общества, которое строят пришельцы. Это то, что когда-то в древности называли свитком жизни… Что скажешь, Сиг?

Руна перевела дыхание. Зубров смотрел на нее сверху вниз, зачем-то потирая руки.

В принципе, то, что она наговорила, даже и бредом было назвать трудно. Конечно, он не собирался верить во всякую чепуху, но надо было разобраться, зачем она все это ему сказала.

Только попробуй разобраться… Разве что методом исключения.

Пока версия была одна: он оказался жертвой какого-то дикого эксперимента, связанного с воздействием на сознание. Он как-то читал, что такие штуки болгарское правительство незаконно проводило над мирным населением. Да только слишком уж все запутано и наворочено: сперва тебе мерещится, что у тебя проявляются сверхспособности, затем к тебе прикрепляют агентку и, напоследок, вводят в заблуждение всякими небылицами.

— Так устроен наш мир, — сказала Руна. — Бигемы верят в духов. Выживание — единственная их забота. Албы занимаются наукой, изучают агрессоров. Хотят выяснить, что собой представляют пришельцы. Самое ужасное, что между бигемами и албами вражда. А ведь правильнее было бы объединить силы… То, что случилось с тобой и со мной, Сиг, с одной стороны просто ужас, но с другой — везение. Мы — земляне — попали во враждебный мир. Тут, в тылу врага, мы сможем получить ценную информацию, а потом к нашим уйдем. Мы разыщем их! Что скажешь, Сиг?

— Дурацкая шерсть… Вроде, я сбрил ее сразу… как впервые себя в зеркале увидал. Думаю, она заново вырастет.

— Не такая уж и дурацкая, — успокоила Руна. — Иные бигемы обрастают до того густо, что могут ходить зимой чуть ли не голыми. Таким был Уилл — тот парень, у которого я жила. Уилл был хорошим, он заботился обо мне. За главного у вас был Мерло, полукровка: наполовину алб, наполовину бигем. Обидно, что они все погибли, община-то дружная была. Когда я к вам попала, думала, жизни моей конец, но жить среди бигемов оказалось проще, чем я представляла. Правда, бигемы почти никогда не моются, зато у них всегда мяса в достатке, и они большое значение придают честному распределению обязанностей. Впрочем, ладно… Кажется, как я ни стараюсь, мой рассказ тебя только озадачивает. Если согласишься, попробую вернуть тебе память.

— Залезешь ко мне в голову? — он сделал гримасу.

Ну и что же она сделает? Загипнотизирует?

Руна похлопала себя по манто — там, где ее опоясывал необыкновенный ремень.

— Нашла способ подзаряжать компьютер. Теперь мы кое-что можем. Может, нам удастся открыть тебе глаза. Тогда сам разглядишь то, что не можешь видеть сейчас.

Зубров хмыкнул и посмотрел по сторонам.

Начинало смеркаться. Становилось все холоднее, и мысль о том, что ночь придется провести в этом месте, не особо радовала.

— Пора уходить, — сказал он. — Ты говорила, у тебя квартира есть.

Они брели к городу, стараясь держаться подальше от шоссе. Зубров пытался уложить в голове услышанное, связать его с впечатлениями дня. Иногда накатывало неприятное чуть ли не истерическое состояние, он еле сдерживался, чтобы не расхохотаться, — он нуждался в этом физически, но чувствовал, что, если начнет смеяться, то остановиться уже не сможет. Зубров терпел, и это состояние отступало, но потом находило вновь. Слишком много фактов подтверждало близость иной, незнакомой реальности, но в тоже время слишком яркими были воспоминания лет, проведенных в Багровске. Один за другим в памяти всплывали лица старинных приятелей, которым он мог бы написать или позвонить, или с которыми он мог бы встретиться и вспомнить былое. Он думал об Инзе. Ну, этот-то никак не мог быть «марионеткой», как назвала Руна жителей Алгирска. Инза против системы, он действует тайком. Должно быть, ему что-то известно. Похоже, он далеко не все рассказал вчера.

Пока они обходили распаханное поле, стемнело окончательно. Огни Алгирска рассыпались фантастическим кольцом, и Зуброву вдруг показалось, что перед ним гигантский краб-пришелец, раскинувший клешни, готовый схватить, как только они приблизятся.

Когда они, пройдя с полкилометра по Кольцевой дороге, свернули к Шестому микрорайону, Зуброву стукнула мысль, что самым разумным сейчас будет немедленно распрощаться с девушкой и явиться в ближайшее отделение милиции с повинной. Но он эту мысль отогнал и решил больше не позволять ей искушать его.

Не доходя до угла Кольцевой и проспекта Победы, Руна указала на какой-то переулок.

— Давай сюда, тут нет наблюдения. Не думаю, что терракотеров сильно волнует то, что сегодня случилось, и что совместно с милицией они занимаются поисками тебя, но так будет спокойнее.

— Какое еще наблюдение? — Зубров остановился.

— Ты этого не видишь, — сказала она. — Сейчас попробую объяснить. Может, тебе известно, в поле зрения каждого человека есть такая штука — слепое пятно. Предметы, которые в него попадают, становятся недоступными для бокового зрения. Такой вот феномен. С ним можно сравнить особое пятно в сознании, заложенное программой. Вы их не видите — этих наблюдателей, терракотеров на постаментах, а они — по всему городу. Честное слово, они повсюду! И при этом никто ни разу на них еще не натыкался. Люди их просто не видят, они не подозревают об их существовании, несмотря на то, что некоторые терракотеры огромны. Но я увидела их сразу, как только вышла из поликлиники. Они на каждой улице! Дома я сразу изучила то, что должно было составлять мои воспоминания. Я не нашла там никаких упоминаний об этих штуках. Значит, вы о них не знаете. Мне кажется… впрочем, ладно, поговорим об этом потом, когда к тебе вернутся твои правильные воспоминания. А сейчас иди за мной. Не бойся, в этом переулке терракотеров нет.

Зубров наклонил голову и поднял повыше влажный от дождя воротник пиджака.

Еще около получаса они бродили зигзагами мимо одинаковых шестиэтажек, пока, наконец, не свернули в подъезд. Быстро обернувшись, Руна шепнула:

— Только тихо. Соседка страсть как подслушивать любит. Лучше, если она о тебе не узнает.