Таким образом, уважаемый г-н Велимир, перед людьми встала проблема выживания. В первые столетия от голода, болезней и междоусобных столкновений их популяция уменьшилась с полумиллиарда до нескольких десятков миллионов. Затем знания, содержавшиеся в ДНК людей разумных — копиях ДНК кингота — стали выводить искусственный народ из тупика.
Егуа умер физически, но идея продолжала жить. За время сосуществования со своим народом образ властителя глубоко въелся в плоть человечества, остался в его генетической памяти. Через много веков после гибели кингота идея о единобожии и едином царе единого народа выбралась из хаоса верований и, распространившись по планете, стала господствующей. На столпах этой веры люди построили новую цивилизацию: они воздвигли города, сотворили искусство, развили науку, создали высокие технологии и оружие массового поражения.
Суверенный мир существовал до середины XXII века, а затем ему суждено было погибнуть, так как на Землю нагрянули терракотеры-захватчики, слуги неизвестного кингота. Пришельцам почти не понадобилось тратить силы на войну с землянами. Они лишь взорвали человеческие запасы ядерного оружия и довершили дело особым, неизвестным землянам, излучением. В разразившейся катастрофе погибло более 99 % земного населения. Уцелевшие ушли в подземелье — шахты, тоннели, канализации и пещеры. Выжили те, кто сумел приспособиться к новым условиям, но им пришлось стать другими. С одной стороны люди мутировали под влиянием излучения и изменившихся условий, с другой — из-за стремления организма адаптироваться к новым обстоятельствам. Прошло несколько веков, в течение которых терракотеры, распространившиеся по поверхности, очищали среду, создавали новые производства и строили здания — антураж для новой игры. За это время ускорившаяся эволюция разделила людей на две расы — разумных албов, то есть нас с вами, и могучих, выносливых, но жестоких мутантов бигемов. По сей день мы соперничаем между собой за право владения территориями, пользование подземными источниками энергии и естественными холодильниками. Мы ненавидим друг друга, но еще больше ненавидим терракотеров, владеющих земной поверхностью и служащих кинготам. Достижения разума албов, украденные бигемами, помогали им выживать и уберегаться от карательных операций, которые время от времени проводят терракотеры. С другой стороны наши хитрые стратегические ходы дают возможность теснить бигемов с их территорий и захватывать добытые ими продукты питания. Так, враждуя, одни человеческие существа помогают другим.
(Гипотеза выдвинута на основе анализа «Всемирной истории» В. Толокяна (Москва, 2049 г. по старому стилю), «Истории первых веков Подземелья» Г. Хаура (Приморский штаб, 287 г.) и трехлетних наблюдений (398–401 г.г.) за постройкой города Северска терракотерами юго-восточного строительного округа, а также анализа карт памяти, раздобытых в…)».
На этом документ обрывался.
Официальной в Большом Поселении была другая версия: терракотерами управляют инопланетные существа, в силу особого устройства тел они не имеют возможности посетить Землю. Задача терракотеров — извлекать из земных недр полезные ископаемые и доставлять их своим хозяевам. Люди же возникли сотни тысяч лет назад где-то на Африканском континенте, эволюционировав из своих более примитивных предшественников. Эта теория эволюции до странности напоминала ту же, что проходили в школах Федерации, но в фальшивости всего, что изучалось в Федерации, Сигурд не сомневался.
Разумеется, эта официальная теория выглядела куда проработанней и мотивированней, чем та, которую предложили ренегаты, и она могла убедить кого угодно, но только не бывшего учителя географии средней школы номер один города Алгирска.
Странно, но прибытие Сигурда в Большое Поселение, видимо, не развенчало привычных представлений. По-прежнему считалось, что терракотеры похищают у землян природные запасы. Боги- кинготы все так же оставались не больше, чем поводом пофилософствовать за капсулой-другой праны.
О ренегатах же Сигурд, как ни пытался, так ничего и не смог разузнать. Говорить о них было не принято, история тоже о них умалчивала, но именно они больше всего разжигали его любопытство.
«Вставай, вставай! Довольно тебе дрыхнуть, лежебока… Эх, что мне с ним делать? О, Спаро, помоги…»
Темный горбун нависает над Сигурдом, в темноте едва различимы его маленькие прищуренные глаза. Это самые добрые глаза, которые Сигурд когда-нибудь видел.
«Да, дядя Огин… только давай нынче в паре. Со Своном — нет. Опять проколется… Хочу с тобой».
«Нет, и не со мной, и не со Своном, а с Гаттом Юмом пойдешь».
«А он жив?»
«Да, он жив, этот парень… Вставай, дуй к нему, поболтайте… а я туточки побуду».
Сигурд уже спешит на поверхность, он мчится по отвесной стене шахты: бежит прочь от Гатта.
«Это не сон! Помни!» — доносится вслед.
Зеленые глаза Гатта… только бы не увидеть их…
Скорее! Беги! Еще скорее! Хоть и знаешь, что никому тебя не догнать: давно уже быстрее всех в общине…
Как их обмануть? Как вернуться с добычей, чтоб они не поняли, что Гатта не было рядом, ведь разбился Гатт. Путаница… Но сначала-то…
Вбок, за тот тот закоулок… Тут ты впервые на миг задумался… о чем? о пользе разума… Помнишь? Это албианка помогла тебе в тот раз…
Сигурд выбирается на поверхность. Вперед, вверх, по склону воронки.
Ночь, голубые кустарники…
«Вон там, справа… разве не там разбился Гатт? Но сначала-то камень угодил в него, крупный камень раскроил ему голову».
Что такое? Ты бормочешь вслух? Заткнись!
Сигурд оглядывается, ему тревожно… Это страх? вот, стало быть, что такое страх! получи-ка, бигем, теперь тебе правды не утаить!
Вон они все за спиной у тебя: Мерло, а рядом и дядя Огин, а с ними Джикеры и Юмы, и даже толстопуз Уилл, которого ты однажды точно мертвым видал, — он тоже топчется среди них. Они все слышали… Потому так колотится сердце. Страх! Сроду еще не было так страшно — ни в тот раз, когда гопники прицепились, ни в учительской, когда места себе не находил, ни тогда, на стройке, с Локковым…
Ты им чужой. Бигема убил. Вот этими руками. Паршивей подлой железяки теперь. Кто ты вообще, что на брата своего руку поднял?»
Последние слова — опять вслух… чхарь их пожри!
Упал перед общиной на колени, о прощении взмолился, взвыл и к земле приник. Затрясся от рыданий. Каким-то закоулком разума, не затронутым страстью, понял: глупо поступаешь, — но никак уже не остановиться.
Тихо вокруг… Сигурд поднял взгляд.
Девушка, белобрысая, та самая албианка, которую Мохнатый Толстяк Уилл привел.
«Перестань», — говорит.
Он зыркает по сторонам с опаской, а вокруг как никого и не бывало — только лишь они двое.
Плато усеяно валунами, — от луны они тоже бледно-голубые. Родной Шедар, это его мир… Значит, причудились бигемы. Стало быть, и перед албианкой он дурака свалял.
«Забудь про это!» — кричит Сигурд, потрясая кулаком.
Албианка молчит, в глазах ни капли страха. С чего ей бояться? Она все знает. Но и укора во взгляде нет, она будто ждет чего-то.
«Что? — раздраженно кричит он. — Все одно не поймешь… У меня тут, — тычет себе пальцем в лоб, — гребаные железяки топтались. Каково это? А еще ты со своими ремнями…»
Албианка молчит. Худо дело.
Кто он такой, этот Сигурд Дзензель? — а чхарь его знает. Куда тебя несет? Кто твой друг?
Тут память начинает подсовывать бред: черные одежды, белые волосы, красные рожи…
«Дерьмо… Я присягу им дал… слышишь, ты? Не им — подземному народу… но на деле-то им…
