медицинском вскрытии трупа в десяти верстах от Воскресенска вместе с судебным следователем и уездным врачом (письмо к Н. А. Лейкину 27 июня 1884 г.). Приходилось Чехову заниматься этим и позже. 22 февраля 1892 г. он сообщал В. А. Тихонову: «…случается, летом произвожу судебно-медицинские вскрытия, коих не совершал уже года 2–3».

М. П. Чехов, говоря о мелиховском периоде в жизни брата, указал на прототип сотского Лошадина: «… Антона Павловича <…> выбрали в члены <Серпуховского> санитарного совета. <…> То и дело к нему приходил то с той, то с другой казенной бумагой сотский, и каждая такая бумага звала его к деятельности. Этот сотский, или, как он сам называл себя, „цоцкай“, служил при Бавыкинском волостном правлении, к которому в административном отношении принадлежало Мелихово, и он-то и выведен Чеховым в рассказе „По делам службы“ <…> Это был необыкновенный человек; он „ходил“ уже тридцать лет, все им помыкали: и полиция, и юстиция, и акцизный, и земская управа, и прочее, и прочее, и он выполнял их требования, даже самого домашнего свойства, безропотно, с сознанием, если можно так выразиться, стихийности своей службы» (Вокруг Чехова, стр. 267; см. также: Антон Чехов и его сюжеты, стр. 98, 99).

Рассказ был сразу замечен современниками и вызвал общее одобрение.

Первыми откликнулись сотрудники журнала «Неделя». «От члена редакции, читавшего Вашу корректуру, слышал, что рассказ вышел превосходный», — передавал Меньшиков Чехову в письме от 15 декабря 1898 г. (ГБЛ; см. также стр. 398). В следующем письме он подробно анализировал «По делам службы»: «Рассказ Ваш вышел очень сильным, „цоцкай“ как живой. Читая эту вещь, я всё удивлялся краткости формы и обилию содержания: слова, фразы, слог — всё это у Вас канва, совсем исчезающая под картиною огромной и глубокой жизни. Вся суть в волшебной способности находить в хаосе слов те самые простые словечки и то нечаянное сочетание их, которые — как чиркнутая спичка — сразу освещают множество вещей. Единственное, что мне показалось несколько натянутым в рассказе, это сон следователя. „Мы идем, идем, идем“ — превосходно, но объяснение этого символа и от лица покойника, и книжным языком — мне показалось ненатурально. Но конец опять захватывает силой и естественностью. Это одна из лучших Ваших вещей» (1899, январь; неточно: Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 49).

Л. И. Веселитская-Божидарович (псевдоним — В. Микулич) 16 января 1899 г. делилась с Чеховым впечатлениями от его последнего произведения: «Я хотела было по получении Вашего письма послать Вам „Черемуху“ и уже заклеила ее в бумагу, но прочла Ваш чудный рассказ в „Неделе“ и бросила „Чер<емуху>“ в ящик, п<отому> ч<то> все мои писания напомнили мне Ваших девиц в серых платьях, кот<орые> пели дрожащими голосами дуэт из „Пиковой дамы“. Хоть я и не виновата, что могу только петь дрожащим голосом и не могу гудеть, как метель, но все-таки Вам посылать что бы то ни было мое просто совестно. Прочла В<аш> рассказ 2 раза, потом М<ихаил> Ос<ипович> читал его вслух мне и Яше <сыну Меньшикова>, теперь еще прочту его вслух маме и радуюсь за нее, что она еще не читала его и что я так хорошо прочту ей его. <…> Вчера ко мне приходила одна гостья, тоже в восхищении от „сотского“. Я похвастала, что напишу Вам, и она просила передать, что она с мужем зачиталась до 2-х часов ночи и что рассказ необыкновенно хорош. Мне смешно, что нет ни одного порядочного критика, кот<орый> толком бы сказал, какой Вы великий талант» (ГБЛ).

30 января М. П. Чехова писала брату: «О тебе говорит вся Москва. Последний твой рассказ в „Неделе“ удивительно хорош!» (Письма к брату, стр. 100).

В письме от 21 февраля 1899 г. из Петербурга А. А. Энгельгардт, напечатавший в журнале «Das literarische Echo», 1899, № 3, характеристику литературной деятельности Чехова, называл «По делам службы» «замечательно поэтичным, хотя, конечно, грустным сочинением» (ГБЛ).

В письме от конца декабря 1901 г. Вс. Э. Мейерхольд выражал восхищение свое и других актеров МХТ’а рассказами «Дуэль», «Палата № 6», «Черный монах», «По делам службы», в которых «сдавленные слезы <…> ласки поэзии и трепетное ожидание лучшего будущего… С Вами легче жить, потому что Вы внушаете веру в лучшее будущее и заставляете терпеть» (ЛН, т. 68, стр. 443).

Е. В. Лебедева, читательница из Москвы, почувствовала протест против «будничного ужаса жизни», вложенный в рассказы «Случай из практики», «По делам службы» и «Дама с собачкой». Они «заставляют глубже присмотреться к жизни, к ее сложному, невыносимо тяжелому для иных людей, но людьми созданному механизму, увидеть всю ее неправду, мелочность и условность» (1900 г. — ГБЛ; «Научные доклады высшей школы. Филологические науки», 1964, № 4, стр. 171, 170).

Особенный интерес вызвал рассказ у Л. Н. Толстого. 14 января 1899 г. С. А. Толстая записала в дневнике: «Прекрасно провели вечер: Лев Николаевич читал нам вслух два рассказа Чехова: „Душечка“ и другой, забыла заглавие — о самоубийце, очерк скорей» («Дневники Софьи Андреевны Толстой. 187–909». М., 1932, стр. 109).

Об этом чтении, об отношении слушателей к образу Ильи Лошадина сообщал Чехову И. И. Горбунов- Посадов 24 января 1899 г.: «… в Москве Лев Н<иколаевич> прочел мне (и еще собравшимся людям), чудесно, с увлеченьем прочел два Ваши новые „По делам службы“ и „Душенька“ <„Душечка“>. Оба очень хороши, особенно даже „Душенька“ <…> В „По делам службы“ Лев Н<иколаевич> чудесно читал „цоцкого“. Как живой был перед нами этот милейший старичина со своей многострадальной эпопеей административного perpetuum-mobil’а. Вся тщета, бессмыслица распорядительства кабинетных бар над деревнею так ярко выступает. А метели-зимы как хорошо изображение». Горбунов-Посадов просил «По делам службы» для издания в «интеллигентной серии» «Посредника» (ГБЛ; Изв. АН СССР, ОЛЯ, 1959, т. XVIII, вып. 6, стр. 518). Однако Чехов отвечал, что это невозможно — все сочинения проданы А. Ф. Марксу (см. стр. 392).

В библиотеке Толстого (Музей-усадьба «Ясная Поляна») обнаружен экземпляр «Книжек Недели» с многочисленными толстовскими карандашными пометами на тексте рассказа. Большая их часть относится к «цоцкому». Отмечена его доброта, вера в справедливость, покорность, своеобразие речи, детали портрета. Проведена черта против слов о стариках, «у которых в душе каким-то образом крепко сжились пятиалтынничек, стаканчик и глубокая вера в то, что на этом свете неправдой не проживешь». Пометы Толстого убеждают в том, что он имел в виду «цоцкого», записав в дневнике 7 мая 1901 г.: «Видел во сне тип старика, кот[орый] у меня предвосхитил Чехов. Старик был тем особенно хорош, что он был почти святой, а между тем пьющ[ий] и ругатель. Я в первый раз ясно понял ту силу, к[акую] приобретают типы от смело накладываемых теней» (Толстой, т. 54, стр. 97; см. еще заметку в записной книжке 22 апреля 1901 г. — там же, стр. 248). Подчеркнуты также места, где говорится о пробуждении совести у Лыжина, где прорывается авторский голос. Остановили на себе внимание Толстого мастерство отдельных деталей в рассказе и пейзаж. Подчеркивания трех типов: прямая вертикальная черта на полях, горизонтальная линия под словом или строкой и точки на полях слева — свидетельствуют о многократном чтении Толстого, о его внимательном изучении мастерства Чехова.

Критика, высоко оценившая рассказ, старалась определить его место в ряду последних произведений Чехова и объяснить значение образа молодого человека — следователя Лыжина.

А. И. Потапов замечал, что рассказы Чехова, в том числе «По делам службы», знаменуют собой новый этап в его творчестве — переход к анализу общественных противоречий, к большим социальным обобщениям. Прежде Чехов «стоял очень долго как-то в стороне от задач общественного развития, не был „действенным“ <…> Индивидуальная психология слишком заслоняла собою на его картинах общественные горизонты» («Из жизни и литературы. А. П. Чехов и публицистическая критика». — «Образование», 1900, № 1, стр. 22). Теперь Чехов стал показывать, что «внешние рамки и отношения „по форме“ душат жизнь или, в лучшем случае, не интересуются ею вовсе…». Пример тому — картина жизни в рассказе «По делам службы». Характерная особенность — изображение того, как форма душит деревню, страдающую «от формализма. Ее отношения к этому злу и посильное его разумение хорошо выражены в лице старика сотского Лошадина, который больше тридцати лет ходит и терпит, ходит только „для формы“ и будет ходить для формы до конца своих дней» (там же, стр. 27). К достоинствам Чехова Потапов относил чувство гражданской совести. «Но кто так ужасается при виде общественных контрастов, тот никогда не примирится с их существованием», — писал он, — и в этом — «залог жизненности его таланта» (стр.