направились строго на север, чтобы оказаться позади галеона, который удалился от берега, огибая упомянутый узкий мыс. Беда в том, что мы прошли за кормой испанца не перпендикулярно его курсу, как я планировал, а по косой, и потому наши снаряды ушли в сторону, не причинив кораблю значительных повреждений, да и стреляли мы с расстояния примерно пятисот ярдов.

В результате из пяти снарядов три попало в цель, а два пролетели мимо, и руль галеона не пострадал. Противник ответил нам бортовым залпом, пока мы шли северным курсом, но ко времени, когда капитан развернул галеон бортом к нам, расстояние между нами значительно увеличилось. Если какие-то снаряды и преодолели разделявшее нас расстояние, они все равно не достигли цели. Мы увидели огромные столбы брызг, и мне кажется, ни один снаряд не упал в непосредственной близости от «Кастильо бланко».

Я разглядывал галеон в подзорную трубу — выискивая следы попадания наших ядер, как вы догадываетесь. Вернее, молясь о том, чтобы таковые там оказались. Я увидел три попадания, как написал выше. Я также увидел позолоту и резьбу на корме и опознал в корабле «Санта-Люсию» — тот самый галеон, который пересекал с нами Атлантику, когда я служил на «Санта-Чарите».

Потом мы помчались, спасаясь от преследования, вдоль западного побережья Испаньолы. «Санта- Люсия» имела на борту два носовых орудия и выстрелила из обоих. Думаю, это были длинноствольные двенадцатифунтовики или пушки примерно такого толка. Всецело поглощенный стараниями хоть немного увеличить скорость, я вспомнил про наше кормовое орудие, только когда оно пальнуло в первый раз. В ожидании очередных выстрелов я навел подзорную трубу на нос «Санта-Люсии», и второй выпущенный снаряд попал в него прямо над ватерлинией. Следующий разорвался на баке — я видел брызнувшие в стороны щепки.

Мы стреляли отлично, и мне захотелось сбежать вниз и похлопать по плечу парней из пушечного расчета. Я спустился в каюту — и угадайте, кто наводил орудие на цель и подносил фитиль к запальному отверстию?

Новия! Именно тогда я вдруг осознал: случись что со мной, она станет новым капитаном. Мужчины прочистили ствол банником, засыпали порох, забили ядро и снова выкатили пушку. Она навела орудие на цель и выстрелила. Я не видел, куда попал снаряд, но парни радостно завопили, а она выкрикнула:

— Так держать, мои храбрецы!

Когда они принялись прочищать пушечный ствол перед следующим выстрелом, я пятясь вышел из каюты и снова поднялся на ют. Новия управлялась с орудием не хуже, чем управлялся бы я, а то и лучше. Любые мои слова или действия скорее навредили бы делу, чем помогли.

По законам жанра здесь должен состояться ожесточенный морской бой: «Кастильо бланко» сбрасывает скорость и сходится дулом к дулу с «Санта-Люсией», а горстка отчаянных смельчаков во главе со мной переходит с нашего тонущего гамбургерного ларька на испанский галеон. В зубах у меня зажат нож, но тем не менее я выкрикиваю что-нибудь залихватское.

Что ж, прощу прощения. Я здесь пишу правду, и ничего подобного не происходило. Двигаясь северным курсом, мы полным ходом вошли в пролив Гонав, и галеон мчался за нами по пятам. «Санта- Люсия» потеряла бушприт, а когда одним из произведенных Новией выстрелов у нее снесло грот-мачту, испанцы оставили попытки догнать нас. Ромбо стал разворачиваться по широкой дуге, предполагая зайти галеону сзади и отрезать путь к отступлению, но ко времени, когда «Магдалена» показалась в пределах видимости, все уже было кончено.

Здесь мне следует сказать несколько слов о стрельбе из тяжелых орудий на море. Стрелять диких животных из мушкета гораздо легче. На суше вы обычно надежно устанавливаете мушкет на ветке дерева или на камне либо кладете ствол в развилку рогатины, которую носите с собой. На море зафиксировать в одном положении тяжелую пушку не представляется возможным.

Что равно плохо, вы не можете смотреть в прицел, когда производите выстрел. Откат орудия убьет вас.

Делать нужно следующее. Сначала вы оцениваете среднюю амплитуду бортовой или килевой качки своего корабля. (На крупном судне с этим можно изрядно ошибиться.) Потом наводите орудие на цель. Лучше всего целиться в основание мачты вражеского судна, видимое через прицел в наивысшей точке амплитуды бортовой или килевой качки. Затем отпрыгиваете в сторону и хватаете фитиль. Подносите горящий конец фитиля к запальному отверстию, выбрав момент, когда дуло находится на высоте, близкой к нужной вам. Орудие выстрелит примерно через четверть секунды после того, как вы подожжете порох.

Здесь многое зависит от удачи. Но многое зависит от мастерства, особенно от точной оценки амплитуды качки и промежутка времени между запаливанием пороха и непосредственно выстрелом. Даже самый неудачный выстрел порой поражает цель. Такое обязательно случается время от времени. Но в конечном счете хороший выстрел всегда лучше плохого.

Я лично всегда начинал читать «Аве Марию», когда корабль находился в низшей точке амплитуды бортовой или килевой качки, и отмечал, на каком слове он достигает наивысшей точки, а потом подносил фитиль к запальному отверстию за одно слово до нужного момента. Я не знаю, что делала Новия. Знаю только, что у нее все получалось.

В последний раз я видел Тортугу, когда сидел на веслах пироги. Теперь я был капитаном красивейшего на свете пиратского корабля и имел в своем распоряжении еще один, крупнее и тоже красивый, капитан которого подчинялся мне. Мое новое положение многое изменило для меня: капитан «Кастильо бланко» был гораздо больше обеспокоен и имел гораздо больше поводов для беспокойства, чем паренек, в недавнем прошлом сидевший на веслах пироги.

— Это Черепаший остров, — сказал я Новии. — Видишь, какой он формы?

Она кивнула, продолжая разглядывать остров в мою подзорную трубу, а потом посмотрела на бело- золотой французский флаг, под которым мы шли.

— Они не станут стрелять в нас?

— Молодчина, — сказал я, — ты заметила батареи. Я тоже заметил. Мы не подойдем на расстояние дальности огня. Мы с Ромбо поплывем к берегу на шлюпке.

— Ты такой же француз, как я, Крисофоро. Пошли Бутона.

Я сказал, что могу сойти за француза и хочу взглянуть на батареи.

Когда мы с Мелином покидали Тортугу, там не было береговых батарей и город лежал в руинах, разрушенный испанским обстрелом. К настоящему времени город восстановили, он состоял главным образом из лачуг, но теперь имел более широкие и прямые улицы, застроенные не одними только лачугами.

Береговая батарея, к которой подошли мы с Ромбо, состояла из пяти длинноствольных орудий — вероятно, двенадцатифунтовиков — и печи для раскаливания ядер. Каменная стена защищала пушечные расчеты от огня с моря. Мы поприветствовали дежурного офицера и представились законопослушными торговцами, желающими зайти в бухту по своим торговым делам.

Он подмигнул и спросил, уж не пушками ли мы торгуем — он заметил орудийные порты на нашем судне. Я объяснил, что пушки нам нужны, чтобы отстреливаться от проклятых испанцев, и выразил уверенность, что с каждого корабля, заходящего в бухту, взимается небольшая пошлина. Мы охотно заплатим. Сколько? Затем мы с Ромбо принялись торговаться с офицером и в конечном счете сбили первоначально названную цену почти вдвое.

Едва мы успели пришвартоваться к причалу, как явился солдат с письмом, в котором говорилось, что губернатор острова желает побеседовать с обоими капитанами сегодня во второй половине дня.

Месье Бертран д’Ожерон был одним из самых здоровенных мужчин, каких я видел в жизни. Он был толстым, конечно, но и высоким тоже, и под слоем жира скрывались мощные мускулы. Странно, но он — со своим широким толстым лицом и маленькими носом и ртом — производил впечатление глупого человека. Вдобавок он имел обыкновение широко распахивать глаза и в такие моменты становился похож на полного идиота. Когда он сделал это в третий раз, до меня дошло: он надеялся, что мы сболтнем какую-нибудь глупость, на которой он сможет подловить нас, если мы продолжим прикидываться честными торговцами.