лучше, как мы в свое время голодали, поберегите Ваши впечатления для труда обдуманного, обделанного, писанного не в один присест, но писанного в счастливые часы внутреннего настроения. Один такой труд будет во сто раз выше оценен сотни прекрасных рассказов, разбросанных в разное время по газетам…» (
На призыв Григоровича бросить срочную работу и писать «крупное» Чехов отвечал 28 марта 1886 г.: «От срочной работы избавлюсь <…> возьмусь за серьезное дело».
В июле 1886 г. через А. Д. Курепина Чехов получил приглашение сотрудничать в журнале «Русская мысль», о чем сообщил Лейкину 30 июля 1886 г. 9 августа того же года один из членов редакции «Русской мысли», М. Н. Ремезов, писал Чехову: «Пользуясь нашим старым знакомством, я позволяю обратиться к Вам с предложением — через мое посредство передать редакции „Русской мысли“ один из Ваших рассказов, или не один, а несколько… Я думаю, что Вам было бы очень своевременно выбраться в большую литературу, в которой Вы, несомненно, можете занять видное место…»
Крупным событием в жизни и творчестве Чехова в 1886 г, была работа над книгой «Пестрые рассказы», выход ее в свет и многочисленные отклики о ней в печати (см. примечания к тому II наст. изд., стр. 474–476). По воспоминаниям В. Г. Короленко, после выхода «Пестрых рассказов» «имя Антона Павловича Чехова сразу стало известным, хотя оценка нового дарования вызывала разноречия и споры» (В. Г.
В течение всего 1886 года Чехов продолжал сотрудничество в журналах «Осколки» и «Будильник» и печатался в новом московском юмористическом журнале «Сверчок». Он создавал еще замечательные образцы чисто юмористического жанра («Много бумаги», «Литературная табель о рангах» и др.). Но именно в 1886 г. Чехов начинает постепенно отходить от юморесок и «мелочей» и всё чаще обращается к фабульным произведениям более крупных размеров, к «серьезному» рассказу. Сотрудничество Чехова в юмористических журналах с этого времени заметно идет на убыль.
Из числа произведений настоящего тома 34 впервые увидели свет в «Осколках». Почти в каждом номере этого еженедельного журнала, за редкими исключениями, помещалось одно, иногда и два произведения (рассказ и юмореска) Чехова. Исключения становятся более частыми к концу года, по мере того как писатель втягивается в более основательное сотрудничество в «Новом времени» и «Петербургской газете». Чехова начинало тяготить требование Лейкина сотрудничать в каждом номере его журнала, но пока он добивается только права заблаговременно предупреждать редакцию о своем неучастии в очередном номере.
За «Осколками», как и прежде, придирчиво следила петербургская цензура. В письмах Лейкина и В. В. Билибина к Чехову содержится много сетований на цензурные притеснения. Цензура усматривала в предназначавшихся к публикации материалах промахи не только политические, но и по части «моральной». От цензуры пострадали, по-видимому, и некоторые рассказы Чехова, печатавшиеся в «Осколках» (см. примечания к рассказу «Длинный язык»*).
Из переписки Чехова с Лейкиным известно, что в тексты некоторых рассказов были внесены редакторские изменения, что, как правило, вызывало недовольство Чехова. В случаях, когда самый факт и объем посторонней редактуры точно установлены, тексты Чехова освобождаются от результатов такого вмешательства (см. примечания к рассказу «Розовый чулок»*).
В 1886 г. постепенно затухает, становится эпизодическим сотрудничество Чехова в московском журнале «Будильник». С марта по декабрь там были опубликованы лишь три рассказа: «На даче», «Нытье» и «Мой Домострой». В «Будильнике», правда, продолжали появляться фельетоны Чехова. М. П. Кленский высказывал предположение, что «Чехов, прекратив фельетоны „Осколки московской жизни“ («Осколки», 1885), участвовал <…> в фельетонах „О том и о сем“ («Будильник», 1886–1887)»[24]. Новые исследования этого вопроса позволили установить действительную принадлежность Чехову ряда фельетонов и заметок «Будильника» (см. том XVI наст. изд.).
В начале 1886 г. в Москве братьями Е. и М. Вернерами был организован журнал «Сверчок». Определяя программу «Сверчка», Е. Вернер писал Чехову: «…„Сверчок“ прежде всего журнал исключительно юмористический, без всякой претензии на сатиру и бичевание общественных пороков. В этом отношении мы будем прямо противоположны с остальными журналами. Мы будем помещать легкие и смешные вещи, заботясь только об одном, — чтобы заставить читателя смеяться»
Продолжалось деятельное сотрудничество Чехова в «Петербургской газете», начавшееся с мая 1885 г. В октябре 1886 г., не получив причитавшихся ему гонораров, писатель «поставил крест» на своем сотрудничестве в «Петербургской газете» (см. письма к Н. А. Лейкину от 7 и 23 октября 1886 г.). 29 октября С. Н. Худеков уведомил Чехова о прибавке — с 7 до 12 копеек за строку, после чего уже 3 ноября 1886 г. в «Петербургской газете» появился рассказ «Недобрая ночь», 10 ноября — «Калхас», и затем, как правило, каждую неделю печатался чеховский рассказ.
В настоящем томе помещено 26 рассказов, впервые увидевших свет в «Петербургской газете», а всего до 25 декабря 1888 г. Чехов напечатал в ней, кроме репортажей «Дело Рыкова и комп.», 112 рассказов.
В марте — декабре 1886 г. в юмористических журналах и в «Петербургской газете» Чехов продолжал печататься под своими обычными псевдонимами: А. Чехонте, Человек без селезенки, Брат моего брата, Рувер. Рассказы, опубликованные в «Новом времени», подписаны полным именем: Ан. Чехов. На книге «Пестрые рассказы», печатавшейся под псевдонимом «А. Чехонте», по настойчивому совету Д. В. Григоровича (письмо от 25 марта 1886 г.) была поставлена в скобках настоящая фамилия: «Ан. П. Чехов».
С середины 80-х годов талант Чехова, по наблюдениям критики, развертывался «с поразительной силой», и в его творчестве обозначились «новые настроения».
Настоящий том охватывает десять месяцев работы Чехова, в течение которых в печати появились критические отзывы о его более ранних произведениях, преимущественно о сборнике «Пестрые рассказы», вышедшем в свет в мае 1886 г. (см. том II наст. издания). Вся критика о произведениях данного тома появилась в последующие годы.
Современная Чехову критическая литература о нем представляла собой сложную и пеструю картину. Новаторские черты чеховского творчества, принципиально отличные от литературных вкусов предшествующего периода, не были поняты и приняты значительной частью критиков. Изображение обыденного, как бы вырванного из общих исторических условий, и притом в беспафосной «беспристрастной» манере, не путем пространных описаний, а при помощи характерных деталей, отсутствие остроэффектных сюжетов и внешне узкие границы изображаемой действительности, — всё это было непривычно и ново, особенно для представителей старшего поколения литераторов, воспитанных на иных литературных образцах. Поскольку в произведениях Чехова не было динамичных происшествий и крупномасштабных событий, — не видели в них и глубокого содержания; не понимали новаторской поэтики Чехова, шедшей вразрез с канонами, казалось бы, прочно установившимися в литературе; не замечали того, что беспристрастность писателя, — как правило, лишь кажущаяся, — своеобразная форма правдивого, объективного изображения действительности.
В числе критиков, не понявших и не оценивших Чехова, первым должен быть назван в то время чрезвычайно влиятельный либерально-народнический публицист Н. К. Михайловский. В статье под заглавием «Письма о разных разностях» («Русские ведомости», 1890, № 104, 18 апреля) он отметил у молодого писателя «поэтичность стиля», «милые штришки», но начисто отказал ему в идеале, в наличии какой-либо социально-политической тенденции. По его мнению, Чехов «пописывает» «с холодной кровью».
