недостаток в средствах. Авантюрист возвратился с обещанием большой английской субсидии и дополнительного ассигнования на секретную службу, главой которой его немедля назначил принц Конде.

Монгайяр стремился сразу же добиться какого-либо крупного успеха и с этой целью решил попытаться переманить на сторону эмигрантов одного из самых известных в то время, в 1795 и 1796 гг., республиканских генералов — Пишегрю, который втайне сочувствовал роялистам. Трудность заключалась в том, как завязать связь с Пишегрю, за которым наблюдали три специальных представителя французской Директории. Монгайяр прибег к услугам некоего Луи Фош-Бореля, книготорговца из небольшого швейцарского городка Невшателя. Монгайяр обещал ему золотые горы в случае реставрации монархии: 1 млн. луидоров, место главного инспектора французских библиотек, высшие ордена и другие блага. В случае же неудачи Фош-Борель должен был получить все же солидную сумму — 1000 луидоров.

В июле 1795 г. Фош-Борель, которому был придан в качестве помощника старый прусский шпион Куран, отправился в дорогу. В конце концов Фош-Борель добрался до Пишегрю и, щедро расходуя английские деньги, сумел завязать с ним переговоры. Но книготорговец чем-то вызвал ненависть к себе генерала; тот даже сказал своему адъютанту: «Вы очень обяжете меня, если пристрелите этого господина, когда он еще раз явится ко мне».

Сведения о переговорах Пишегрю с иностранными агентами не ускользнули от внимания французской секретной службы в Швейцарии, которую возглавляли секретарь французского посольства Баше и бывший член Конвента Бассаль. Французское правительство отдало приказ об аресте Фош-Бореля. 21 декабря он был захвачен в Страсбурге. Фош-Борель сжег все опасные бумаги, кроме одной. (Возможно, что сам Пишегрю и местный начальник полиции Фишер дали роялистскому лазутчику время уничтожить компрометирующие документы, заранее уведомив его о предстоящем аресте.) Это была записка от принца Конде, которую он получил незадолго до ареста и спрятал в потайном отделении своего портфеля. Полицейские Фишера, видимо, не очень внимательно осмотрели портфель записка осталась необнаруженной. Фош-Борелю удалось подкупить тюремщика и обеспечить себе поддержку влиятельных лиц. Вскоре его выпустили за недостатком улик.

Переговоры Монгайяра, Курана и других роялистских прусских и английских агентов с Пишегрю длились довольно долго. Пишегрю колебался, не доверяя принцу Конде и вдобавок опасаясь комиссаров Конвента, следивших за всеми его действиями. Отказавшись открыто перейти на сторону неприятеля, он, вероятно, сознательно 23 сентября проиграл сражение у Гейдельберга, а через два месяца сдал Мангейм. Его действия вызвали подозрения. Правительство Директории, пришедшее на смену комитетам Конвента, сместило Пишегрю сначала временно, потом через месяц с небольшим постоянно. Пост командующего французской армией Рейна и Мозеля занял генерал Моро, продолжавший отступление и в то же время, хотя и с постоянными колебаниями, согласившийся на установление тайных контактов с роялистскими лазутчиками.

21 апреля 1797 г. солдаты французской армии Рейна и Мозеля захватили у австрийцев фургон, в котором перевозили корреспонденцию генерала Клинглина Зашифрованную переписку поручили прочесть главе армейской разведки лейтенанту Бранде, который быстро разобрался в том, что в бумагах речь идет об измене Пишегрю. Моро, который в конце апреля узнал о содержании бумаг, решил выждать. Пишегрю был его другом и как раз в это время готовил захват власти роялистами после успешных для них выборов. Лишь узнав 19 фрюктидора о победе Директории над ее врагами, Моро отправил бумаги в Париж, датировав свое сопроводительное письмо задним числом (17 фрюктидора). Хитрость не удалась вполне, Моро был смещен с занимаемого поста, хотя его не предали суду. А присланная им корреспонденция была немедля напечатана для оправдания действий Директории.

Надо лишь прибавить, что наведшим французские власти на след Фош-Бореля был, вероятнее всего, не кто иной, как Монгайяр. Он рассчитывал вначале, что Фош-Борель будет поддерживать связь с Лондоном исключительно через него, Монгайяра, и ему перепадет немалая толика тех денег, которые правительство Питта выделило на подкуп Пишегрю. Но Фош-Борель рассудил, что этим деньгам куда более место в его собственном кармане, и завязал прямую переписку с английским посланником в Швейцарии Уикхемом. Со своей стороны, англичане, хотя и с опозданием, сообразили, что деньги, щедро отпускаемые ими Монгайяру, не обязательно шли на свержение правительства Французской республики, что граф считал целесообразным тратить их на более неотложные нужды, к которым он относил преимущественно личные расходы, и, главное, что от Монгайяра можно было ожидать всего. Монгайяр предлагал вручить генералу Бонапарту взятку в 36 тыс. ливров. Англичане раскошелиться не пожелали. Дрейк писал, что Монгайяр — это шулер, выманивающий деньги. В ноябре 1797 г. от Дрейка было направлено в Лондон на имя Джорджа Каннинга тревожное предупреждение: «Лорду Мэлмезбе-ри[42] будет небесполезным принять к сведению, что Монгайяр обладает талантом к точному подделыванию любого почерка. Зная это, я обращал особое внимание на то, чтобы он не заполучил образца моей подписи. Всякий раз, когда я имел случай отвечать на его письма, мой секретарь писал ему записку, формально обращенную к третьему лицу». Дрейк, правда, немного ошибся «талантом» обладал не сам Монгайяр, а его столь же достойный соратник аббат Монте. Но английской разведке не было от этого, разумеется, легче. Однако и графу стало утомительно выносить столь обидное недоверие.

Что же оставалось делать оскорбленному в своих лучших чувствах руководителю секретной службы эмигрантов, как не вознаградить себя продажей Директории сведений о Фош-Бореле и его переговорах с Пишегрю? Для этого Монгайяр специально съездил в Венецию, повидался с французским послом Лальманом и рассказал ему о попытке подкупа Пишегрю. После отъезда из Венеции Монгайяр был арестован австрийцами. Его допрашивали эрцгерцог Карл и сам «король эмигрантов» Людовик XVIII. Показания графа, которому было уже нечего терять в глазах роялистов и австрийского правительства, были столь красочными, что сильно пошатнули доверие к графу д'Антрегу Конечно, после такой поездки возвращение в армию Конде становилось делом рискованным. Вместо этого Монгайяр написал принцу убедительное письмо о том, что собирается порвать с политикой и поселиться мирно во Франции. Вот только он, Монгайяр, не знает, что делать с хранящейся у него секретной корреспонденцией Конде — не передавать же ее Директории? Принц понял намек, если это можно назвать намеком, и выслал ему чек на 20 тыс. франков. Монгайяр чек принял с удовольствием. Можно было бы даже сказать — с благодарностью, если бы мошенник не усвоил так хорошо английскую поговорку, что «благодарность — это живое предвкушение будущих благодеяний». Ждать их от Конде более не приходилось, и Монгайяр, сочтя посему излишним продолжать ставшую бесполезной переписку с принцем, отправился со всеми секретными документами во Францию. Правда, во время поездки не обошлось без досадной неприятности. Фош-Борель настиг Монгайяра в одной швейцарской гостинице. Неблаговоспитанный гость поднял путешественника со сна в 6 часов утра. Бывший книготорговец имел крепкие мускулы и, кроме того, для верности прихватил с собой двоюродного брата…

Что произошло потом, мы знаем главным образом из «Мемуаров», опубликованных впоследствии обоими участниками потасовки. И тот и другой, не сговариваясь, опускают в своем рассказе неприятные для них подробности (они всплыли при изучении писем Фош-Бореля, написанных по свежим следам событий). Однако оба рассказа вместе с тем мало походят один на другой. Каждый авантюрист пытался представить себя в ореоле благородного рыцаря без страха и упрека, поливая ушатами грязи своего противника.

Как бы то ни было, Фош-Борель силой вырвал у Монгайяра его портфель. Однако в портфеле не оказалось никаких важных документов. Тогда невшателец заставил Монгайяра, очень уважительно относившегося к кулачному праву, сознаться, что бумаги спрятаны в потайном месте в Базеле. Узнав о месте нахождения бумаг, Фош-Борель наконец отпустил своего вороватого сообщника и поспешил в Базель. Там его ждало горькое разочарование. В тайнике действительно находились немаловажные бумаги, но самые секретные и опасные для роялистов документы Монгайяр благоразумно припрятал в другом убежище, сохранив их как удобное орудие шантажа.

Вскоре после этого печального происшествия французские войска заняли Венецию, и Бонапарт овладел бумагами д'Антрега, часть из которых, в том чисче и материалы о Пишегрю, переслал в Париж. Пишегрю был арестован и обвинен в измене, но сумел бежать. А граф Монгайяр сделался рьяным республиканцем, а потом — столь же ярым бонапартистом. В 1810 г. графа посадили было в долговую тюрьму, но Наполеон выплатил его долги и назначил солидное ежегодное жалованье в 14 тыс. франков, используя Монгайяра