Мамлакат
…Поехали к Молотову с Евгением Джугашвили и Мамлакат Наханговой. Она приехала в Москву, и мы договорились о встрече.
В прихожей Молотов спросил: «Это Мамлакат?» – и как бы историей нашей отозвался этот вопрос. Та самая девочка-таджичка, в середине 30-х собравшая невероятный урожай хлопка и награжденная орденом Ленина. «Подросла», – говорит Молотов. Мамлакат показывает фотографию, где она снята среди членов Политбюро. Сталин, Молотов, Андреев в таджикских халатах.
– Это, по-моему, Бухарин… «Бухарчик», как его называл Сталин.
– Это свояк Микояна, – говорит Мамлакат, – он меня переводил с таджикского, я всего несколько слов по-русски знала. А он учился таджикскому и переводил нашу делегацию. Эту карточку Сталин мне подарил и на обороте написал: «Тов. Мамлакат Наханговой от И. Сталина за хорошую учебу и работу. 1935 год, декабрь».
Я ему книгу подарила, стала ручку искать, а вы мне ручку даете мраморную. Я потом хотела вернуть, а вы: «Бери!» Мамлакат вспомнила, как в 1939 году прилетел Риббентроп и его возили на сельскохозяйственную выставку.
– Такой случай был, – говорит Молотов. – Я с ним не ездил. Чем-то надо было его занять…
…Рассказала, как сидели в читалке с Яковом Джугашвили, отцом Евгения, и он окунул одну из многочисленных косичек Мамлакат в чернильницу-непроливайку, а потом долго уговаривал не говорить об этом Сталину…
Две неожиданности
– Сейчас, когда у власти Андропов, может быть, вам снова подать заявление о восстановлении в партии?
– Заявление? Нет, это неудобно, и я не согласен. Обстановка изменилась, значит, сейчас влезть? Ну, нехорошо это.
– А с другой стороны, тем было неудобно вас восстанавливать, они сами вас исключили…
– Так и рассуждают. Ну это уж будет спекуляция. Я считаю, нехорошо будет с моей стороны. Просто расчет на то, чтоб в какую-то щель залезть.
– Я, конечно, подам заявление, не дожидаясь такого повода, чтоб это не выглядело использованием случайного момента, а было бы вполне оправдано.
…66-я годовщина Октября. С сыном Иваном поехал в Жуковку. Теплый день, плюс девять, нарядный Кутузовский проспект. У Молотова уже собралось несколько гостей и родственников. Как всегда, человек семнадцать, и как обычно, в час дня мы сели за праздничный стол, Вячеслав Михайлович встал с рюмкой «Тетры», поздравил с праздником и пожелал, чтоб каждый подумал, какое хорошее дело сделать к следующей 67-й годовщине.
Много было тостов… «Не мы должны догонять Америку, а она нас в главном, в идеологии!»
Молотов произнес и последний тост, неожиданный для меня:
– За нашу партию, ее Центральный Комитет, за товарища Андропова, его здоровье, в котором он, видимо, нуждается!
Таких персональных тостов за наших руководителей раньше я от Молотова никогда не слышал…
– Я считаю, что за последние пару лет большим достижением для нас, коммунистов, стало появление двух человек, – сказал Молотов. – Во-первых, Андропов. Это для меня неожиданность, потому что я в кадрах, в частности, в большевистских кадрах, разбирался неплохо. Громыко – мой выдвиженец, оказался на месте. Андропов – это первая неожиданность, но приятная неожиданность. Оказывается, в политике он твердый человек, с кругозором. Надежный человек. По-видимому, он здорово вырос за годы работы. Оказался вполне надежным. И у меня был на месте.
И второй человек – Ярузельский. Я, например, не слыхал такую фамилию до появления его в качестве Первого секретаря… Большевиков среди поляков было мало. Но были. Был Дзержинский. Этот человек высокого стиля. Поляки тогда были еще хуже, чем сейчас.
Ярузельский нас выручил, по-моему… Раньше для меня такой же приятной неожиданностью был Фидель Кастро.
…Встречаем новый, 1984-й. Молотов спросил:
– Как международники считают, за этот год война приблизилась или отдалилась?
– Приблизилась, – ответил один из гостей.
– Приблизилась, – не то повторяя ответ, не то соглашаясь, сказал Молотов.
– Столько событий произошло, пока мы не виделись полтора месяца. Андропов умер, – говорю я.
– Как жалко его, – говорит Молотов. – Что-то он нашел в подходе политическом, во внешнеполитических делах…
– Народ к нему хорошо относился. Это чувствуется.
