терракотеров.
На шестнадцатом уровне находились залы оргий. В особые дни там проходили групповые совокупления. Об этом Сигурд узнал только через месяц от одного парня в столовой. Как оказалось, в поселении албы не жили семьями, подобно тому, как это делали бигемы или люди Федерации. Мужчины проживали в маленьких камерах-квартирах, женщины — в общих бараках. Детей отнимали, сортировали, воспитывали. Достигнув тринадцати лет, они становились полноправными членами Поселения и, в зависимости от способностей, направлялись на работы либо в производственные цеха, где изготовлялось оборудование, либо в хозяйственные, где производился хлеб и прочая пища.
Офицеры могли выбирать себе из школ сыновей — наиболее здоровых и способных мальчиков. Сыновья жили с отцами, готовясь принять от них так называемую линию штурма, а отцы оплачивали их обучение в спецшколе, после которой они поступали на офицерские курсы.
«Паршиво», — подумал Сигурд, когда обо всем этом узнал.
Впрочем, вся атмосфера, царившая в Поселении, вызывала в нем противоречивые чувства. Казалось, в ровном гомоне толпы, размеренных движениях поселян, их лицах, постоянных призывах с экранов, обращениях с плакатов, беспрестанных докладах из репродукторов о степени боевой готовности легионов, масштабах проведенных учений, объемах произведенных товаров — во всем была несуразная искусственность. До прибытия в Поселение, даже несмотря на признания Руны, он все же иначе представлял себе повстанцев. Он ожидал встретить в их лицах хоть что-нибудь, близкое к его чувству непримиримости к терракотерам. Но на лицах рабочих и военных была лишь покорность. Несмотря на избыток воинственной агитации, казалось, весь подземный процесс был подчинен не столько великой и светлой идее, сколько некому плавному заунывному ритму, скрытому под маской этой идеи.
«Ладно», — сказал себе Сигурд. Он постарался всего этого не замечать, ведь его прежде всего интересовали танки.
Боевые машины находились в засекреченной зоне — так ему еще в карантине сказал один из охранников. Чтобы попасть в эту зону требовался особый допуск. Те, у кого он был, не имели права никому об этом сообщать. Позже, когда Сигурд стал курсантом, ему мало что удалось прибавить к информации, полученной от охранника.
Уровень, на котором находились учебные классы танкистов, значился на входе как «7-а». Все здесь было гладко штукатурено и выкрашено в серый цвет. В потолке коридора и помещений через каждые четыре фута светились экономные лампы: они зажигались и выключались автоматически.
Сначала Сигурда поселили в небольшой казарме для бигемов, прошедших карантин, но на следующий день перевели в отдельную коморку на уровне «7-а» — она была всего раза в полтора больше той камеры, в которой он сидел, но тут имелось все, что ему было нужно — санузел, кровать и даже зеркало.
Сигурд, как и говорил майор по имени Поль, получил талоны на питание, и по ним в столовой, которая находилась на два этажа ниже спального уровня, ему выдавали настоящие бигемовские порции.
Из прежних вещей на Сигурде остались только часы — он не захотел с ними распрощаться: теперь они были его счастливым талисманом.
Новая черная курсантская форма из эластичного полипрена мягко облегала мускулистое тело. Знак на груди в виде желтого круга с синим ободком обозначал, что через три месяца в случае успешного окончания курса он станет офицером — военачальником пятого ранга. Боты, равных которым по надежности и красоте он не видел ни в одном из магазинов города, были сшиты специально для него, и ноги в них сидели, как влитые.
До первого тестирования на интеллект, от результатов которого зависело его будущее, он должен был отучиться две недели.
В группе их было трое — он, Маркус и Фрид. Этим двоим албам недавно исполнилось по семнадцать, и оба они были детьми офицеров — военачальников третьего ранга, — стало быть, оба получили благословение отцов, что у албов считалось правом крови.
Курсанты Маркус и Фрид смотрели на бигема так, словно он был мелким насекомым. Обоих грызла явная зависть. Их можно было понять: бигем-проходимец за считанные дни становится в Большом Поселении притчей во языцех.
Сигурд с ними почти не разговаривал. Несмотря на то, что чувство необъяснимой досады не покидало его с того дня, как он попал в Поселение, он себя контролировал в полной мере. Все его внимание было сосредоточено на освоении военной науки, изучении структуры Большого Поселения, постижении его законов и правил.
В одном из помещений стоял макет танка. Он был выполнен в натуральную величину — о том, чтобы Сигурду втиснуться внутрь не могло быть и речи.
Преподавателей оказалось больше, чем Сигурд ожидал. Были такие предметы: электромеханика, электроника, мета-локация, стратегия, тактика, стрельба, маневрирование, внедрение, коммуникация. Большинство занятий представляло собой комбинацию гипнотического внушения и практикума с периодической проверкой знаний.
Для интеллектуала Зуброва обучение не представляло никаких сложностей, знания он схватывал на лету. В свою очередь бывшему охотнику Дзендзелю представилась возможность проявить координацию, ловкость рук и продемонстрировать невероятную скорость реакции.
Нельзя было не заметить, насколько объем теории превосходил практику. В некоторых предметах, вроде мета-локации, приходилось погружаться в изучение подробностей, знание которых вряд ли требовалось повстанцу. Само собой, Сигурд предпочел о своем наблюдении молчать.
Курсант Маркус затеял конфликт на занятии по внедрению. Он сказал насмешливо: «Когда-то люди надевали на домашних собак ошейники. Если ошейника не было, значит, собака бродячая. Вижу, бигем, ты потерял свой ошейник. Хотел бы я знать, чья ты собака?»
Фрид, сидевший слева, фыркнул. Сигурд перегнулся через стол и влепил Маркусу пощечину: Маркус не успел даже вскрикнуть. Из лазарета вызвали двух санитаров, они переложили бедолагу на носилки и унесли.
Тут же прибыл Яглом с адьютантом, допросил преподавателя и Фрида, а через несколько минут явился и разъяренный отец Маркуса: он потребовал сразу три наказания для бигема — чтобы его отстранили от занятий, казнили и использовали как праноматериал.
— Прану не готовят из мертвых бигемов, — сурово оборвал Яглом. — Ее делают из живых албов — таких, как ваш сынок. И запомните, майор: не в вашей компетенции выдвигать подобные требования.
Отец Маркуса залился краской (хоть он и без того был чрезвычайно краснолиц, как, почему-то, большинство офицеров) и попросил разрешения удалиться.
Травма, полученная Маркусом, обошлась без серьезных последствий, но со следующего дня в группе остались двое — Сигурд и Фрид, который враз стал кротким и любезным.
У Сигурда даже объяснений не попросили, словно происшедшее было в порядке вещей. Такое вольготное положение Сигурд воспринял не как заслуженную привилегию, а напротив — как поблажки испытательного срока. Все преподаватели относились к нему с преувеличенным вниманием, по их поведению можно было судить, что с ними проводилась отдельная работа. Позже Сигнурду пришла мысль, что и сам случай с Маркусом был спланирован для какой-нибудь проверки.
На следующий день его вызвал маршал Яглом.
Сигурд приготовился услышать выговор за вчерашнее, но, вопреки ожиданиям, маршал похвалил его за хорошую учебу. Он заметил, что албы много внимания уделяют физической подготовке, что всегда восхищались силой бигемов. Маршал рассказал, что лет пятьдесят назад албы пытались использовать искусственные гормоны для расширения своих возможностей, только обогнать эволюцию им не удалось. Вот почему не раз уже бигемов пытались привлечь к военной подготовке.
Еще через несколько дней маршал, находясь в странном возбужденном состоянии, проговорился, что семнадцать лет назад, во время правления Велимира, когда сам Яглом был уже маршалом и командовал всем войском, а Ханаран занимал ту должность, которую теперь занимает Куртц, были попытки использования бигемов, но все они оказались неудачными.
— А ты знаешь, — добродушно сказал Яглом. — Я как тебя увидел, сразу понял, что ты одним из нас
