В детстве и юношестве мы часто находимся на распутье. Перед нами множество дорог, и мы уверены, что всю жизнь сможем выбирать между тем, и другим, и десятым. В начале своего пути мы не сомневаемся, что, если однажды не пошли вот по этой дорожке, это не значит, что мы не можем вернуться на нее потом. Только много позже мы начинаем понимать, что нам необходимо принять одно-единственное решение и что выбирать таким образом придется еще не раз и не два. Только в зрелом возрасте мы внезапно осознаем, что старые мечты не вернуть. В тисках денег или безденежья, в ячейке под названием семья, подчинившись тому или иному образу бытия, по мере медленного старения человеческого организма большинство из нас заключает некое соглашение с жизнью: мы принимаем любые обстоятельства, как они есть, и надеемся на легкую безболезненную смерть.

Хасан Фахр, напротив, плыл по воле волн: ему никогда не удавалось попасть в колею, по которой двигались те, кому суждено было увидеть свет в цивилизованных странах. И в нем была готовность к той Голгофе, которая так ужасает людей, переживших кризис где-то в середине жизни. Прежде чем позвонить Джорджу Бредли, он взвесил все «за» и «против», так как отчетливо понимал, что дать знать о себе до того, как ты заключил сделку, все равно что застрелиться. Но все же сам он не пойдет в ФБР, чтобы требовать гарантий. Он должен получить большие деньги и новое имя и тогда наконец расстанется с тем безрадостным существованием, которое страшнее распятия для любого террориста.

Риск был невелик. Мир арабского терроризма, хоть и финансировался государством, внутри был организован плохо: вечно не хватало современных технических средств для проведения акций, не было и специалистов должного уровня для их подготовки. Встреча с Бредли в любом случае будет означать договоренность, сделку. Он знал, что его опознают, но так же не сомневался и в том, что американцы готовы заплатить любую сумму, чтобы обезвредить «Красную армию». Он получит деньги, уедет в тихий южный штат и впервые, наверное, сможет насладиться спокойной жизнью.

Они встретились на парковке у крупного супермаркета в Вудсайде и приступили к торгу. Сколько американцы готовы заплатить? Чем Бредли докажет, что выполнит обещание? Гарантирует ли ему ФБР выполнить полностью программу защиты свидетеля?

— Вы думаете, я не отдаю себе отчета в том, что меня опознают? Что в эту минуту, несмотря на мое предупреждение, вы меня фотографируете? — Хасан улыбнулся плотоядной улыбкой.

— Значит, вы знаете, что вы у меня на крючке.

— А, так это вы за мной охотились? Я-то думал, что вам нужен Музафер.

— Вы считаете, что за терактами стоит Музафер?

— Да, я так считаю. А вы считаете, что вам это может помочь?

Они остановились на двухстах тысячах долларов плюс дополнительное вознаграждение и десять тысяч вперед. Общая сумма определенно расслабила Хасана. Настолько, что он не стал полемизировать с предположениями Бредли по поводу того, что произойдет, если он не сдержит слова. Он не сомневался в себе и даже чувствовал определенное превосходство над агентом ФБР, которого он выводил на след. И когда Хасан полностью уверовал в свою безопасность — по крайней мере, на ближайшее время, — Бредли, как фокусник из шляпы, достал фотографии, чтобы передать их своему собеседнику.

— Вам знакомы эти люди?

При первом же взгляде на Эффи Блум Хасан увидел себя распятым на заборе в Бронксе. Ее фотография словно загипнотизировала его, ему стало страшно оттого, что Бредли поймет, что он испугался, и просто так его уже не отпустит.

— Ну? — повторил Бредли.

У Хасана мелькнула страшная мысль. Может быть, Бредли уверен в причастности этих людей к «Красной армии». Тогда зачем он связался с ним? Но если он не уверен, можно все отрицать. Тогда как быть, если через неделю он принесет Бредли эти же фотографии? Хасан решил потянуть время.

— Если вы так много знаете, зачем вам я? Понятия не имел, что у американцев такое хобби — раздавать деньги.

Бредли думал, как правильнее себя сейчас вести, чтобы не спугнуть человека, который обещал вывести его на «Американскую красную армию». Он понимал, что провалиться, когда в операции участвует сто сорок человек и когда лавры победителей могут достаться другому подразделению, значит завершить свою карьеру в ФБР. В лучшем случае его не вышвырнут вообще, сошлют в какую-нибудь управленческую дыру в Вашингтоне.

— Давайте рассуждать так. Скажем, некто утверждает, что это возможно и есть участники терактов. Я не разделяю этой позиции, но все же взгляните.

Хасан пожал плечами. Это было первое движение, которое он смог сделать. Затем выдавил усмешку.

— Боюсь, что вам не повезло. Если бы я сам мог опознать преступников, не надо было бы ждать неделю. Этот врач, о котором я говорил, не такой дурак, чтобы демонстрировать мне снимки. Если бы он это сделал, чем бы он торговал потом. Определенно могу сказать только одно: нельзя исключать причастность этих людей к терактам.

Хасан, кажется, был доволен тем, как он сейчас вывернулся. Хотя на какую-то секунду кадр с верандой в Южной Каролине сменился столь же отчетливой картинкой с изображением грязных тарелок в Бостоне.

— У меня еще один вопрос, — продолжал он. — Откуда у вас эти фотографии? И зачем вы мне их показываете?

— Мне их дал один легавый. — Бредли покачивал головой, не веря своим ушам. — Один жирный, глупый нью-йоркский легавый.