высокого безумия». Сам он предпочитал спокойствие и бесстрастие, «состояние, как можно более противоположные поэтическому». Но этот внешний аналитический ригоризм не имел ничего общего с так называемой обывательской упорядоченностью и здравым смыслом. По, — может быть, один из первых писателей, который решил приподнять завесу над тайной творчества. И в этом проявляется общая гуманистическая установка писателя. Почти одновременно с Пушкиным, который в своем отрывке «Осень» смог дать возможность читателю разделить с поэтом чувство упоения творчеством, Эдгар По пытается добиться близкого эффекта, но идет он при этом совершенно иным путем.
Принято считать, что классический детектив, как предстает он в творчестве Э. По, не выходил за рамки своего жанра и не мог сказать сколько-нибудь серьезное влияние на последующую литературу. Однако постепенно начинает выясняться, что нестабильность бытия, которая нашла свое отражение даже в сверх рациональных детективных рассказах, оказывается чем-то сродни мироощущению западных пост модернистов, таких, как Робб Грийе и Берджес. Английский исследователь Майкл Холквист пишет: «Как и По, Робб Грийе и Берджес обладают тем же ощущением глубокого хаоса, охватившего мир, но, в отличие от По, они не могут смягчить это чувство обращением к механистической уверенности, которая порождена гиперлогикой классического детектива». (17)
Герой Конан Дойля не сопоставим в полной мере с шевалье Огюстом Дюпеном. У английского писателя все выглядит значительно скромнее. Здесь нет и не может быть никакой потусторонности. Холмс стоит на земле двумя ногами. Даже в самом таинственном из всех произведений Конан Дойля, в повести «Собака Баскервилей», Холмс сразу же отметает даже намек на всевозможное существование призраков. Ему неведом суеверный страх перед проклятым местом, т. н. Гримпенской Трясиной, откуда по ночам доносится зловещий вой собаки-призрака. Есть злая воля конкретного человека и есть порок, который надо разоблачить и наказать. Преступление в произведениях английского писателя воспринимается как некое исключение, которое не является результатом влияния внешней среды, а также не влияет и не окружающий мир. Когда Холмс раскрывает преступление и находит преступника, то он тем самым восстанавливает только временно нарушенный правопорядок и справедливость, укрепляет поколебленные было моральные ценности. Правда, Холмс, как и Дюпен, странен с точки зрения обывательского сознания. Также, как и Дюпен, он будет любителем, а не профессионалом. Его действия обусловлены не меркантильными интересами, а простым азартом игры или желанием защитить морально-нравственные принципы.
Холмс представляется нам человеком гордым, романтичным, взбалмошным. Его эрудиция не один раз поразит воображение бедного доктора Ватсона. По отношению к женщинам Холмс будет рыцарственен и застенчив одновременно. Но он всей потусторонности Дюпена в наследство ему достанется только пристрастие к кокаину. Там, где у Э. По есть выражение диалектики бытия, у Конан Дойля будет простая пикантная подробность, которая по принципу контраста должна добавить еще больше привлекательности герою.
Однако трансформация героя классического детектива в самих США пошла по совершенно иному пути, нежели это случилось в Англии. Частный детектив прочно занял подобающее ему место в популярной литературе двух стран, и в США это произошло даже на год раньше. Если Холмс появился в Англии в 1887 году, то первые рассказы о Нике Картере стали появляться в дешевых журналах Америки уже в 1886 году. Оба этих героя продолжали свое победное шествие на протяжении нескольких десятилетий. Но различие между ними уже наметилось, и различие это было существенным. Американский собрат Шерлока Холмса уже начал отходить от классического архетипа.
И Холмс, и Картер, бесспорно, — высшие существа, но Картер понемногу уже начал отказываться от своего высокомерного тона в пользу чисто американской беcкастовой усредненности и благопристойности. Холмс, например, и не собирается менять своего низкого мнения об инспекторе Лестрейде из Скотланд- Ярда. Самый большой комплимент, на который способен великий сыщик, это употребление прилагательного «энергичный» в адрес скромного полисмена. Лестрейд, в свою очередь, принимает такое отношение к себе и уважает своего великого помощника, хотя совершенно ясно, что его раздражает роль аутсайдера, которую он должен постоянно играть в присутствии Шерлока Холмса. Ник Картер же, наоборот, непосредственно связан с властями. И хотя в качестве сыщика у него есть своя частная практика, он время от времени обращается за помощью в полицию и, в свою очередь, помогает ей совершенно бескорыстно и с полной охотой. Ник Картер даже носит при себе специальный значок, по которому полисмены безоговорочно признают его как своего. Вот что мы можем прочитать на этот счет в одном из ранних рассказов о Нике Картере: «Ник пронзительно свистнул. Через минуту появился полицейский. „Возьмите эту женщину в участок“, — сказал детектив. Он сделал секретный знак полицейскому, по которому каждый из них должен был признать великого детектива, даже если он и изменил свой облик.
„Да, сэр“, — сказал полицейский». (18)
Холмс по существу исключен из реальной жизни. Картер же является только укрупненным и слегка преувеличенным вариантом того, чем мог стать самый заурядный читатель на рубеже двух веков, будь он немножко посообразительнее, изворотливее, сильнее и, конечно, настойчивее. Холмс к тому же очень эксцентричен. Об этом свидетельствуют его запутанные письмена, его игра на скрипке, его хандра и сплин и, наконец, пристрастие к кокаину. Поведение Холмса во многом напоминает нам декадента на рубеже веков. Картер же — это одна из ранних моделей так называемого стопроцентного американца, его характеру не свойственна вся эта повышенная чувствительность и на смену ей приходит физическая, эмоциональная и интеллектуальная сила и выносливость. Вот как об этом сказано в одном из рассказов о Нике Картере: «Одним ударом своего маленького, но сильного кулака он мог повалить быка. Папаша Сим Картер уделил много внимания физическому развитию своего сына. Но только этим образование не ограничивалось. Голова юного Ника была полна различных весьма специфических сведений. Его серые глаза, подобно взгляду индейца, могли расшифровать любой свежий след, любую неожиданную деталь. Его голосовые связки могли издавать самую разнообразную гамму звуков от кашля умирающей старухи до бормотания дородного громилы… Он был мастером и по части переодевания и мог так лихо изменить свою внешность, что даже старик отец не всегда признавал своего шустрого сына.
Природный интеллект Картера, подобный лезвию бритвы, под неусыпными заботами отца, благодаря систематическим упражнениям был доведен до совершенства».(19)
Как мы видим, Картер физически выглядит намного совершеннее, чем его английский коллега. Холмс то же может быть и смелым, и сильным одновременно. Например, в рассказе «Пестрая лента» он, рискуя собственной жизнью, не задумываясь, бросается с кочергой на ядовитую змею, готовую смертельно ужалить его в любую минуту. В схватке с профессором Мориарти этот интеллектуал ведет себя как профессиональный борец. Но в то же время не физическая сила, а интеллектуальная мощь, проявляющаяся в знаменитом дедуктивном методе, прежде всего отличают Шерлока Холмса от Ника Картера. Картер то же может продемонстрировать незаурядные интеллектуальные способности, но сама разгадка и раскрытие преступления будут носить второстепенный характер по отношению к изображению главного действия и характеристике персонажей.
Смещены сами акценты, а, следовательно, претерпела изменение одна из особенностей классического детектива.
Ник Картер отразил особенности сознания своего времени, а также того американского идеала, который сформировался к началу ХХ века. Он был первым американским героем урбанистического толка. Его предшественники в лице Кожаного Чулка Фенимора Купера, Дика Дедвуда, Анни Окли и др. Распространяли свою деятельность исключительно за пределами городской цивилизации. Их мир — это мир прерий, мир бескрайних просторов дикого Запада. Каждый из них, конечно, был цивилизованным человеком, который добровольно обрек себя на скитания и порвал раз и навсегда с городской культурой. Но во времена Картера этих строгих границ уже не существовало и всеобщая урбанизация общества нарушила тот первобытный уклад жизни, к которому, как к земле обетованной, и стремились герои предыдущей романтической литературы. Внимание популярной литературы всецело переключилось на Город. Дикий Запад сменился урбанистическим Востоком, который в буквальном смысле слова был захвачен всеобщей индустриализацией, а также эмиграцией и другими социальными проблемами, связанными с безудержным ростом населения. От нового героя требовалось теперь отразить так называемое урбанизированное американское сознание, чаяния и надежды простых граждан, захваченных врасплох в Большом Городе, которые с надеждой и любовью смотрели теперь на своего нового Защитника, великого Ника Картера.
