— И тикает!

— Брось!!!

Один раз я уже видел штуку, которая тикает. Собрана она была из будильника, дюжины хитро перекрученных проводов, капсюля-детонатора и чудовищной вязанки динамита, из какой можно было бы собрать бунгало на пять персон. Когда она грохнула, я был от нее за полмили. Тем не менее взрывной волной шарахнуло так, что сутки провалялся в реанимации. Вот так подумаешь — какая яркая, насыщенная жизнь! А похвастаться в приличном обществе и нечем. Не поймут, провинция. А поймут, так побегут звонить в ФБР. Прямо и не знаешь, что неприятнее.

Бряк.

— Бросил, а дальше что?

Ах он!.. Меня подбросило. Ну как можно быть таким идиотом?

— Выбрось из дома!!!

Смачный пинок. Уф, отлегло. Судя по звуку, посылка пошла через всю улицу. Как раз к тому дому напротив, в мансарде которого обретается зловредный старикашка-кляузник. Если его разнесет в клочки, то за это я готов пожертвовать всеми своими окнами, которые взрывом наверняка вынесет.

— Мейсон, а можно спросить? В чем сакральный смысл пинания коробки с копченым лососем?

— Ты ж сказал — тикает!

— Это я ошибся. Это мои часы тикали, когда я коробку к уху подносил.

Какой он все-таки везучий! Не будь я бревном, пристрелил бы раздолбая. Когда я нервничаю, у меня обостряются все чувства и улучшается реакция. Настолько, что я сперва делаю, а потом уже размышляю, насколько плохую идею только что воплотил. А копченый лосось — дело понятное, в мой адрес периодически прибывают всякие гастрономические разности, по которым можно безошибочно отслеживать маршрут заботливой мамы.

— Считай, профилактический отбив.

— Думаешь, он еще живой был?

Его вербальную диарею пресечь можно только могучей заглушкой одностороннего молчания. Так что я лишний раз напомнил себе, что пахну смолой и обладаю солидным числом кольцевых срезов, остервенело вдавил морду в подушку и понадеялся, что лосось и впрямь еще жив. Тогда Мику придется за ним побегать, и какое-то время я поваляюсь в тишине и благости. Хотя, это как знать. Это нормальные люди, бегая, берегут дыхалку. А с этого станется не только нагалдеть, но и затоптать на бегу вызванную Барнетом патрульную машину…

— Мейсон!.. Ау!.. Ты там жив?..

Тссс.

— Наверно, в магазин вышел, — догадался мой смекалистый друг и хлопнул дверью, отправляясь на охоту за коробкой с лососем. Вот и хорошо. Пусть его. А я сплю.

Не спится.

И вот так всю жизнь. Когда все необходимые условия выполнены, вступает в действие загадочный фактор, имя коему — «не везет так не везет». Мысли всякие лезут в голову. Что Айрин — и как сразу не догадался?! — уже наверняка на подступах к панамским рубежам. Эл будет недоволен. Правда, на его удовольствия мне плевать с Эмпайр Стейт Билдинг, но мысль, что меня в очередной раз провели на мякине, едва ли повысит мою и без того сильно заниженную самооценку. А огорчившись, я стану сугубо неприятен. В иные моменты, о каких и вспоминать-то стыдно, от меня даже бестрепетный Мик старается спрятаться.

Ладно. Не получается спать — будем думать. Не то чтобы был повод, но стоит мне начать развивать какую-нибудь серьезную мысль, как сонливость тут же одолевает. Такой вот я, парадоксов друг.

Спросить у Эла, или как бишь его полностью: не возьмут ли Мика в Хранители? Всем будет море пользы. Может, и меня возьмут? Но я и сам не пойду. Стезя эдакого вот паладина, рыцаря без страха и упрека, прямолинейного и бескомпромиссного, — это совсем мимо меня. Репутация человека, который держит слово, — это максимум того, что можно себе позволить в этом мире. Чем больше в тебе положительных черт сверх этого, тем сильнее в окружающих искушение начать эти черты испытывать на несокрушимость, что быстро переходит в вытирание о тебя ног без какой-либо дальней цели. Поведение Айрин — наглядный тому пример. Парень к ней со всей душой, а она его с лестницы… А вот Мику не помешает чуток проникнуться. Ему давно пора чуток упорядочиться. Его любимая философская концепция, гласящая, что: 1) все фигня, и потому 2) смотри 1), явно нуждается в каких-то нравственных ограничителях. Правда, мне не известна ни одна организация, чья структура выдержала бы прямое попадание в нее фон Хендманом. Но, возможно, это издержки нашего хрупкого мироздания. В Аду, надо думать, все попрочнее. Рогачей пасти — это вам не как-либо что.

Хлоп. Это дверь. Видать, вернулся «охотник за лососем». Или он как раз убежал в погоне за коробкой через полгорода, а в оставшийся без защиты дом проникли негодяи. Даже и не знаю, какой вариант грозит более тяжкими последствиями.

— Трам-пам-пам! Поймал. Мейсон, твой приятель мне все время грубит! Разве в Сан-Квентин сажают за выбрасывание коробки? Не отрастил бы морду шире улицы, так она бы его и не задела!

Определенно, я бы предпочел негодяев. Они хотя бы тихие, а красть у меня вроде нечего. Кроме Эла, тушенки и глушителя. И все это я охотно соглашусь потерять, главное, чтобы Эл не устроил из похитителей кровавый винегрет прямо на кухне. Заскочит опять Чарли, а тут такое… Тут уж старым знакомством не отмажешься.

Бурчащее «трам-пам-пам» утекло понизу в сторону кухни, а я вернулся к размышлениям о судьбе Айрин. Если Эл все-таки, как оно ни удивительно, Хранитель из Ада, а не звезда Института психопатологии и за нашей спортивной подругой впрямь охотятся темные силы с целью ее злобно угнесть — как бы не пришлось догонять. По большому счету, я далек от насильственной благотворительности — шанс спастись Эл ей дал, мы свидетели. Как говорится, кукарекнул, а там хоть не рассветай. Но есть для меня небольшая группа людей, именуемых для простоты «своими», ради которых иногда приходится переступить даже через собственную лень и природное равнодушие. Не сказать чтобы Айрин за краткий миг знакомства успела проложить путь к моему сердцу через многочисленные слои защитного кевлара, хотя рис ее, конечно, вполне солидный аргумент. Зато есть фон, который, какое ни ходячее безобразие, а все-таки друг. И, чует мое сердце, он старую знакомицу не бросит. А раз так — искать придется. Так куда же Айрин могла направиться? К следующему школьному другу? Даже и знать не хочу, какие еще экземпляры были в их компании. Тут любые Тени в ужасе отступятся.

Дзинннь!!!

Тьфу ты. Неужто Айрин одумалась и вернулась?

Наивно, дружище Мейсон. У нас, конечно, не ахти какой мегаполис, но не звонивших еще в мою дверь на наш век хватит. Повторяться они начнут еще не скоро.

— Иду-иду.

Мик бодро протопал к двери. Очень себе представляю. Топает он, подтягивая на ходу свои ветеранские шорты, открывает дверь — а под дверью алчущий мести вайпер с коктейлем Молотова. И Чарли Барнет, который мух не ловит, пока угроза довлеет над персоной Мика, но непременно вспомнит о своих обязанностях, когда фон Хендман со свойственной ему оперативностью отберет у агрессора оружие и внедрит его бы лому владельцу в… Кажется, я начинаю понимать, почему некоторые злые люди обзывают меня извращенцем.

— Ух ты! Заходите.

— Добрый день. Мы продаем печенье для благотворительной организации…

— Уф. Я уж думал, тоже из Ада. Давайте, девчонки, будьте как дома.

— Простите, мы должны обойти еще много домов, и…

— Да ничего вы не должны. У нас тут есть один, и даже не один, а печенье ваше мы с копченым лососем… Эй, вы куда?!

Погодите! Не, ружье — это я не вам! Ну блин! Хоть печенья дайте! Мейсон! Волоки деньги!

Да я же бревно. Не поволоку. К этой матери фона с его интересами до девиц, которые годились бы мне в дочери, не отличайся я с младых лет избыточной предупредительностью в связях. Еще и деньги ему. Какие деньги у бедного идальго?