— Ты тоже меня уколешь, мистер? — спросила девочка.

— Чтобы взять кровь на анализ? Ты про это, Роуз?

Какую руку дать? — Она развернула руки, открыв локтевые сгибы с тоненькими голубыми ниточками вен под бледной кожей.

— А мне не нужна кровь, мы просто поговорим. Может, потом посмотрю только на твой язык и глаза, хорошо?

— Слушайся этого доброго дядю, — попросила дочку Терри, стоявшая на пороге детской. — Он согласился пожертвовать своим личным временем, чтобы осмотреть тебя.

Та послушно кивнула, приспустила рукава пижамы, села на край кровати и вдруг сказала:

— У меня огромная мерзкая опухоль в мозгу!

— Роуз! — воскликнула огорченная мать.

— Тебе про опухоль доктор сказал? — не обращая на нее внимания, спросил Саймон девочку.

— Нет, конечно! Он говорил маме, — ребенок оглянулся на Терри, — а она мне ничего не рассказывает…

— С тобой все будет хорошо, милая! — пообещала дочери Терри.

— Да я все знаю! Моя голова как компьютер, по которому ударили кирпичом!

Саймон обернулся к двери детской, у которой стояли сестры, и улыбнулся им.

— Сильно сомневаюсь, что это так, — сказал он. — Роуз, ты не побоишься остаться со мной в комнате одна? Без мамы и тети?

— Одна? — испугалась Терри. — Мне кажется, я…

— Я не боюсь! — перебила ее Роуз.

— Вам понадобится кипяток? Доктор, мы принесем, если нужно! — засуетилась Грейс.

— Я не врач, — резким движением повернулся к ней Саймон. — Я вам уже говорил.

— Извините, это по привычке.

— Мне нужна горячая вода, а не обжигающий кипяток.

Грейс и Терри вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.

Саймон внимательно прислушался к их шагам: вот они подходят к лестнице, спускаются, идут по коридору на кухню. Удостоверившись, что сестры не подслушивают, Саймон вновь обратился к Роуз:

— Значит, ты все время падаешь?

— Один доктор сказал, что во время припадка нужно лежать в постели, но я теряю сознание и все равно падаю с кровати.

— Нет ничего удивительного! — Саймон взял ее руку, повернул запястьем к себе и легко провел пальцами по тоненьким венам. — Роуз, вспомни, пожалуйста, что ты чувствуешь перед приступами? Может, видишь свет или ощущаешь запахи? Или слышишь что-нибудь?

— Иногда появляется запах.

Саймон приподнял ее голову и, мягко нажав на подбородок, открыл ей рот.

— Что тебе напоминает этот запах?

— Омлет!

— Ты любишь омлет, Роуз?

— Теперь не переношу!

Он успокаивающе улыбнулся.

— А чай тебе нравится?

— Я не пью чай, мне только восемь лет.

— Сегодня ты, пожалуй, попробуешь его!

Саймон всмотрелся в глаза девочки. Обычно у детей они ясные и чистые как хрусталь, а карие глаза Роуз потускнели, словно кто-то, разукрасив радужную оболочку акварелью, напоследок капнул воды и она стала смазанной, водянистой.

В дверь постучали, и Саймон, открыв ее, забрал поднос. Грейс бросила тревожный взгляд на племянницу и хотела заглянуть внутрь, но гость встал прямо перед ней, заслоняя комнату. Дождавшись, когда шаги за дверью стихнут, он продолжил разговор с Роуз.

— Представь себе, что тело — это сад. У твоей мамы есть сад?

— Да.

— Что произойдет, если он зарастет бурьяном и сорняками?

— Цветочкам не хватит воды!

— Вот именно! — согласился Саймон. Он раскрыл саквояж, на ощупь пробежался пальцами по склянкам, удерживаемым по бокам сумки резиновыми лентами, и отпихнул молоток в сторону, чтобы добраться до нижнего ряда бутылочек. В одной из них хранились омела белая и пузырек с порошком из ядовитых семян тиса. Их Саймон и вынул, открыл крышку и предложил Роуз понюхать.

Она наклонилась, уткнувшись носом в горлышко флакончика, и тут же скривилась:

— Гадость! Не буду пить такой чай!

— Так и быть, добавлю меда, но самую малость. И только ради тебя.

— Не хочу и не буду! — закапризничала Роуз.

Лицо Саймона расплылось в снисходительной улыбке взрослого, который готов терпеть непослушание неразумного ребенка, прекрасно зная, что все равно настоит на своем.

Под внимательным взглядом Роуз новый доктор растер меж пальцев пару малюсеньких зеленых листиков, держа их над чашечкой, которую на подносе принесла тетушка Грейс, потом добавил крошечную щепотку белого порошка из семян тиса и, залив все кипятком, объяснил:

— Это листья омелы. Ими украшают дома на Рождество. Узнаешь их?

— Да, под ними целуются!

— Верно, есть такой глупый обычай. На самом деле омела — благородное растение и ей поклонялись друиды. — Роуз равнодушно пожала плечами. — Омела растет только на коре особых деревьев, паразитируя и получая от них воду и минеральные вещества. Жрецы-друиды залезали за этим растением на дуб в первое полнолуние нового года и срезали веточку только золотым серпом. Омела считалась защитным талисманом. Если бы во время священной церемонии хоть маленький листочек священного растения упал на землю, жрецы тут же провозгласили бы, что их великую нацию ждут несчастья и неудачи. Представляешь, Роуз, как крепко держал в руках срезанную веточку друид, слезая с дерева!

— Друиды — это эльфы?

— Вовсе нет.

— А похожи!

— Твои судороги не имеют ничего общего с диагнозом врачей. Омела укрепит нервную систему и не позволит ложным сигналам поступать из мозга в мышцы.

— А опухоль у меня есть?

— Возможно, и есть. Ее одолеет порошок из семян тиса, который мы заварили с омелой. — В глазах Роуз, устремленных на дымящуюся чашку в руках «доктора», страх сменился живым интересом. — Ну что? Добавим мед?

— Давайте! — согласилась она. — Если надо выпить эту гадость, так уж лучше с медом!

— Всегда приходится идти на жертвы, если хочешь выздороветь! — подытожил Саймон и, открыв дверь, крикнул женщинам, чтобы принесли банку с медом и ложку. Через несколько минут прибежала Грейс и принесла все, что требуется.

— Вы уже поставили диагноз?

— Да, — прозвучал ответ «доктора». — Всему виной судороги — именно из-за них Роуз теряет сознание. Теперь оставьте нас одних.

Саймон добавил в чай немного меда и передал чашку девочке. Та взглянула на напиток с нескрываемым отвращением.

— Ты умеешь петь, Роуз? — спросил Саймон. — Если споешь, чай станет еще вкусней!

В девять часов утра Саймон был снова в пути. К этому времени он успел завершить все ритуалы и напоследок благословил обеих женщин и ребенка. Дом Макдоналдов провожал его мертвой тишиной и выглядел абсолютно умиротворенным.

Час спустя странник остановился в Чемберлене, на границе округа Ренфру, в сорока километрах от