голодных, беззаконных улицах. Я — ваш умный брокер Судного дня. Взорвутся Гарлем, Бронкс и Бруклин, вот тогда-то, друг мой, вы будете рады, что у вас есть умный брокер… Да. Умный брокер… который знает, как контролировать давление пара… Да-да! В тот день владельцы капиталов — они будут рады отдать все, что имеют… отдать даже свое первородство за контроль над этим голодным, беззаконным паром. Нет, уезжайте обратно и скажите там: «Епископ, я был в Гарлеме и вернулся сообщить вам, что мы хорошо поместили капитал. Мы нашли умного брокера. И когда все обрушится, мы окажемся на возвышенном месте».

Тут снова зажужжал селектор, и голос секретарши произнес:

— Звонит мистер Симпсон из «Общества взаимного гражданского страхования», хочет говорить с президентом компании «Гарантированные инвестиции».

Преподобный Бэкон снял трубку.

— Реджинальд Бэкон слушает… Да, верно, президент и главный управляющий… Верно, верно… Да, ценю ваш интерес, мистер Симпсон, но этот выпуск мы уже передали на продажу… Именно так, весь выпуск… Ну, конечно, мистер Симпсон, эти облигации пользуются широкой популярностью. Разумеется, знать рынок очень полезно, как раз для этого и существует компания «Гарантированные инвестиции». Мы хотим вовлечь в рынок наш Гарлем… Да. Не выставлять, как испокон веку, на продажу, а чтобы он сам принимал участие в продажах… Спасибо, спасибо… Почему бы вам не обратиться к нашим партнерам на Уолл-стрит? Знаете такую фирму «Пирс-и-Пирс»?.. Да, да, они самые. Через них был реализован большой пакет этих облигаций, даже очень большой пакет. Я уверен, они будут рады делать с вами дела.

«Гарантированные инвестиции»? «Пирс-и-Пирс»?

«Пирс-и-Пирс» — это одна из самых крупных и активных банковско-инвестиционных фирм на Уолл- стрит.

Страшное подозрение закралось в душу Фиска, от природы такую доброжелательную. Он покосился на Моуди — Моуди смотрел на него и явно думал о том же. Не употребил ли Бэкон их 350 000 на операцию с ценными бумагами, о которой он сейчас в неопределенных выражениях упоминал? Если деньги утекли на рынок ценных бумаг, то теперь уж и следов не сыщешь.

Не успел Преподобный Бэкон положить трубку, как Фиск сразу же забормотал:

— Я не знал, что вы… Впервые слышу, что у вас… Так, может быть, вы… Но я не думаю… Что такое… Я поневоле услышал… Что такое «Гарантированные инвестиции»?

— А, мы немного занимаемся бизнесом, если можем помочь, гарантируем размещение бумаг, знаете ли, — ответил Преподобный Бэкон. — Почему Гарлем обязательно должен покупать в розницу, а продавать оптом? Почему бы Гарлему самому не быть брокером?

По понятиям Фиска, это был совершеннейший вздор.

— Но где вы берете… Каким образом вы финансируете… Ведь такая деятельность… — Выпустить последнюю словесную петарду он оказался не в силах. А подходящие эвфемизмы, как на грех, не приходили в голову.

И тут неожиданно опять заговорил Моуди:

— Я немного разбираюсь в инвестиционном деле, Преподобный Бэкон, и знаю, что оно требует изрядных капиталовложений. — Тут он сделал паузу, и Фиск догадался, что он тоже тонет в волнах околичностей. — То есть, я хочу сказать, нужен капитал, капитал в обычном смысле. Вы тут… мы тут сейчас вели разговор о капитале к северу от Девяносто шестой улицы, который должен, э-э-э, регулировать давление, как вы выразились… Но тут, на мой взгляд, речь о простом капитализме, о капитализме в классическом смысле, если вы меня понимаете.

Преподобный Бэкон бросил на него желчный взгляд и недобро ухмыльнулся.

— Нам капитал не требуется. Мы только даем гарантии, предлагаем для продажи облигации, если они — на благо общества… Да. Школы, знаете ли, больницы…

— Да, но…

— Как было известно Павлу, много дорог ведет в Дамаск, мой друг. Много дорог.

Слова «много дорог» повисли в воздухе, насыщенные смыслом.

— Да, я знаю, но…

— Будь я на вашем месте, — произнес Преподобный Бэкон, — я бы не беспокоился о «Гарантированных инвестициях». А, как говорили старые люди, занимался бы своим вязанием.

— Именно это я и делаю, — сказал Моуди. — Триста пятьдесят тысяч долларов — вот оно, мое вязание.

Фиск снова вобрал голову в плечи. Моуди как расхрабрился! Сдуру, конечно, по невежеству. Сейчас Бэкон ему покажет почем фунт лиха. В эту минуту опять загудел селектор.

Секретаршин голос объявил:

— На проводе Энни Лэмб. Говорит, ей надо вам что-то сообщить.

— Энни Лэмб?

— Да, Преподобный.

Глубокий вздох.

— Хорошо. Я возьму трубку… Энни?.. Энни, подожди минуту. Не так быстро… Что ты сказала? Генри?.. Какой ужас, Энни… И серьезно?.. О-ох, Энни, горе-то какое… Ах, все-таки? — Преподобный Бэкон долго слушает, понуря взор. — Что говорят в полиции?.. Ихние штрафные талоны?! Но это же… Это же не… Я говорю, это не… Вот что, Энни, слушай. Давай прямо сейчас приезжай сюда и все мне подробно расскажешь… Я пока позвоню в клинику. Да. Они не сделали, что положено, Энни. Так, по-моему. Не сделали, что положено… Что-что?.. Вот именно. Ты совершенно права. Они не сделали, что положено. И я этого так не оставлю… Не беспокойся. Давай прямо сюда.

Преподобный Бэкон положил трубку, повернулся вместе с креслом к Фиску и Моуди и посмотрел на них с мрачным прищуром.

— Джентльмены, у меня тут произошел несчастный случай. Одна из моих самых верных сотрудниц, наш народный вожак… ее сына сбила машина. Сбила и даже не остановилась… «Мерседес-бенц»… Да, «мерседес-бенц». Юноша на пороге смерти, а эта добрая женщина боится обратиться в полицию, и знаете почему? Из-за штрафных талонов. Из-за их штрафных талонов выписали ордер на ее арест. Это женщина, которая работает. Ездит на службу в Городской совет, на Ратушную площадь, ей машина нужна, а они выписали ордер на арест из-за штрафных талонов. Конечно, вас бы такие осложнения не остановили, если б это с вашим сыном случилось, но вы никогда не жили в гетто. Если б это было с вашим сыном, разве они бы так сделали? Забинтовали руку и отправили домой, когда у человека сотрясение мозга, и он теперь на пороге смерти… Да. Но в гетто это самое обычное дело. Наплевательское отношение к человеку… Наплевательское отношение — в этом суть гетто… Да. Джентльмены, наши переговоры откладываются. Меня ждут серьезные дела.

В машине по дороге из Гарлема молодые питомцы Йейля чуть не до самой Девяносто шестой улицы хранили молчание. Фиск радовался, что нашел машину там, где оставил, с непроколотыми баллонами и неразбитым лобовым стеклом. А Моуди — Моуди проехал двадцать кварталов, ни разу больше не пикнув о том, что стоял защитником в Йейльской футбольной команде.

В конце пути он предложил:

— Может, поедем пообедаем в «Лестере»? У меня там метрдотель знакомый, здоровенный такой черный верзила с золотой серьгой в ухе.

Фиск только слегка улыбнулся и ничего не ответил. Шутка Моуди дала ему повод почувствовать свое превосходство. Юмор отчасти состоял в допущении, что они могут пойти в «Лестер», самый модный нью- йоркский ресторан сезона. Так вот, Фиск как раз должен вечером быть в «Лестере». Кроме того, Моуди не знает, что «Лестер», хоть и самый модный, не относится к классическим вечерним ресторанам с шеренгами крахмальных мэтров и официантов. Он скорее в духе лондонских бистро, и потому его облюбовало английское землячество в Нью-Йорке, а Фиск со многими англичанами на дружеской ноге, и вообще, этого не втолкуешь такому парню, как Моуди, англичане удивительно владеют искусством застольной беседы. Фиск считает себя в главном англичанином, и по происхождению и по… врожденному аристократическому пониманию, как надо жить, — аристократическому не в смысле «самый богатый», а в смысле «самый лучший».

Он вроде великого лорда Филбэнка — а что, разве нет? Вроде Филбэнка, который был столпом англиканской церкви и использовал свои связи и финансовые познания, чтобы помогать бедным в