утайку дурных вестей о персидской войне и на его место поставил визирем Халиль-пашу. Посланники обратились к патриарху Тимофею, не может ли он им помочь у нового визиря? Патриарх отвечал: «Самим вам известно, что старый визирь на нас православных христиан греков был гонитель и поругатель великий, чуть меня к смерти не привел, и мне при нем помогать вам никаким образом было нельзя; новый визирь, думаю, ко мне расположен, и потому буду о государевых делах промышлять; вам бы завтра послать к визирю в подарок сорока два или три соболей добрых, а я с вашими людьми пошлю своего дьяка Мануила, чтоб он от меня визирю и его дворецкому побил челом: этого дьяка Мануила визирев дворецкий знает и очень любит, а дворецкий визирю дядя родной, вам бы и ему послать сорок соболей». Посланники исполнили совет патриархов, и визирь обещал хлопотать о их деле, но объявил, что все задержанье им из- за донских козаков, за то, что государь прислал козакам жалованье: польский король обещается черкас унять, и если уймет, то султан с ним помирится и пошлет рать свою на донских козаков; если же король польский не пошлет на черкас своего войска и донские козаки перестанут на море разбойничать, то султан хочет стоять с царем заодно на польского короля и их, посланников, отпустит в Москву. Опять отправили посланники к визирю шубу соболью с просьбою, чтоб великому государю службу свою показал, все государственные дела переделал. Визирь отвечал, что с султановой грамотою к царю будет отправлен один из посланников, а другой должен остаться в Царе-граде, потому что посланники не хотят поручиться за донских козаков, которые воруют, турецкие морские города и волости воюют. «Ступайте к муфтию, побейте ему челом», — прибавил визирь. Посланники поехали к муфтию и от того услыхали те же речи, что должен ехать в Москву один посланник, по примеру цесарских послов, из которых один, большой, остался в Царе- граде для справки в государственных, любительных делах. Явилось и старое требование, чтоб царь уступил султану Казань и Астрахань. Халиль-паша ушел в персидский поход; его место заступил Магомет-паша, от которого посланники должны были выслушивать прежние речи: «Если вы к козакам не отпишите и их не уймете, то государю вашему от нашего государя какого приятельства ждать, а вам за козаками из Царя- города отпуску не будет». Посланники подослали греков к сыну и дворецкому муфтия; те велели сказать им: «Мы у муфтия их делом промыслим, но чтоб нас не забыли, почтили своими заморскими поминками, что у них случится». Муфтий действительно прислал за посланниками, но объявил: «Если государь ваш уступит нашему старинные мусульманские города — Казань и Астрахань, то государь наш тотчас ему поможет на польского короля; по нашей мусульманской вере христианам даром помогать не велено». С тем и отпустил. Посланники поехали к визирю Магомет-паше и сказали ему, что если султан пошлет войско на Польшу, то государь пришлет ему, визирю, жалованья мягкою рухлядью на три тысячи золотых, дали ему и заемную память на эту сумму. Визирь, подержав память в руках, отдал назад и сказал: «Память мне ваша не надобна, а делами вашего государя стану непременно и радетельно промышлять». После этого дал знать посланникам посольский дьяк, что ему велено писать грамоту от султана к царю, что посланникам скоро будет отпуск, причем велел сказать: «Посланники живут в Царе-городе другой год, многим людям от них подарки были, только я от них ничего не видал; а им бы следовало и нас государевым жалованьем взыскать, за мною государево жалованье не пропадет, отработаю великому государю, где силы достанет». Прислал и дворецкий визирев: «Я беспрестанно говорю визирю о государевых делах, дела эти к концу приходят: так посланникам следовало бы визиря почтить да и меня не позабыть». Посланники отправили всем шубы. Прислал муфтий и сын его напомнить посланникам о их обещании, отправились и туда собольи шубы. Благодаря всем этим шубам посланников после тринадцатимесячного задержания отпустили в Москву с объявлением, что против польского короля стоит турецкое войско у Хотина, а как визирь Халиль-паша придет из Персии, то султан пошлет тогда на Польшу всех своих ратных людей.

Отправлены были посланники и в Персию, дворянин Тихонов и подьячий Бухаров; шах Аббас объявил, что хочет быть с царем Михаилом в крепкой дружбе, помогать ему и ратными людьми, и казною, если и царь будет помогать ему и тем и другим; смотря на небо, шах сказал: «Бог меня убьет, если я брату моему царю Михаилу Федоровичу неправду сделаю». Шах извинялся перед государем в том, что сначала, по просьбе Марины и Заруцкого, обещал помочь им ратными людьми, казною и хлебными запасами: они его уверили, что при них находится царь московский Иван Димитриевич, а Москва занята литовцами, от которых они хотят ее очищать; как же скоро он, шах, узнал о воровстве Маринки и Заруцкого, то не дал им никакой помощи. Царь отправил дворянина Леонтьева просить у шаха денег в помощь против литовских людей, и в конце 1617 года шах прислал легкую казну, серебра в слитках на 7000 рублей.

Новый царь, разумеется, должен был начать сношения с Крымом, где царствовал Джанибек-Гирей. Сношения эти носили прежний, уже хорошо нам известный, характер: главным содержанием переговоров по-прежнему была торговля: крымцы запрашивали, хотели взять как можно больше, русские старались дать как можно меньше, представляя опустошения государства, оскудение казны. Разбойники не трогались этим представлением: в июле 1614 года в Ливнах, где по обычаю происходил размен посланников, крымский посол Ахмет-паша Сулешов объявил: «Если не станет государь присылать ежегодно по 10000 рублей, кроме рухляди, то мне доброго дела совершить нельзя; со мной два дела, доброе и лихое, выбирайте! Ногайские малые люди безвыходно вас воюют, а если мы с своими силами на вас же придем, то что будет? Вы ставите шесть тысяч рублей в дорого, говорите, что взять негде; а я и на одних Ливнах вымещу: хотя возьму тысячу пленных, и за каждого пленника возьму по 50 рублей, то у меня будет 50.000 рублей». Наконец Ахмет-паша согласился взять 4000 рублей поминков для хана и дал за него шерть, когда московский посол дал слово, что по весне рано государь пришлет хану большие поминки. Но когда посол, князь Григорий Волконский, приехал в Крым брать шерть, то хан Джапибек-Гирей объявил: «Шерти мне теперь дать не за что, поминков ко мне и к калге прислано мало, к ближним людям прислано не ко многим и не помногу, и за это ближние люди на нас злобятся, шерти дать не хотят и нам шерть отговаривают». Наконец и хан дал шерть с условием, что если государь рано весною поминков не пришлет, то шерть не в шерть. После этого посылались в Крым ежегодные поминки как для того, чтоб удерживать крымцев от нападения на московские украйны, так и для того, чтоб побуждать их к нападениям на Литву. Последняя цель плохо достигалась, потому что хан был занят войной персидскою, усобицею у себя в Крыму и боялся запорожцев, которые сильно опустошали его улусы. Послы московские по-прежнему постоянно жили в Крыму, на смену одних приезжали другие, по-прежнему им чинилось там многое насильство и неволя, поминки брали на них многие, в неволе, чуть-чуть не правежом; по-прежнему за выгодами московского государя наблюдала фамилия князей Сулешовых — сначала Ахмет-паша, а потом брат его Ибрагим-паша.

Более чем где-либо участия новый государь московский нашел на далеком западе, у морских держав Голландии и Англии; разумеется, это участие было корыстное: внутренние смуты в Московском государстве и опустошения, причиняемые войной польскою и шведскою, вредили их торговле, им выгодно было успокоить Московское государство и в награду приобрести здесь еще большие торговые выгоды. Известные уже нам лица, Ушаков и Заборовский, отправив посольство свое у императора, должны были ехать в Голландию и там требовать помощи на врагов. 1 мая 1614 года Ушаков и Заборовский приехали в Гагу, приехали они в жалком положении, и голландское правительство тотчас же снабдило их всем нужным, приказав выдать им единовременно 1000 гульденов. Послы, по отзыву голландцев, приводили всех в удивление своей скромностию и учтивостию и были очень боязливы. Они просили у Генеральных штатов помощи царю войском и деньгами. Штаты отвечали, что они сами недавно освободились от войны и потому не могут подать царю никакой помощи, но употребят все усилия, чтоб склонить к миру короля шведского. В Англию в июне 1613 года отправлен был дворянин Алексей Зюзин. Описавши неправды поляков в Москве, Зюзин должен был сказать королю: «Во время московского разоренья ваших гостей и торговых людей, Марка англичанина с товарищами, литовские люди захватили, товары все у них отняли и держали их за крепкими приставами, а после того побили». Зюзин должен был говорить министрам королевским, что царь велел просить помощи казною своим ратным людям на жалованье, а наемные люди государю нашему не надобны, денег им на наем в нынешнее время дать нечего. Зюзин должен был просить, чтоб король помочь учинил казною, товарами, зельем, свинцом, серою и другою воинскою казною, а государь своею любительною и братственною дружбою и любовью будет воздавать и свыше того: непременно уговаривать, чтоб король государю помочь учинил казною и товарами и пушечными запасами тысяч на сто рублей, но самой последней мере на 80.000 или на 70.000, а по самой нужде на 50.000. Если королевские советники станут говорить, что они знают наверное, что Марка англичанина били русские козаки в то время, как у польских и литовских людей Китай взяли, и именье его все захватили те же козаки, и государь бы велел это именье отдать англичанам торговым людям, то отвечать: нам наверное известно, что Марка захватили польские люди и держали по самое китайское взятье за крепкими приставами на английском дворе в Китае-