том, что волнует меня, изображают сегодняшнего человека, особенно «мужичка», не так и не таким, каким я его вижу, а из молодых многие озабочены, мне кажется, прежде всего тем, как к ним отнесется критика.

Зато целый мир открылся мне в документальной литературе и мемуарах. Объективность этой литературы для меня пока проблематична, но из нее я беру факты, они дают простор мыслям. Началось это с Джона Рида. Раньше он как-то прошел мимо меня, и только тут, на заводе, я взял его в библиотеке по рекомендации того самого Володи Берсенева, с которым случилась беда. Книга, описывающая десять дней, декаду, когда-то потрясшую мир, спустя почти полстолетия будто открыла мне глаза на историю. Я окончил школу, институт, проработал четыре года, но только из этой книги и умом и сердцем понял, что совершил тогда русский рабочий и русский народ, как он это сделал и почему. Эти десять дней я словно жил там…

Вспоминаю, как мы засели за чертежи новой машины. Это было время! Работали с удовольствием, с полной отдачей, даже с вдохновением, можно сказать, если не бояться этого старомодного слова. Один вариант, другой, третий… Вот, кажется, неплохо, как хотел. Но приходит товарищ из соседнего сектора: «Здесь у меня изменение. Будет вот так». Берешь новый лист, начинаешь трещать арифмометром. Ничего, сделаем и по-новому, даже лучше будет! Несколько групп конструкторов работали над нашей новой машиной уже давно, а мы с Игорем Никифоровым проектировали отдельные узлы, привязывали унифицированные. Замечательная у нас машина получалась! Конечно, на бумаге пока. А когда чертежи пошли в экспериментальный цех, началось!..

Не хватало поковок, отливок, узлов, комплектующих деталей, специального металла. Мы с Игорем Никифоровым уговаривали и выколачивали, ругались и просили, бичевали бюрократизм и волокиту, страдали и нервничали из-за своих и чужих ошибок. С кем я только не поцапался за эти месяцы, чего только не выслушал!

Технологи:

– Ты думал, что рисуешь? Чем я изготовлю эту деталь? Пальцем, что ли?

– Нет, где ты видел такой класс чистоты? Ах, в справочнике! Тогда сними станок со страниц проспекта и дай его мне!

– Эти популярные лекции неинтересны даже студентам, а ты их читаешь мне. Мне! Я тоже за долговечность и надежность, но узлы и детали нужно конструировать под то оборудование, какое у меня есть, или в крайнем случае под серийное, какое можно заказать!..

Снабженцы:

– Милый мой! Где я тебе возьму этот материал? Ты хоть иногда газеты читай. В них печаталось постановление об экономии легированных сталей. Настаиваешь? Чтоб ты так жил!

– Со мной вы все смелые! А ты вот сам поезжай в совнархоз и поговори там. Правда, у меня есть один человек в самолетостроении, но твоя-то машина будет не летать, а катиться по земле. Пойми!

– У тебя тут опять хаэнтэ?! Ты соображаешь – хром, никель, титан! Ой, чтоб я так жил! Надо же, милый, хоть иногда думать, извини, пожалуйста, головой…

Однажды я не выдержал и ворвался к главному конструктору Славкину. Он у нас джентльмен, всегда одет, как на прием. Усадил, достал из сейфа красивую бутылку с какой-то жидкостью, налил себе рюмочку, медленно выпил. Я не знал, лекарство это было или коньяк, меня занимало другое – то, что он говорил.

– Не могут – не надо! Перестаньте с ними спорить. Производство – не диспут о физиках и лириках. И наш завод не должен быть для вас эталоном возможностей. У меня, а следовательно, и у вас есть принципы, и мы с вами не думаем от них отступать. Машина, которую мы сегодня выпускаем, – это позавчерашний день автомобилестроения, это, приближенно говоря, большая телега, запряженная тремястами лошадей. Стране нужен современный грузовой автомобиль! И наша детка им является! Это принципиально новое существо. Конечно, она значительно сложнее в изготовлении – этого я не только не скрываю, но всегда подчеркиваю. И если чего-то нет – значит, не надо. Им не надо, понимаете? (Он посмотрел в потолок.) Нет, не мы должны конструировать машину применительно к имеющемуся оборудованию, а технологическая служба обязана обеспечить производство всем необходимым для ее изготовления. У нас с вами есть над чем ломать голову и без этого. Бесспорно, в наших чертежах встречаются места, над которыми нам надо подумать вместе с технологами и кое с чем согласиться, но это ни в коем случае не должно снижать качество и работоспособность узла. Даже наоборот – повышать! Ну-с, за работу, в добрый час!

Так. Прочел урок. Это я уже слышал. В том числе и от него не однажды. Но я по-прежнему не видел путей практического воплощения этих оригинальных идей. Почему на глазах у меня и моих товарищей- конструкторов «наша детка» рождается с «родимыми пятнышками» прошлого? От нехватки дефицитных материалов или от безразличия, в конце концов, каждого из нас, от незаинтересованности в судьбе своего узла? Должен сознаться, что некоторые наши ребята, да и старики тоже, любят посачковать и побазарить. Эти их склонности хорошо проявляются в скептическом, насмешливом отношении к той или иной свежей конструкторской мысли. Но правильно ли будет только их обвинять в этом? Конструктор и рад бы что-то интересное разработать, но он знает, что пробить это будет очень трудно или вообще невозможно. Да и что общего с работой конструктора имеет эта бесконечная перебранка с технологами и снабженцами, с мастерами и контролерами, эта пустая суета и беготня?

Случалось, я сам носил детали, копировал чертежи на кальку, ездил на другие заводы получать комплектующие узлы, был просто курьером и толкачом. Да разве только я? У всех нас три четверти рабочего времени уходит впустую. И никто – ни инженер, ни плановик, ни мастер – не устает от работы. Все мы устаем от безделья, беготни, бестолковой нервотрепки. А конструктор на нашем заводе, как я окончательно понял, – жалкий и неприятный для всех человек. Технологи и снабженцы его встречают в штыки, а директор и Главный всегда на их стороне.

С ужасом я думал о том времени, когда «наша детка» пойдет в производство. Особенно мучительно для меня бывать в цехах к концу месяца. Если детали изготовляют все же с открытыми глазами, то принимают их и собирают в это время уже с закрытыми – какие получились. Некогда обращать внимание на фаски, были бы выдержаны основные размеры. На твоих глазах ставят явный брак, колотят по чистой поверхности кувалдой. Упадет шариковый подшипник на бетонный пол – его, не задумываясь, суют в узел. А кольцо-то уже, может быть, треснуло; и попробуй потом на дне котлована установить в грязище и обломках истинную причину аварии!

Помню случай, когда на сборку пошло десять ступиц, выточенных во вторую смену, должно быть спьяну, с отклонениями по посадочному диаметру и соосности отверстий. И ничего, поставили! Иногда бывает, что контрольная служба заупрямится. Тогда по цепочке дело доходит до Сидорова.

– Твои люди срывают мне план! – кричит он по телефону начальнику ОТК. – Сам знаешь, чем это