миниатюрных креслицах, тоже накрытых цветастыми чехлами от «Лоры Эшли». И у отделанной бантами спинки кровати, и среди старательно разбросанных кружевных подушечек, и на обеих прикроватных круглых тумбочках, с которых до полу свисали матерчатые чехлы… опять-таки не чехлы, а разорение сплошное. Никогда Шерман ни центом не попрекнул Джуди за то, какие сумасшедшие суммы она вложила в убранство только одной этой комнаты, и сейчас он тоже ни в малой мере не пожалел ни о каких затратах. Сердце его рвалось на части при мысли о том, как придется сейчас подыскивать слова, чтобы Кэмпбелл поняла, что призрачный мирок этой комнаты рухнул, и рухнул на много лет раньше, чем мог бы.
— Привет, малышка, что ты такое делаешь?
Не отрываясь, не взглянув:
— Пишу книжку.
— Пишешь книжку? Замечательно. А про что книжка?
Молчание; даже не поглядела; вся в работе.
— Солнышко, я хочу кое о чем поговорить с тобой, кое о чем очень важном.
Поглядела.
— Папочка, а ты можешь сделать книжку? Сделать книжку?
— Сделать книжку? Я не совсем понял, что ты имеешь ввиду.
— Ну книжку сделать! — в легком раздражении от его непонятливости.
— В том смысле, чтобы сделать настоящую книжку? Нет, их делают в типографии.
— А Маккензи сама делает. Ей папа помогает. Я тоже хочу.
Гарланд Рид, будь он неладен, с его так называемыми книгами. Уходя от ответа:
— Ну, сперва ведь надо сочинить и написать твою книжку.
С широкой улыбкой:
— А я начинила! — и жест в сторону листа бумаги на столе.
— Уже сочинила? — Он никогда впрямую не поправлял ее речь.
— Да! Ты поможешь мне сделать книжку?
Беспомощно, печально:
— Попробую.
— Хочешь прочитать?
— Кэмпбелл… — Вздох; против ее упорства он бессилен. — Да. С удовольствием прочитал бы.
Скромно:
— Она не очень длинная. — Дочь взяла со стола несколько листков бумаги и подала ему. Большими, аккуратными буквами:
МЕДВЕЖОНОК
Кэмпбелл Мак-Кой
Жил-был медвежонок. Его звали Келли. Он жил в лесу. У Келли было много друзей. Однажды кто-то проходил мимо и сиел у Келли еду.
Он очень огорчился. Он хотел посмотреть город. Келли пошел в город. Еще он хотел посмотреть дома. Только он потянулся, чтобы взяться за ручку двери, сбака как выскочит! Но собака не поймала Келли. Келли прыгнул в окно. И случайно нажал тривогу. Машины с полицейскими как помчатся, как загудят! Келли испугался. Келли всетки убежал.
Кто-то поймал Келли и принес его в зоопарк. С тех пор Келли полюбил зоопарк.
У Шермана голова будто паром наполнилась. Это же о нем! На миг он задумался, уж не могла ли она каким-нибудь необъяснимым наитием, по зловещим флюидам… догадаться… может быть, каким-то образом все это уже носится в воздухе их квартиры… Случайно нажал тревогу. Машины с полицейскими как помчатся, как загудят!.. Быть не может!.. но как же, ведь — вот!
— Тебе понравилось?
— Да, гм… я, гм…
— Папа! Тебе понравилось?
— Просто замечательно, детка. Ты очень талантливая… Не многие девочки в твоем возрасте… не многие. Просто замечательно.
— Теперь ты поможешь мне сделать книжку?
— Я… Мне кое-что надо сказать тебе, Кэмпбелл. О'кей?
— О'кей. Тебе правда понравилось?
— Да. Просто замечательно. Кэмпбелл, я хочу, чтобы ты выслушала меня. О'кей? Слышишь, Кэмпбелл, ты ведь знаешь, что люди не всегда говорят правду о других людях.
— Правду?
— Иногда люди говорят гадости, всякие плохие вещи, которых на самом деле нет.
— Какие?
— Иногда люди говорят гадости о других людях, вещи, которых не следовало бы говорить, вещи, от которых кому-то другому плохо. Ты понимаешь, о чем речь?
— Папочка, а можно я нарисую Келли на картинке для книжки?
Какого еще Келли?..
— Пожалуйста, Кэмпбелл, послушай. Это важно.
— Ооооооо'кеееееей. — Утомленный вздох.
— Ты помнишь, как однажды Маккензи сказала про тебя что-то нехорошее, сказала неправду?
— Маккензи? — Наконец-то ее внимание завоевано.
— Да. Помнишь, она сказала, что ты… — И, хоть тресни, не вспомнить, что же такое Маккензи тогда сказала. — По-моему, она сказала, что ты ей не подруга.
— Маккензи моя лучшая подруга, и я ее лучшая подруга.
— Я знаю. В том-то как раз и дело. Она сказала то, что не было правдой. Не хотела, но сказала, и вот так люди иногда поступают. Они говорят то, от чего другим плохо, может быть, сами не хотят, но говорят, и кому-то другому от этого плохо, поэтому так поступать не годится.
— Как?
Дальше, жми дальше.
— Причем не только дети. Иногда и взрослые тоже. Взрослые тоже бывают гадкими. Еще даже и хуже. Ну-ну, Кэмпбелл, ты уж меня послушай. Есть люди, которые говорят про меня гадости, говорят вещи, которых на самом деле не было.
— Да ну?
— Да. Они говорят, что я сбил мальчика машиной и сильно его ушиб. Пожалуйста, смотри на меня, Кэмпбелл. Так вот, это неправда. Я ничего такого не сделал, но есть нехорошие люди, которые это говорят, и ты можешь услышать, как это говорят, однако тебе надо знать, что все это неправда. Даже если будут говорить, что это правда, ты знай, что это неправда.
— А почему ты им не скажешь, что это неправда?
— Я скажу, но эти люди могут мне не поверить. Это нехорошие люди, которым хочется верить всяким гадостям про других.
— Но почему же ты им не скажешь?
— Я скажу. Но эти нехорошие люди собираются напечатать все эти гадости в газетах, передать по телевидению, так что многие им поверят, потому что будут читать их в газетах и смотреть по телевизору. Но это неправда. И мне все равно, что они думают, но мне не все равно, что думаешь ты, потому что я люблю тебя, Кэмпбелл, я тебя очень люблю, и я хочу, чтобы ты знала, что твой папа хороший и не делал того, что эти люди говорят.
— Про тебя будет в газетах? И по телевизору?
— Боюсь, что да, Кэмпбелл. Может быть, завтра. И твои друзья в школе, может быть, что-нибудь станут говорить тебе об этом. Но ты не должна обращать на них внимания, потому что ты знаешь, что то, что будет в газетах и по телевидению, — это неправда. Верно, солнышко?
— Значит, ты станешь знаменитым?