не послала за Али аль-Хусейном намного раньше?

Служанка начала плакать.

– Она не хотела, госпожа. Я ее настойчиво уговаривала, пыталась убедить, что надо пригласить врача, – она мне запрещала. И хотела говорить лишь с вами. – Ханнах зарыдала. – Сегодня утром я не смогла больше смотреть на это. Я тайно покинула комнату и отправила к Али аль-Хусейну посыльного. Я знаю, что если бы госпожа смогла, то дала бы мне за это пощечину, но она слишком слаба для этого.

Ханнах закрыла лицо руками. Беатриче взяла ее за плечо.

– Пожалуйста, успокойся, ты все сделала правильно, – попыталась она утешить служанку. – Расскажи- ка мне все по порядку.