Теперь все в ее жизни зависело от этой квартиры.
А квартира-то… покои добропорядочных советских мещан, не желающих задерживаться в постсоветской России. Саша несколько раз обошла темные, заставленные ореховой лакированной мебелью комнаты. Одна – комната как комната. Вторая – некогда большущая, с двумя окнами, перегорожена пополам. В большей – проходной части – горки, прилавки, витрины, буфеты, темные бархатные кресла. Это гостиная. А за ней милый уголок, где розовый шелк маленьких бра нежно отражается в слегка потемневшем зеркале… Уголок, дорогой сердцу хозяев, – супружеская спальня. Хозяйка, похожая на рыбу камбалу, суетится, распахивает дверь: не стесняйтесь, мол, проходите… А можем и с обстановкой продать! С обстановкой – это значит с лакированной двуспальной кроватью, с трехстворчатым во всю стену шкафом, с темным зеркалом…
Саша ничего не ответила и снова принялась ходить по квартире, пытаясь представить себя хозяйкой и женой. Забрела на кухню, постояла в салатовой кафельной ванной, увидела в зеркале худенькую, светловолосую девушку немного в стиле унисекс и решила, что на эту роль она не подходит явно.
А что удивительного! Более тридцати лет прожила на свете Саша и никогда по-настоящему не была замужем. Вадим подарил ей дочь, открыл ей красоты Губернского Города. «За что я ему особенно признательна! – Саша криво улыбнулась. – Но даже с натяжкой наше недолгое сосуществование невозможно назвать семьей». Ни в период до рождения Ольги, когда в голосе Вадика – день ото дня сильнее – слышалось равнодушное снисхождение, ни тем более после появления девочки на свет. Вадим лишь изредка приезжал к ним из Москвы и выглядел таким столичным, таким лощеным, что Саша боялась прикоснуться к нему. Уже тогда, задолго до своего ухода к Шидловской, он стал Саше совершенно чужим.
В отличие от Вадима, Павел держался с ней глубоко порядочно. Говорил нежности, называл зайчиком, лисенком и солнышком. И любимой называл тоже. И цветы дарил. Да и не только цветы… Но с самого начала предупредил: ни на что большее, пожалуйста, не рассчитывай. Я женат. Очень женат! Слишком!
Она и не рассчитывала. Она не хотела становиться его женой. У нее сердце не лежало к этому скучному, прозаичному слову… Но одно дело – делить прозу жизни с Ельчаниновым и совсем другое – сделаться женой Дмитрия.
Они не станут покупать эти стопудовые шкафы и кресла. В их доме будет мало мебели. Они снесут фундаментальную перегородку между спальней и гостиной.
Хозяйка объяснила не без гордости:
– Стенка – на века! Это мужу солдаты клали. Из настоящего кирпича!.. Муж у меня полковник в отставке.
Но от квадратной супружеской кровати и обилия розового шелка Сашу буквально мутило.
Ничего, как-нибудь постараются и стенку уберут. Купят себе нормальный диван. Впрочем, Дмитрий лучше нее в этом разбирается. Саша с радостью доверится его вкусу. И вообще она во всем доверится ему с радостью и легкостью.
– Я вам очень советую, с мебелью покупайте! Где вы теперь такую мебель найдете? – уже на пороге бормотала хозяйка.
Саша ничего не ответила, а Дмитрий чуть заметно кивнул:
– Посмотрим, ближе к делу. В смысле – к оформлению! Когда мы с вами оформление-то начнем?
– Думаю, в ближайшие две-три недели, – заверил молчавший до того хозяин. – Теперь уже ждать недолго… А вашей супруге, – спросил он с добродушной стариковской улыбкой, – как наше жилище, понравилось?
– Понравилось! – поторопилась ответить Саша, стараясь за поспешностью скрыть не только сомнения, касающиеся их жилища, но и общее смущение, неуверенность.
– Ну вот и славно!
…За лето Саша окончательно измучилась проклятыми вопросами. Когда же начнется оформление? Когда же она переберется в Москву? Когда же, наконец? Когда же? Когда?!
То неожиданно появилась надежда на скорый переезд. По телефонным проводам из Москвы в Губернский Город пронеслась радостная весть: семью отставного полковника пригласили на собеседование в израильское посольство. Значит, уже скоро.
На следующий день по проводам полетели другие новости. Оказывается, посольство каким-то непостижимым образом потеряло документы почтенной супружеской пары. Реальный срок восстановления документов – месяц. Плюс месяц для их рассмотрения в посольстве.
Саша горько заплакала прямо у телефона. Ей вспомнилось, как в тот вечер они с Дмитрием в эйфорийном состоянии выходили из квартиры полковника.
– Тебе действительно у них понравилось? Ты правда довольна? – бесшабашно смеясь, спрашивал Дмитрий. – А то я уже испугался, что не сумею угодить вашему высочеству!
– Отличная хатка! – Саша глуповато хохотнула – она изо всех сил старалась ответить в унисон.
– Точно отличная?! – Чуть замедлив шаг, Дмитрий внимательно посмотрел ей в глаза.
– Хай-фай!
– Тогда поехали обмоем ее!
– Может, рано еще?.. – не справившись с собой, нервозно спросила Саша.
– Да в самый раз! – Дмитрий весело заржал.
После хорошего ужина с винами и коньяками Саше показалось, что она окончательно успокоилась. Но вдруг за десертом неожиданно для себя самой попросила:
– А давай, Дим, купим лучше квартиру на Цветном.
– Сань, ты опять?! Мы же только что все обсудили! Ты сама согласилась: второй вариант во много раз лучше первого!
– Да что с того? – Саша чувствовала, что теряет сознательный контроль над собой, – в тот момент вырвались наружу ее интуиция и подсознание – попробуй, заткни им глотку! – Она, может, и лучше, эта квартира на Обуха… но мы не купим ее, Дим! Ничего не выйдет!..
– Как не выйдет?! Да с чего ты взяла?
Дмитрий со свойственной ему энергией принялся успокаивать Сашу. Успокаивал долго и нежно – до самой «Зари», а потом до самой зари… Кто-то из них двоих – теперь она уже не знала, кто точно, – выдал на рассвете этот несмешной каламбур.
«Абсолютно несмешной, – подумала, всхлипывая, Саша. – Да, я знала, знала… Снова придется унижаться перед шефиней, выпрашивать командировки в Москву. Мотаться по поездам… Скоро осень. За ней – зима».
Скрипнула дверь – и в коридор выплыла соседка Валентина. В последнее время она утратила всякий интерес к Сашиным телефонным разговорам. Сидела в своей комнате, ждала, пока освободится телефон. Но чаще ее просто не бывало дома – Валентина пропадала теперь в офисе общественно-политического