как мы. В море стояла легкая зыбь, и для столь небольшого корабля, как наш, у нас было вдоволь людей. Солнце зашло, и «Винсент» лег в дрейф, как я и ожидал. После этого произошло нечто такое, чего я не ожидал: он выкатил свои орудия в порты. В темноте мы не видели пушек, но до нас донесся недвусмысленный грохот пушечных колес.

Туман сыграл бы нам на руку, но погода стояла ясная. Однако я решил дождаться захода луны и атаковать в любом случае. Я оставил с Буше на борту малочисленную команду и усадил максимально возможное количество людей в баркас, пирогу и шлюпку. Я командовал баркасом, Бутон — пирогой, а Рыжий Джек — шлюпкой.

Мы отплыли во время ночной вахты, и я молил Бога, чтобы большинство испанских моряков спали. Я сказал людям, что самое главное — это подойти к кораблю на всех трех лодках одновременно и всем до единого вопить зверскими голосами, когда начнется сражение. Я управлял рулем, а Новия сидела рядом на корме, обняв меня одной рукой, но я взял с нее обещание, что она останется там и присмотрит за баркасом. Разумеется, она не сдержала своего слова, но об этом я расскажу позже.

Пирога и шлюпка подошли к ближнему, левому борту, а мы — к правому. Я собирался выстрелом из пистоля дать сигнал к атаке.

На деле все произошло не совсем так. С корабля раздался крик, и я увидел на фоне звездного неба силуэт перегнувшегося через планшир человека, который указывал рукой и орал. Я выстрелил в него, и в следующий миг грохнуло одно из орудий правого борта. Не знаю, куда они целились, если вообще целились, но орудие пальнуло. Возможно, они прости хотели разбудить всю команду.

Несколько наших парней, вооруженных мушкетами, открыли огонь, целясь в порты. Это было хорошо, но я не представлял, как истолкуют выстрелы Бутон и Рыжий Джек. Как только мы подошли достаточно близко, я бросил кошку, рассчитывая подняться на борт первым.

Новия опередила меня, вскарабкавшись по тросу с обезьяньим проворством, едва лишь кошка зацепилась за планшир. В жизни не испытывал такого страха, как тогда. Я бросился за ней следом со всей возможной скоростью, но она уже перебралась через планшир, когда я только схватился за трос и полез наверх. Я услышал выстрелы и решил, что Новия убита. Это был один из самых ужасных моментов в моей жизни.

Я поднимался в полной уверенности, что сейчас увижу ее мертвое тело, но когда я добрался до верха планшира, у меня уже не оставалось времени смотреть по сторонам. Все испанские матросы были вооружены и полны боевого задора, и на палубу выскакивали голые и полуодетые мужчины, тоже настроенные воинственно. Наши парни перелезали через планшир левого борта, грозно вопя и стреляя; пули влетали в пушечные порты, ударяясь в железные стволы орудий, и свистели в воздухе повсюду вокруг. Едва спрыгнув на палубу, я выстрелил в голого мужика, вооруженного длинным мечом. Когда дым рассеялся, я сжимал в одной руке абордажную саблю, а в другой разряженный пистоль, которыми и сражался далее.

Мы победили, но бой был ожесточенным. Я не сильно погрешу против истины, сказав, что все обстоятельства были против нас. Во-первых, на «Винсенте» оказалась более многочисленная команда, чем на большинстве торговых судов, и все они уже высыпали на палубу с оружием ко времени, когда мы перебрались через планшир, — судя по всему, испанский капитан опасался нас даже больше, чем мы его. Во-вторых, на борту судна находились пассажиры, в основном молодые идальго, направлявшиеся в Новую Испанию с целью повысить семейное благосостояние. Каждый из них имел при себе меч, а большинство и другое оружие: походные пистоли, фузеи, охотничьи ружья, лезоручные кинжалы-даги и тому подобное. Некоторые путешествовали со слугами, и слуги тоже сражались. Один из них стрелял из мушкета с двумя короткими стволами (мой отец назвал бы такой люпарой), двумя курками и двумя спусковыми крючками. Я забрал двуствольный мушкет себе и именно им впоследствии пользовался в сражении при Портобело и прочих боях.

Единственное наше преимущество заключалось в том, что испанцы не заметили нас, покуда мы не подошли к ним вплотную. Заметь они нас раньше, они бы открыли по нам огонь из пушек. Один меткий канонир при капле везения разнес бы наш баркас в щепки. Произведи испанцы такой выстрел — и победили бы они, а не мы.

Новия получила сильный удар по голове твердым предметом — возможно, сабельной гардой. Она не знала, а я мог лишь догадываться по виду огромного синяка. Она не представляла, сколько времени провела в беспамятстве, и не помнила толком, что делала, прежде чем лишилась чувств от удара. Я опустился рядом с ней на колени и говорил какие-то слова, покуда она не нашла в себе силы подняться на ноги. Новия лежала на длинном кинжале, который купила в Порт-Рояле, и он был обагрен кровью по самый эфес. Позже Рыжий Джек с несколькими своими ребятами обыскал палубу и нашел ее медные пистоли, оба разряженные.

Я сам отделался синяками да шишками, касательным пулевым ранением и прочими царапинами, многие наши парни пострадали значительно сильнее. Если не ошибаюсь, мы потеряли трех человек убитыми. Испанцы потеряли гораздо больше — человек пятнадцать — двадцать.

Сразу по окончании боя мне следовало крепко отругать Новию за то, что она взобралась на судно.

— Ты пообещала оставаться в лодке, — сказал я.

А она ответила:

— Тогда мы не думали, что нас заметят, Крисофоро. Но они нас заметили, и кто-то должен был в считанные секунды подняться на палубу. Это сделала я.

Как я сказал, мне следовало крепко, по-настоящему крепко отругать Новию, но она была ранена, я тоже, и потому я сказал только:

— Ты доиграешься: когда-нибудь тебя убьют.

Мы собрали пленных на палубе, и я произнес обычную речь о нашей готовности принять добровольцев. Любой желающий примкнуть к нам станет полноправным членом команды и разбогатеет. Никто не изъявил желания.

— Хорошо, — сказал я, — тогда слушайте внимательно. Вы ожесточенно сражались. Обычно мы убиваем всех, кто оказывает нам сопротивление, ясно? Любое сопротивление. Моим ребятам не терпится расправиться с вами, но я попытаюсь спасти ваши шкуры. Ведите себя смирно — я затолкаю всех вас в баркас и отправлю к Кубе. Попробуйте рыпнуться — и вы покойники.

Я извлек саблю из ножен и сделал паузу, давая пленникам возможность переварить услышанное.

— Хорошо, на борту есть врач. Он мне нужен. Сию же минуту!

Я почти не сомневался, что среди пленных есть врач, поскольку заметил в задних рядах толпы парня, перевязывавшего кому-то руку, и он производил впечатление человека, знающего толк в этом деле. Когда врача выпихнули вперед, я схватил его и велел заняться нашими ранеными, причем прямо здесь и сейчас, иначе будет плохо, а затем подтолкнул в спину.

— Теперь плотник. Я знаю, что среди вас есть плотник. Давайте взглянем на него.

Он выступил вперед — думаю, потому только, что понимал: если он не выйдет сам, его заставят силой.

— Помощник плотника! Давайте взглянем и на него тоже.

Три или четыре матроса сказали, что он убит, и вызвались показать мне тело. Я велел плотнику найти своего помощника, и тот действительно оказался мертвым.

— Еще один — и я отпущу вас. Парусный мастер! Выйди вперед.

Товарищам по команде пришлось подталкивать его в спину, но он вышел.

Мы спустили на воду баркас и посадили в него всех остальных. В трюме находилось вино в бутылях. После того как все раненые пираты, а также Новия и врач выпили по глотку, две бутылки опустели. Мы наполнили их водой и отдали людям в баркасе вместе с двумя буханками корабельного хлеба. Они отплыли, и уже через несколько минут я увидел, как на маленьком суденышке установили мачту, подняли и развернули к ветру гафель. Среди них были отличные моряки.

Я сказал трем задержанным мужчинам, что никто не собирается вынуждать их становиться пиратами.

— Мы направляемся к Коровьему острову, — сказал я. — Выполняйте свою работу и помалкивайте — и я высажу вас на берег целыми и невредимыми, с изъявлениями благодарности. Вас трое, так что у каждого