люди.

Еще дедушка учил меня, что нельзя проявлять жалость. Жалеть кого-нибудь – значит, отдавать ему свою силу. А силу отдавать нельзя никому.

? Пожалуй, я с этим соглашусь. Вы… живете довольно обособленно. Просто не любите суеты?

Женщина внимательно посмотрела на своего собеседника – под его глазами залегли глубокие синие тени, признаки недавно перенесенной болезни, в прямом взгляде интерес перемешивался с усталостью. Болезнь еще не вполне покинула его тело. Но вскоре ему все равно придется уйти.

? Мы любим всех людей. Но род занятий принуждает нас поселяться вдали от них. К тому же уединение и покой благотворно влияют на здоровье. Разве вам у нас не понравилось? – Она немного помолчала. – К тому же, если быть до конца откровенной, не столько мы избегаем людей, сколько они нас. Дедушка объяснял мне, что люди чувствуют себя неуютно рядом с нами. Им кажется, что мы опасны для них. Они боятся.

? Я думаю, у них есть повод для этого, – рыцарь поставил на стол серебряный бокал с вином и откинулся на спинку стула. – Когда люди решают, что кто-то опасен для них, это всегда имеет под собой почву.

Тот, кто не похож на них, кто не так думает, не так поступает, знает что-то такое, что им неизвестно, обладает чем-то для них недоступным, тот, кто непонятен, – становится опасным. А опасности следует избегать, если ее невозможно уничтожить.

Люди всегда стремятся избавиться от того, что вызывает у них страх, если это им под силу, конечно. В этом смысле вам самим следует остерегаться. Я хорошо знаю людей.

? Они не ведают, что творят. Потом они сожалеют об этом.

? Ну, разумеется, – в его голосе прозвучала изрядная доля иронии. – Это мне отлично известно, – как жажда разрушения и зла овладевает людьми, подобно стихии. Они не в силах остановить это, они накручивают сами себя до экстаза, и не успокаиваются до тех пор, пока ужас содеянного не предстает перед ними во всей своей обнаженной сути.

Когда жестокость совершенного ими, чего они только что требовали, страстно желали, оказывается прямо перед ними – на них находит оторопь. Они не могут смотреть на то, что совершили.

? Люди невежественны. Их умы поражены тяжким недугом. Они достойны сострадания.

? Ваш дедушка был прав, по поводу жалости. Жалость – причина многих бед. Если вы скажете этим людям об их невежестве, они просто не станут слушать вас. Жажда крови ослепляет их.

Они подвержены самому страшному недугу – они рабы всего окружающего. Они ничем не владеют, даже самими собой. Даже своими чувствами. Они подобны листьям, гонимым ветром. Безвольные, безучастные – поднимаются вихрем или валяются под ногами. Стихия управляет ими.

? Однако вы не очень-то любите людей.

? Я вижу то, что есть, и говорю об этом. Я воспринимаю жизнь, как есть, принимая решения на основании этого, – благодаря чему мне до сих пор удавалось сохранить свою жизнь и свою честь. Я помогал многим. – Он провел рукой по волосам, как бы обдумывая свои слова. – Вот вы, собирая целительные травы, не станете же рвать крапиву, зная, что она жжется.

Понимать опасность и принимать соответствующие меры – это правильно. Я вижу, мужчины вашего рода осознавали возможность нападения. Ваше жилище – настоящая крепость. И хитро придуманная – я в этом кое-что смыслю.

Необычный дом. Полный оружия, скрытых ловушек, – но довольно пустынный. Где его обитатели? Никого не осталось в живых? Простите, если вам горько вспоминать об этом, но это не праздное любопытство. Я думаю о вашей безопасности не первый день. Неловко было говорить об этом, пока я сам, полностью беспомощный, зависел от вашего участия и рассчитывал на вашу защиту. Но теперь вы можете располагать мною. Я ваш должник, и хочу, чтобы вы знали, что я в вашем распоряжении в любых обстоятельствах и в любое время.

Хозяйка странного дома смотрела на огонь. Наконец, подняла глаза.

– Благодарю вас. Я действительно сейчас живу одна, но так было не всегда. Корабль, на котором плыли мои родители, разбился о скалы во время бури. Совсем недалеко отсюда. Я тогда была маленькая, и они меня не взяли с собой в длительное морское путешествие. До сих пор не знаю, хорошо это или плохо.

У меня нет ни братьев, ни сестер. Я выросла у дяди и тети. Воспитывал меня дедушка. Он и тетка научили меня всему, что я знаю. Хотя дедушка всегда говорил, что я и так все умею, и что знания у каждого из нас внутри. Потом дедушки не стало. Когда я выросла, он сказал, что завершил все, что должен был сделать здесь, и что теперь он свободен. Больше я его не видела.

? А бабушка? У вас была бабушка?

? Я ее почти не помню. Красавица с черными очень длинными волосами и ярко-синими глазами. Старые слуги рассказывали, что никто не мог смотреть бабушке в глаза. Ее взгляд потом долго преследовал, как бы затмевая весь мир – только ее глаза, сине-голубые, бездонные.

А мне всегда нравилось, когда она смотрела на меня, – как будто тонешь в прозрачной глубине, и не хочется подниматься на поверхность. Ее сила ласкала меня, как теплая морская волна.

Бабушку сожгли на костре, как ведьму. Ей предлагали жизнь в обмен на то, что было известно только ей одной, – она знала что-то важное. Когда ее вели на костер, люди бросали камни, посылали проклятия, они просто неистовствовали, обезумев от собственного страха.

Они все равно ее боялись. Когда бабушка подняла голову и посмотрела на них, они замерли в ужасе и отпрянули. Она не страдала, – ушла до того, как огонь коснулся ее тела. Но люди… О, Господи!