Сейчас я в отпуску. Засел под Прагой. И буду работать над изучением европейской ситуации. Готовлю вторую статью на аналогичную же тему. Систематизирую материал. Два раза в неделю должен принять мариенбадские ванны. Буду принимать их недели три, не больше. На днях серьезно пришлось позаботиться о здоровье Наташи. У нее давно был нехороший процесс в носу. За последние дни он обострился так, что внушал опасность. Здешние врачи приговорили к неизлечимости и все указывали на необходимость показать ее французскому профессору Леме, исключительному носовику. Я съездил с ней в Париж, прожил там полтора дня. Леме сделал ей небольшую операцию и, что самое главное, полностью гарантировал выздоровление. Операцию сделал световую, особыми лучами. Болезнь Наташи заключалась в том, что у нее в правой стороне не хватает одной косточки, там полое место для всяких нехороших процессов. Это произошло, по мнению врачей, потому что мать во время беременности плохо питалась. Теперь у Наташи все пошло на поправку, ибо эта ее болезнь, иногда обострявшаяся, угнетала меня.
А как у тебя Светлана растет?
Прошу, если уж не тебя, то хотя бы Полину Семеновну за тебя написать мне пару слов в ответ.
Сердечный привет Полине Семеновне. Поцелуй – Светлане.
Тебя целую, твой Саша».
(Письмо написано на оборотной стороне бланка «С.С.С.Р. Полномочное представительство в Чехословакии».
Второе письмо на пяти листках, вырванных из блокнота – зубчики остались).
«Дорогой Веча! От статьи Уиптона Синклера «Каутский и русский верблюд» я пришел в неописанное восхищение. Сейчас только что был на большом чае, где высшая техническая интеллигенция буквально окружила меня и забросала вопросами. Теперь фактически полпред должен быть пропагандистом в высшем и широком смысле этого слова, и не только быть начиненным газетными статьями, но и более глубокими изысканиями и домыслами нашей советской науки, искусства и строительства. Полпред должен быть широко образованный в области социальной человек. Он не только представитель государства, но иного мира. Веча, если бы ты видел, как начала льнуть к нам вся техническая интеллигенция. Впервые теперь в такой глубокой степени проявился у нее интерес к социальным вопросам, связанным с существованием верблюда. Конечно, есть и дураки, которые говорят: «Нет такой скотины!».
Крепко целую и люблю тебя. Тороплюсь ужасно. Сегодня много приходилось писать. Почта отходит сию минуту. Шлю тебе экземпляр журнала «Земля Советов» – орган Общества культурной связи, на чешском языке. Передовая статья моя: «СССР как очаг новой культуры». Жаль, что у меня нет перевода на русский. Найду, пришлю тебе. Такие юбилейные статьи – вещь вполне принятая в международных обычаях. Поэтому не серчай.
Шлю Полине Семеновне отчет о расходах и еще, если курьер возьмет, небольшую посылку для Светланы.
Не забывай меня твоим родным словом.
Твой Саша.
(11 декабря 1931 года». –
Потом был зампредседателя ВОКСА. Пропал в 1937-м. Преданнейший человек. Видимо, неразборчивый в знакомствах. Запутать его в антисоветских делах было невозможно. А вот связи… Трудность революции.
– Вы не знали об этом или как?
– Как не знал, знал!
– А нельзя было вытащить его?
– А вытащить невозможно.
– Почему?
– Показания. Как же я скажу, мне давайте, я буду допрос, что ли, вести? Невозможно.
– А кто добыл показания?
– Черт его знает!
– Может сфабриковано все это было? Враги-то тоже работали.
– Безусловно. Работали, безусловно работали. И хотели нас подорвать.
– Вы Аросева хорошо знали, преданный человек. Такие вещи не совсем понятны.
– Вот непонятны, а это очень сложное дело, очень. Мою жену арестовали, а я был член Политбюро.
– Выходит, тогда Сталин виноват в таких вещах?
– Нет, нельзя сказать, что Сталин…
– Ну, а кто же?
– Без него, конечно, не могли. У него было сложное положение, и столько вокруг него было людей, которые менялись…
– Вы знали, Сталин знал с положительной стороны, а человек пропадал…
– В этом смысле была очень жесткая линия.
– А в чем Аросев провинился?
– Он мог провиниться только в одном: где-нибудь какую-нибудь либеральную фразу бросил.
– Мало ли что мы говорим!
