– Приехали, моя остроумная французская леди. И, кажется, вовремя: в особняке Кемпбеллов вот-вот должен начаться обед.

– Вы, разумеется, останетесь на него?

Катрин с надеждой взглянула на графа.

– Нет. – В поведении графа Стенфилда откуда-то вдруг появилась несвойственная для него нервозность. – Прежде всего потому, что меня наверняка не пригласят. И вообще должен вас предупредить, Катрин: мы с вашей сестрой давние враги, поэтому не удивляйтесь ничему из того, что сейчас увидите.

Не оставляя ей времени на расспросы, граф распахнул дверцу остановившегося экипажа. Спрыгнув на землю, он протянул Катрин руку и помог выбраться наружу. Сердце девушки от волнения забилось так сильно, что она едва не потеряла сознание. Только когда Стенфилд остановился посередине просторного салона, Катрин смогла перевести дыхание и оглядеться.

Они находились в парадной гостиной, отделанной в современном стиле. Все здесь говорило о неземной роскоши: стены, обитые бледно-голубым шелком с золотистыми узорами, позолоченная мебель тонкой работы, сверкающий сотнями огней хрусталь в люстре и высоких канделябрах, в которых горели свечи. На мгновение Катрин показалось, что все происходящее не реально, а лишь снится ей. Но тут двери соседнего зала распахнулись и в комнату легкой походкой вошла прелестная молодая женщина в платье из белоснежного газа с крохотными рукавчиками-фонариками и сиреневым пояском под грудью. Катрин почувствовала, как сильно волнуется. Неужели эта очаровательная, хрупкая незнакомка – ее родная сестра Вирджиния? После стольких лет разлуки в это так трудно было поверить!

Едва маркиза увидела графа Стенфилда, как любезная улыбка на ее устах угасла, а в сияющих голубых глазах появился страх. Несколько секунд Вирджиния не могла справиться с собой. Ее полуобнаженная грудь, на которой покоилось великолепное бриллиантовое колье, часто вздымалась. Наконец она издала нервный смешок и чуть дрожащим голосом проговорила:

– Не верю своим глазам! Это и в самом деле вы, граф Стенфилд, или зрение меня подводит? Должно быть, дело, которое привело вас в мой дом, крайне важное, иначе я не знаю, как объяснить…

– Вам ничего не нужно объяснять себе, маркиза, я сам вам все объясню, – бесцеремонно перебил ее Джейсон. – Вы не ошибаетесь, дело, которое заставило меня прийти в ваш дом, в самом деле очень важное. И прежде всего для вас.

– Тогда, может быть, вы скажете мне…

– Конечно, – Стенфилд язвительно усмехнулся. – Ведь для этого я и пришел сюда.

Вирджиния так сильно сжала хрупкий костяной веер, что он треснул.

– Я не вполне понимаю вас, милорд.

– Вы давно бы все поняли, если бы перестали сверлить меня взглядом и обратили свои небесные очи на эту молодую леди, что пришла вместе со мной. Ничего не скажешь, вы очень гостеприимная хозяйка, леди Кемпбелл!

Маркиза и сама поняла свою оплошность. Заметно покраснев, она с виноватой улыбкой повернулась к девушке, собираясь что-то сказать, но так и застыла на месте с приоткрытым ртом.

– О Господи, Катрин… – только и смогла вымолвить она.

Сестры бросились в объятия друг друга. В следующую минуту на мадемуазель де Шатовье обрушился целый шквал вопросов и восторженных излияний. Но бурное приветствие было прервано решительным вмешательством графа Стенфилда:

– Прошу извинить меня, дорогие дамы, но я не вижу необходимости дальше задерживаться в доме леди Кемпбелл. Мисс Шатовье, – обратился граф к Катрин, – я выполнил свой долг джентльмена. Позвольте же теперь проститься с вами… О нет, разумеется, не навсегда, – прибавил он с такой дьявольской усмешкой, что Катрин мгновенно покраснела. – Разумеется, не навсегда, моя французская леди. Думаю, мы довольно скоро встретимся с вами. А сейчас прощайте, мисс Катрин. И не забудьте, что в ближайшие дни мадам Флери непременно навестит вас.

Откланявшись с подчеркнутой церемонностью, граф Мелвернский покинул гостиную. Сердце Катрин болезненно сжалось, когда она осознала, что теперь долго не увидит своего «преданного рыцаря из замка холодной зимы», как она ненароком окрестила его. Но вскоре другие чувства заполнили сердечко девушки, а новые встречи и заботы на время вытеснили из него образ Джейсона Стенфилда.

– А помнишь, как однажды ты решила сбежать из дома с нашим кузеном, маркизом де Казолем? Сколько тебе тогда было лет, Катрин? Кажется, одиннадцать?

– Да, как раз одиннадцать. А несостоявшийся жених был всего на год старше. Перед этим я прочитала, что в средневековой Франции с такого возраста уже можно было вступать в брак, и надеялась уговорить настоятеля монастыря бенедиктинцев, чтобы он нас обвенчал.

– Ну и сумасбродная же ты была у меня, сестричка!

– Да уж, зато ты всегда была хорошей девочкой. И у наших родителей никогда не возникало с тобой лишних хлопот. Не то что со мной!

Сестры беспечно смеялись, вспоминая детские проказы. На минуту Вирджиния поднялась с кресла, чтобы распахнуть окно и впустить в помещение побольше свежего воздуха.

– Кстати, я что-то не могу вспомнить, чем в конце концов закончилась та история?

– Мой юный жених оказался малодушным трусом. После того как аббат Мартин пригрозил рассказать обо всем нашим родителям, де Казоль попросту сбежал. Вернее, его увезли в нормандское имение деда. Хотя в моих глазах это было одно и то же.

Катрин незаметно вздохнула. Боже, какими же далекими кажутся сейчас те времена! Неужели это она когда-то была жизнерадостной, озорной девчонкой, всегда готовой в любой момент пуститься в самые рискованные авантюры? Как сильно она изменилась! Годы лишений сделали ее замкнутой и неуверенной в себе, а тот задор, который привлекал к ней сердца молодых людей, казалось, угас навеки.

– Ну, что ты так загрустила, сестренка? – ласково спросила Вирджиния, касаясь изящными пальцами