— Мэтью, — повторил Слотер, прикрыв глаза от солнца, пылавшего в его бороде как уголь. — Весьма респектабельное имя, надо сказать. Идите, не бойтесь. Я пока отдохну.

Мэтью слез с фургона, держа пистолет в руке, еще раз посмотрел на Слотера и прошел двенадцать шагов, отделяющих его от Грейтхауза, но пленник не шевельнулся.

— В чем дело? — спросил Мэтью, увидев залегшую на лбу Грейтхауза глубокую борозду тревоги. — Что не так?

Грейтхауз копнул носком ботинка опавшие листья, наклонился, поднял белый камешек и принялся тщательно его рассматривать.

— Хочу узнать твое мнение, — сказал он наконец сдавленным голосом, чтобы за двенадцать шагов не было слышно. — Он врет про деньги или нет?

— Я не знаю… — И тут значение слов Грейтхауза дошло до Мэтью, как удар бревном по затылку. — Господи боже мой! Вы его слушали?

— Тише говори. — Грейтхауз вертел камешек, рассматривая трещины и узоры. — Мэтью, что если он не врет? В смысле… зачем бы ему на этой стадии игры? Для него все кончено, и он это знает. С чего бы он стал врать?

— С того, что хочет заманить нас на эту дорогу и удрать.

— Удрать, — повторил Грейтхауз гробовым голосом. — А как? Вот так вот, в оковах, с ядром на ноге? А мы с пистолетом? Как, черт побери, собирается он удирать? Может, он наполовину и спятил, но ведь не до конца же. — Грейтхауз все вертел и вертел белый камешек, будто хотел рассмотреть его под всеми углами. — Он знает, что я не убью его, но знает и то, что с простреленным коленом далеко ему не уйти. Да я все равно могу его убить. Я не квакер, и я с этими квакерами не договаривался.

— Он врет. Если вы хотели знать мое мнение, то вот оно: он врет.

— Тише, я просил, — напомнил Грейтхауз повелительным голосом. Шагнул вперед, глядя в лицо Мэтью почти в упор. — Я с ним справлюсь. Я справлялся с такими не раз, и даже похуже были, поверь мне. Так что трудностей с ним не будет.

Мэтью покачал головой. Страстность во взгляде Грейтхауза заставила его отвести глаза вниз, к опавшим листьям под ногами.

— Пятьдесят фунтов, — донесся до него тихий голос. — И более того. Золотые кольца, украшения. На это можно купить свободу Зеду, Мэтью. Понимаешь?

И Мэтью вдруг понял и посмотрел в глаза Грейтхаузу, ощутив, как лицо скривилось недоверчивой маской.

— Вам для этого нужны деньги?

— Ну да. Для чего бы еще?

Мэтью пришлось снять треуголку и приложить руку тыльной стороной колбу — чтобы мозг не сгорел.

— Мы сможем дать любую цену, которую Ковенховен запросит, — продолжал Грейтхауз. — И еще выплатить лорду Корнбери за вольную. Да с такими деньгами у нас еще, небось, чего-нибудь останется. Ну, чтобы между собой поделить.

Мэтью посмотрел, куда бы сесть — у него внезапно подкосились ноги. Хоть бы опереться на массивный валун, но ничего такого здесь не было. Перед глазами стоял образ шкатулки, замаскированной под книгу, а в ней черный кожаный мешок, а в нем горсть золотых монет, превращавших его в богача.

— И ты не думай, что я хоть на секунду допускаю мысль о том, чтобы его отпустить, — сказал Грейтхауз. — Это было бы преступление перед человечеством. Но послушай, Мэтью: мы можем сделать вид, что и в самом деле заключаем с ним соглашение, и тогда, получив деньги, мы возвращаемся на эту дорогу, переправляемся через реку и сдаем его за решетку. Что скажешь?

У Мэтью не было слов. Он думал о золотых монетах, о своих долгах, о новых костюмах по последней моде, и как ему нужен очаг, потому что зима близится.

— Я знаю… знаю, что врать — это может тебе не понравиться. Понимаю и ценю твою демонстрацию высокой морали, но этот тип сказал: «Во всем творении Божием единственные два человека, которым не нужны деньги!» Ну так вот, мне они нужны, и я знаю, что тебе тоже. — Грейтхауз поморщился, сочтя продолжающееся молчание Мэтью за строгое неодобрение. — Мэтью, это можно. Соврать вруну — можно. Или тебе вообще ничего не надо говорить, врать буду я. У меня куда больше опыта, чем у тебя.

— Не в этом дело, — услышал Мэтью собственные слова, хотя сам не помнил, как их говорил.

В голове гудели шершни, да так громко, что ничего не было слышно. Вот это был момент, чтобы сказать Грейтхаузу о золотых монетах, верный момент, потому что иначе Грейтхауз увлечет их обоих в лес за кладом Слотера. А в том кожаном мешочке хватит золота, чтобы поделиться. И еще как хватит. Пятьдесят или больше фунтов уйдут за свободу Зеда, потому что телохранитель Мэтью не нужен, а остаток — на все те вещи, что Мэтью собирался купить. Черт с ним, с очагом на зиму. Одежды у него хватает, куда ему больше? Да хватит там, чтобы поделиться.

— Так в чем же? — спросил Грейтхауз.

Мэтью уже собирался сказать… что? Он не знал. Может быть: «Я богат», или «Так нечестно, я нашел деньги, я один, и так нечестно…»

Мир вокруг вертелся, и в воздухе едва уловимо пахло осенней гнилью.

С усилием, с настоящим трудом Мэтью заговорил:

— Я хочу сказать, что я… — и вдруг закончил так: — Я его боюсь.

Грейтхауз хмыкнул, лицо его скривилось, но гримаса разгладилась. Он уронил белый камешек на землю, положил руку Мэтью на плечо.

— Знаешь, я тебе вот что скажу: я тоже. Ну, слегка. Но я все беру на себя, ты только делай, что я говорю. Ладно?

«Скажи ему», — мелькнула мысль. «Скажи ему!» — потребовал он от себя.

Но он не сказал. Стоял, потупив глаза к укрытой листьями земле, будто она сейчас разверзнется и поглотит его.

— Пошли, — сказал Грейтхауз, сжав ему плечо. — Сделаем дело.

Мэтью пошел за Грейтхаузом к фургону, где все так же спокойно лежал с закрытыми глазами Слотер — будто зверь, задремавший на играющем солнышке. Еще две мухи кружились возле его лица. Интересно, сколько он уже их просмаковал, пока здесь лежит.

Грейтхауз хлопнул ладонью по стене фургона, отчего Слотер приподнял веки только до половины и зевнул.

— Допустим, мы бы тебе поверили и заинтересовались, — начал Грейтхауз без обиняков. — Сколько нам тогда ехать по этой дороге?

Слотер повертел головой из стороны в сторону, разминая шею.

— Как я уже говорил, до самого конца.

— Сколько ехать?

— Ну… шесть миль на запад, вдоль реки. Потом она сворачивает на юго-запад, еще четыре мили. Всего десять.

— Десять миль? С такими лошадьми путь долгий.

— Ездишь на тех лошадях, — ответил Слотер, — которые у тебя есть.

Грейтхауз вдруг выбросил руку вперед и схватил арестанта за бороду, что вполне привлекло его внимание.

— Если мы проедем по этой дороге десять миль до самого ее конца и денег там не будет, я буду недоволен. Врачи обещали квакерам, что ты доберешься до Нью-Йорка живым, но я баптист. Если даже я решу не убивать тебя, то уж отметины на память оставлю. Может, даже выдерну к чертям эту дурацкую бороду. — Он сильно потянул, но реакции не последовало. — Ты меня понял? Кивни.

Слотер кивнул.

Грейтхауз отпустил его. Вытер руку о штанину, оставив грязный мазок, и обернулся к Мэтью:

— Залезай и сдай фургон назад.

Мэтью влез на сиденье кучера, положил пистолет рядом, где мог бы быстро его схватить, если бы услышал лязг цепей. Поднял тормоз, взял вожжи и стал понукать лошадей сдать назад, а Грейтхауз взялся за колесо и надавил.