Я не лгал. Я никогда не был во Франции и полагал, что побывать там было бы интересно.

— Но мы не хотим возвращаться туда нищими. Во всяком случае, я не хочу. Я хочу разбогатеть. Может, кто-нибудь из вас полагает, что люди, отправляющиеся в Вест-Индию с целью нажить состояние, возвращаются на родину с пустыми Руками? Так встаньте и говорите, хотелось бы послушать.

Никто не промолвил ни слова.

— Отлично. Мы все думаем одинаково. Испанцы сильно задолжали нам.

Многие выразили согласие, иные довольно громко.

— Если все выйдет по-моему, мы вернем себе то, что нам задолжали. Я был пиратом. Некоторые из вас уже знают это и знают, что я сведущ в пиратском промысле. Я собираюсь снова заняться им, если вы выберете меня. Испанский король снова услышит о нас… — Здесь мне пришлось повысить голос до крика. — И он будет проклинать тот день, когда впервые о нас услышал!

За Янси проголосовали трое, включая его самого. Все остальные проголосовали за меня. Примерно через час он потребовал решить спор поединком. Он был здоровенным, крепким парнем и явно рассчитывал убить меня.

В свое время Джексон на «Уилде» объяснил мне, что? пираты делают в таких случаях, и именно так мы с Янси поступили. Я думал, мы будем драться на мушкетах, но, видимо, кто-то рассказал парню про Ганье, и он отказался стреляться. Я сделал вид, будто страшно расстроился, но в конце концов сдался.

— Ладно, — сказал я, — абордажные сабли.

Затем нам предстояло найти остров, где нам никто не помешает. На поиски ушло два дня, и таким образом я получил время вспомнить все, что рассказывал мне отец о ножевых драках. (На самом деле абордажная сабля представляет собой просто длинный тяжелый нож с большой гардой.) Я нашел немного денег в капитанской каюте, золото оставил Новии, а все остальное — медь и серебро — положил в карман.

Мы вместе сели в баркас, Янси на носу, я на корме, и гребная команда подвезла нас к берегу крохотного необитаемого островка.

Следуя моим указаниям, старшина-рулевой поставил нас на расстоянии десяти длинных шагов друг от друга.

— Когда мы отойдем от берега, парни, вы должны выяснить отношения. Только один из вас вернется на корабль. Мы будем оставаться в пределах слышимости. Когда победитель призовет нас криком, мы вернемся за ним.

Я кивнул, показывая, что все понял. Возможно, Янси тоже кивнул. Я не знаю.

Когда они оттолкнули баркас от берега и запрыгнули в него, я сказал:

— Слушай, Янси, я твой капитан, нравится тебе это или нет. Ты отличный боец, и мне не хотелось бы потерять тебя. Как ты смотришь на то, чтобы решить дело миром прямо сейчас? — Левой рукой я доставал деньги из кармана, пока говорил.

Гребная команда принялась табанить правыми веслами и загребать левыми, разворачивая баркас, и Янси бросился на меня. Я швырнул ему в лицо горсть монет и вонзил абордажную саблю в грудь. Во время захвата «Магдалены» я видел, как испанский офицер наносит такой удар мечом, сделав длинный выпад вперед правой ногой. У меня получилось не так здорово, как у него, но достаточно хорошо, и левой рукой я схватил Янси за кисть.

К моменту, когда баркас развернулся носом к кораблю и гребцы оказались лицом ко мне, Янси лежал мертвый на песке у моих ног. Я крикнул парням оставаться на месте: я дойду до баркаса вброд.

Вероятно, мне следовало помолиться о Янси той ночью, поскольку именно я убил его. Я собирался, но отвлекся на другие дела — поцелуи, шутливую возню и все такое прочее — и не помолился. Однако впоследствии я не раз молился о нем и сегодня отслужу обедню за упокой его души.

Он был примерно моего роста и фунтов на сотню тяжелее меня. Возможно, он действительно был хорошим бойцом — по крайней мере, считал себя хорошим. В своей жизни я участвовал во многих поединках, но не считаю себя по-настоящему хорошим бойцом — всего лишь неплохим. Тем не менее я на собственном опыте узнал две важные вещи, касающиеся поединков. Первое: если бросаешься на противника, ты должен делать это наверняка. Атаковать лучше всего в момент, когда противник не ожидает этого. Если он готов к твоей атаке, тебе лучше придумать что-нибудь другое.

Второе даже более важно. Если ты имеешь репутацию хорошего бойца, тебе не приходится драться часто. Парни, которые постоянно ищут поводы для драки, не любят проигрывать. А значит, каждая твоя схватка имеет больше значения, чем кажется. Ты хочешь победить и хочешь разорвать противника на куски, чтобы все знали, кто победил, и не питали никаких сомнений на сей счет. Никогда не слушайте парней, которые болтают о честной драке. Половину времени они просто пытаются заломить тебе руку за спину. Если ты боксируешь, дуешься в карты или мечешь кости, играть надо честно. Это всё игры. Но драка — не игра.

Время уже позднее, мне пора запирать Молодежный центр и возвращаться в приходской дом, поэтому я просто скажу, что говорил мне отец о ножевой драке. Побеждает тот, кто ловко применяет предмет, зажатый в другой руке. Это может быть практически все, что угодно: связка ключей, которые он швыряет в противника, как я швырнул горсть монет, или камень, или палка. Куртка. Все, что угодно. Он использует подручное средство, чтобы отвлечь внимание противника буквально на четверть секунды. Если ты умеешь наносить длинные удары ножом так, чтобы тебя самого не зацепило, ты победишь. Если умеешь глубоко вонзать нож, не ломая лезвия, — то же самое.

Я принимал исповеди. Люди здесь исповедуются гораздо реже, чем мы делали в монастыре, хотя у них гораздо больше поводов для покаяния, чем имелось у меня тогда. Я бы проводил исповеди чаще, будь моя воля, но я не пастор.

Разумеется, мы обязаны соблюдать тайну исповеди, но британский акцент, услышанный мной сегодня, заставил меня вспомнить капитана Берта. В Англии мало католиков, а в нашем приходе, состоящем в основном из представителей романских народов, мало англичан. Поэтому я слушал не только, что говорил мне этот человек, но и как он говорил.

Капитан Берт так и не вернулся в Суррей, как планировал, и я всегда думал, что он был счастливее меня, хотя умер раньше: ведь у меня не было Суррея, куда вернуться. Но сегодня я услышал, как девушка за дверью исповедальни засмеялась шутке какого-то парня в очереди, и именно тогда до меня вдруг дошло, что мне есть куда возвращаться. Только мой Суррей не географический объект, а человек. Я вернусь к ней во что бы то ни стало.

Здесь мне следует заметить, что через несколько дней после нашей встречи на корабле Новия обронила слова, которые должны были обеспокоить меня больше, чем обеспокоили тогда. Сейчас я просто упомянул об этом, а позже поговорю подробнее.

Опять вышла стычка у бильярдного стола, и мне пришлось доходчиво объяснить всем, что я не отец Фил, а отец Крис, и, если ты толкаешь меня, я могу толкнуть сильно. Я всегда прощаю мальчиков, но давно понял, что лучше сначала сбить их с ног, а простить потом, когда помогаешь им встать. Мальчиков необходимо хорошенько повалять по полу, чтобы они раскаялись.

Мальчишечьи драки у бильярдного стола не имеют никакого отношения к капитану Берту и Карибскому морю, поэтому здесь я остановлюсь и не стану ничего рассказывать о картах. Если вы когда-нибудь прочитаете это, возможно, вы зададитесь вопросом, что же случилось с монетами, которые я швырнул в лицо Янси, — подобрал ли я их. Нет, не подобрал. Правду сказать, тогда я и думать про них забыл. Я оставил Янси там на берегу, и монеты валялись вокруг него в луже крови и на песке.

В своей жизни я побывал на многих островах, чудесных и не очень. Остров, который мы выбрали, чтобы очистить днище корабля, не относится к числу моих любимых — остров и остров, ничего особенного.