стане царит культ вещей и украшений, естественно игрушечных. Они имитируют семейную жизнь, шоу- бизнес, шопинг, офисную работу. Главная задача их жизни — получение максимального количества удовольствий. Они гнушаются чистыми эмоциями из Реала, поэтому в обмен на добытые ими в Реале любовь и счастье Королева дает им модифицированные и сублимированные удовольствия в порошках и каплях. У барбикенов превалирует практически одна эмоция — самодовольство, ну еще презрение по отношению к эмо-кидам. Если для эмо-кукол главное в жизни любовь, то фетиш барбикенов — секс.

— Они считают, что получают от него кайф, но это самообман. На самом деле без любви они просто обкрадывают себя. Жалкие, пустые создания, — сказала Мания.

— Вот так считают эмо-киды, — продолжал Кот, — и не без основания. Барбикены действительно пустые, полые внутри создания, зато у них действительно есть первичные половые признаки, в отличие от кукол эмо-кидов.

— Ага, — зло обрадовался клоун, — я же говорил, что у позеров нет пиписек, они — бесполое «оно». Барби — полые, а эмо — бесполые. — Зато у них есть чувства и, в отличие от барби-кенов, они наполнены любовью, — парировала Мания.

— Так. — поправил очки Кот, — тут мы подошли к самому интересному. Великая Королева Маргит создала всю эту черно-розовую моду. Когда чудовища были побеждены, гвардия ушла в свой перманентный запой, а Королева села на трон, она спросила у своего народа, чего он хочет. Тогда барбикены попросили центр города, и еще пополнить их запасы розового золота и черных отправляющих веществ, а эмо-куклы попросили заполнить их тела душой. И Королева выполнила их просьбы.

— Лучше б пиписьки попросили, — вставил Тик.

— Тела всех эмо-кукол и одной безумной барби Мании заполнили квинтэссенцией любви и мета-физиологическим раствором, рецепт которого принадлежит вашему покорному слуге.

Не дождавшись аплодисментов, Кот продолжил:

— Поначалу эмо-куклы никак не могли поверить свалившемуся на них счастью и все время проверяли, на месте ли их жидкая душа, прорезая свои запястья. Прошло несколько лет, все уже привыкли к своему заполнению, а дурная привычка резаться осталась, и уж совсем непонятно, как она просочилась в реальный мир.

— Подожди-ка, Кот, — сказал Эгор. — Черно-розовую моду придумала ваша королева и она здесь началась раньше, чем в Реале?

— Да, да, Эмобой. Это Королева Маргит является ответственной за появление моды на эмо в реальном мире. И армии эмо и антиэмо всего лишь часть ее грандиозного замысла, главной действующей фигурой которого являешься ты.

— Зашибись, — сказал Эгор.

— Кот! — сказал клоун. — С куклами более-менее все понятно, а вот ты-то кто такой?

— Я паж, советник, первый и последний министр Королевы, к тому же известный ученый. Пять лет назад я прибыл сюда с Маргит и тех пор гордо несу свою службу.

— А по-моему, ты гордо несешь ахинею. Откуда это вы с Маргит тут нарисовались?

— Не твое песье дело, — надулся Кот и замолчал. Закат уже обнял всю линию горизонта, когда разношерстная компания подошла к глубокому рву, опоясывающему мрачный дворец, который заслонил полнеба. Через ров к парадным воротам вел горбатый черный мостик с розовыми перилами. На той стороне рва по бокам от мостика храпели два дюжих тела.

— Гвардейцы, — прошептала, показав на них рукой, Мания.

Здоровенные бугаи лежали на спине во весь свой исполинский рост. Одеты они были в черные джинсовые шорты и черные футболки с белыми надписями «S. О. I. А.» и «Madball», на ногах — тяжелые гриндерсы. Все открытые глазу части тела, даже белые черепа с пустыми глазницами, которые заменяли гвардейцам головы, покрывали бесчисленные татуировки.

— Алкашня, — поморщился Кот, проходя мимо них.

— Они клевые, ты с ними подружишься, — опять заговорщицки шепнула Эгору Мания. Как только они подошли к воротам дворца, над которыми розовела надпись «Бог ест любовь», тяжелые створки распахнулись и из-за них вылетели мириады ночных бабочек. Они подхватили Эгора и, изобразив из своей массы некое подобие летающего трона, внесли его во дворец, где в полумраке дрожали розоватые язычки пламени свечей в черных канделябрах и в исполинском колесе люстры.

— Ну, здравствуй, мой Король! Моя награда и отрада! Мой Эмобой, мой мальчик, мой герой! — услышал Эгор низкий утробный голос, от которого сладко защекотало внутри.

Эгор сидел на черном янтарном троне, украшенном витиеватой резьбой, где мотивы бабочек переплетались с причудливой вязью из рун, черепов, разорванных сердец и шипастых роз. На этом троне вполне могло бы разместиться еще пять таких «толстяков», как Эгор. Ноги его болтались, не доставая до черного каменного пола огромного приемного зала королевского замка. В правой руке Эгор держал кубок с пенящейся перебродившей амброзией, или, как ее назвал ученый Кот, квинтэссенцией счастья. Из этой традиционной пищи богов королевский технолог научился делать пьянящий напиток, который был скорее плотным газом, чем жидкостью. Но химический состав амброзии сейчас интересовал Эгора меньше всего, главное, чтобы не кончалось его действие. Он никогда еще не чувствовал себя так хорошо, спокойно и весело одновременно, может быть, только в далеком грудном детстве. Все переживания, страхи и мысли тихонько булькали где-то далеко внизу, в районе впалого живота. А он, довольный и послушный, внимал вкрадчивому низкому голосу королевы. — За пять пустых и долгих лет моя награда, мой мальчик, как тебя я видеть рада! В тебе родную душу сразу вижу, я, как и ты, здесь все давно уж ненавижу, но, как и ты, творю для Эмомира лишь добро. Мы родственные души, мой Король. Мы вечно вместе будем Эмомиром править, другие же миры мы будем на колени ставить! Настала новая эпоха — твоя эпоха, Эмобой. Апофеоз Любви и Счастья в Бессмертии нас ждет с тобой.

Голос королевы казался сильным и вкрадчивым одновременно. Густым потоком сладких обещаний он вливался Эгору в уши и клубился теплым дымом в тяжелеющей голове. Сеанс королевского гипноза длился уже около часа, а всего во дворце Эгор пробыл вдвое дольше. Сначала летящее кресло из ночных бабочек вихрем пронесло его через зал, так что он даже не успел ничего разглядеть, кроме полосок света от тысяч свечей. Затем маленьким пестрым смерчем — по винтовой лестнице одной из бесконечных башен дворца в полутемную комнатку, большую часть которой занимала обсидиановая квадратная ванна, куда его и опустили бабочки-рикши. Тут же от черных стен и потолка комнаты отделились тысячи таких же невзрачных чешуйчатокрылых, как и те, что принесли его сюда. Они отличались размером и цветом телец, правда, в одной серо-буро-коричневой гамме, но все они были одинаково лохматыми и шерстистыми, и голову каждой украшали ветвистые усики-антенны. Комнату наполнил бархатный шум суеты шуршащих крыльев. Стараясь вспомнить все, что он знал про бабочек, Эгор подумал: «Королева, похоже, увлечена лепидоптерологией, кажется, так называется наука о бабочках. Хорошо, что эти твари питаются нектаром и не хотят меня сожрать».

Эгор видел свернутые спиралью хоботки пролетающих рядом с его головой ночных созданий. «Хотя в Эмомире можно ждать чего угодно. Может, они собираются выпустить мою кровь в это жертвенное корыто», — посмеивался про себя Эгор. Страха он не чувствовал. С того момента, как он влетел во дворец и услышал голос королевы, он стал спокойным и умиротворенным, словно воздух здесь пропитали какой-то анестезией. И действительно, если присмотреться, в темном воздухе можно было рассмотреть взвесь из крупиц розовой пыли, которую старательно взбалтывали крыльями трудяги-бабочки.

«Я, конечно, предпочел бы увидеть их ярких дневных красавиц-сестер, но, в конце концов, и так неплохо». Бабочки меж тем показали, что они умеют не только летать. Около сотни мохнатых насекомых с полосатыми брюшками и двумя парами полупрозрачных узких крыльев, больше похожие на огромных пчел, вдруг облепили Эмобоя. Пока Эгор соображал, что происходит, они сгрызли всю его одежду и теперь приятно щекотали лохматыми усиками и волосатыми брюшками его изможденное тело. Не успел Эгор испугаться, что его знания по поводу вкусовых пристрастий бабочек не оправдались, как бабочки так же неожиданно отпрянули от него и снова сделались невидимыми, слившись с общей летающей массой. А затем все бабочки в комнате разом исчезли, рассевшись обратно на потолок и стены. Эгор, совершенно голый, сидел в пустой комнате в глубокой черной ванне и недоумевал, в чем прикол. «Эмо-моли слопали эмотронную одежду, ради этого меня сюда и притащили? Хотя нет, точно, в Реале моли ничего сами не жрут. Они откладывают яйца в одежде, и ее едят их личинки. Но я же не в Реале».

Эгор посмотрел на дыру в своей груди и с приятным удивлением заметил, что она стала гораздо меньше, края раны уверенно затягивались черной коркой. Двери бесшумно распахнулись, и в комнату грациозно вошли две девушки, вернее куклы. Одна из них, хорошо знакомая Эгору Мания, держала в руках кувшин и кубок. А вторая — одежду и полотенце. Незнакомка походила на Манию как сестра- близнец, только волосы ее были белые, тело в розовом купальнике не украшал никакой бодиарт и глаза были на месте — голубые и ясные.

«Барбикенка», — понял Эгор. Уроки Кота не прошли даром.

— Это — Бабета, — представила спутницу Мания. — Мы сейчас подготовим тебя к королевскому приему, герой! Расслабься, пожалуйста. Ого, ничего себе штучка! Смотри, Бабета!

Эгор, успев отметить, что Бабета выглядит очень даже неплохо, проследил за ее взглядом и впервые за все время в Эмомире как следует рассмотрел доставшееся ему мужское хозяйство. Размеры