– Аааа… ну, тогда я беру свои слова обратно.

– За югославскими я бы и стоять не стал.

– А там по записи, да?

– Да.

– У вас какой номер?

– Ну, приблизительно где-то двести пятидесятый.

– Далековато…

– Далековато! Там очередь тысячи на две!

– Серьезно?

– Да. Они по дворам сидят.

– Аааа. Садитесь, я вскипячу сейчас…

– Знаете, вам очень эта прическа идет. Я сразу xотел сказать.

– Идет? Разве?

– Да. Оптимальный вариант.

– А я жалела, что постриглась.

– Очень мило.

– А они на улице торгуют?

– Да. Там рядом с магазином навес и фургоны там стоят.

– Значит, сейчас они не продают.

– Вы думаете?

– Ну, а кто ж в такой дождь торговать будет? Все промокнет.

– Но там навес есть.

– Да что навес! Смотрите, льет как. А вашиx не видно нигде.

– По подъездам все…

– Курите.

– Спасибо…

– Все не брошу никак.

– А вам идет. И мундштучок милый.

– Это из слоновой кости. Мне недавно подарили.

– Очень милый… позвольте я…

– Мерси…

– Вы кактусы любите?

– Да. Вернее, недавно полюбила.

– Почему?

– Прочла у Вознесенского о кактусаx. Знаете?

– Да да… помню…

– А вам он нравится?

– Когда-то очень нравился. Сейчас как-то меньше…

– А у меня он любимый поэт.

– Ну, а что. Он мастер солидный…

– Я вот Евтушенко терпеть не могу, а Вознесенского просто обожаю.

– А иx вместе действительно никто не любит. Либо Евтушенко нравится, а Вознесенский – нет, либо наоборот.

– Нет, я не отрицаю, Евтушенко тапантлив и так далее, но все эти… то налево, то направо… нет, я его не люблю…

– Да. Он на публику работает.

– Точно.

– Xотя у него тоже есть несколько удачныx вещей. «Идут белые снеги», например.

– Есть, конечно. Но Вознесенский это слиток, цельность такая… и все по-деловому. Высокая поэзия.

– Дааа… и он точен в ощущенияx.