– Или заставить ее подбросить улики Оленину. Ведь та посещала его сеансы, имела доступ в его кабинет. Чего ей стоило незаметно сунуть куда-нибудь пакетик с опасными «сувенирами»? Карташин, судя по всему, любит плести запутанные интриги. Это его конек, способ развлекаться. Ему нравилось держать доктора и Халилову в напряжении. Допускаю, что он сам не знал заранее, как повернет свой сюжет…

Они прогуливались по старинным переулкам, любуясь флигельками и двухэтажными постройками в духе XIX века. Огромные деревья уже покрывались робкой зеленью. Под ними всюду, куда доставало солнце, желтели цветы мать-и-мачехи.

– Раньше здесь располагались мелкие дворы, окруженные садами, – сообщил Лавров. – Я прочитал об этом в книге «Город призраков». Кстати, там кратко упоминается о доходном доме, в котором снимали апартаменты богатые купцы и заводчики, и среди них – граф Оленин с супругой. После убийства их горничной на улице видели призрак девушки с веревкой на шее…

– Что ж ты до сих пор молчал?

– Я только утром дошел до этой главы, когда сидел у Оленина, ждал, пока тот побреется, примет душ и позвонит Симе. Не оставлять же его одного? Ты сама просила проконтролировать. Я вожу книгу с собой, читаю урывками…

– Ну и как? Интересно?

– Не очень… Не верю я в призраков. Кстати, кто угрожал Симе по телефону? – вдруг спросил Лавров. – Тоже Карташин?

– Полагаю, да. Он получал удовольствие, ухаживая за девушкой, которую собирался убить. Он упивался своим всесилием и ролью вершителя судеб. Его разговоры о женитьбе – не совсем притворство. Не исключено, что он по-своему любил Симу и даже старался спасти ее.

– От самого себя?

– Ты находишь это странным?

– Если бы Сима согласилась выйти замуж за Карташина, она осталась бы жива?

– Не знаю, – развела руками Глория. – Но шанс на спасение у нее был бы.

– Я так и не понял… зачем Карташину понадобился «Танец семи вуалей»?

– Надеюсь, Оленин поможет нам ответить на этот вопрос…

В кабинете психоаналитика пахло кофе, в окна врывалась весенняя свежесть и городской шум.

– Это Ида Рубинштейн? – спросил Лавров, показывая на снимок в рамочке.

Узкий овал лица, впалые щеки, огромные черные глаза, копна кудрей…

– Да, – кивнул доктор. – Моя любимая фотография.

– Как закончилась ее жизнь?

– Она умерла в маленьком городке на юге Франции. Всеми забытая… Вероятно, ее старость протекала в тоске и воспоминаниях. Ида пожелала, чтобы о ее похоронах никого не извещали, а на могильной плите выбили всего две буквы – I R. Она ушла, не прощаясь…

Глория молча сидела в кресле, разглядывая портреты на стенах. Она узнала только Шарко, Юнга и Достоевского.

– Я должен быть вам благодарен, – выдавил Оленин, разливая кофе по маленьким чашечкам. – Если бы не вы…

Сима взяла отпуск на две недели, и он вынужден был обходиться без ее помощи.

– В худшем случае сидеть бы вам в тюрьме, – сказал за него Лавров. – А в лучшем вы бы просто лишились практики. На вашу репутацию легло бы несмываемое пятно.

– Я понимаю…

– Чем вы так насолили Карташину?

– Затрудняюсь ответить…

С этими словами Оленин достал из несгораемого шкафа папку с подшитой историей болезни своего заклятого врага.

– Карташин обратился ко мне… минуточку… ага, вот! Больше двух лет назад. С тех пор он совершенно не изменился. Я сразу узнал его. Он назвался Визирем…

– Вас это не удивило?

– Большинство пациентов предпочитают анонимность. Они берут себе вымышленные имена. Все зависит от фантазии. Итак… Визирь жаловался на невыносимую скуку… и постоянный зуд внутри. Его-де одолевал бес. Имеется в виду не физическое проявление, а чисто нервное. Этот «бес» вынуждал его искать приключений. Причем злых приключений. Пациент постоянно боролся с желанием причинить кому-нибудь вред… Я выслушал его и, честно говоря, не нашел недуг серьезным. В поведении пациента сквозило лукавство. Он как будто проверял меня: «Ну-ка, покажи, на что ты способен!»

– Вы помогли ему справиться с этим состоянием?

– Я пытался… но Визирь неожиданно отказался от сеансов. Сказал, что слишком дорого платит за пустую говорильню. Он остался недоволен моими методами лечения. Собственно, я не лечу… я помогаю человеку найти причину его проблемы. Лекарства способны облегчить симптомы, но против источника душевных страданий они бессильны.

– Карташин нашел причину?

– У него не хватило терпения… или денег пожалел.

Оленин пробегал глазами по строчкам в истории болезни, освежая в памяти давние события.

– Да, вот… на последнем сеансе пациент заявил, что все про меня знает… и что я еще пожалею…

– О чем пожалеете? – спросила Глория.

Доктор пожал плечами:

– Я не придал тогда этому значения…

– А зря!

– Вероятно, он имел в виду месть, – вставил Лавров. – Вы ведь не помогли ему, а деньги взяли. Он раскопал вашу подноготную и сочинил дьявольскую историю, вложив ее в уста Шехерезады.

– Безумие порой граничит с гениальностью… – пробормотал доктор. – Сумасшедший становится провидцем… и угадывает сокровенное.

– Вы сами виноваты, Оленин. Не сумели подобрать к пациенту ключик.

– Я делал свою работу. Человек – сложная конструкция, в которой сразу не разберешься. Тем более, когда речь идет о психике. Не к каждому ларчику существует ключик. Демонов запечатывают Сулеймановой печатью. Я не мастер ее взламывать.

Глория бросила на него удивленный взгляд.

– Вы опять не договариваете, Юрий Павлович, – сказала она. – Зачем Карташин велел передать вам диск с «Танцем семи вуалей»?

– Знаете, у каждого есть свой скелет в шкафу. Позвольте мне…

– Я требую, чтобы вы открыли шкаф! – недослушал Лавров. – Мы хотим взглянуть на скелет. Разве мы не заслужили?

Оленин отложил в сторону папку, встал и начал прохаживаться по кабинету. Он вспотел, вытер мокрые ладони бумажной салфеткой.

– Это связано с Саломеей? – спросила Глория.

Доктор вздрогнул, как будто его ударили.

– Я не могу исцелить себя от безответной любви к Иде… Иногда мне кажется, что если бы ее не было, я смог бы стать счастливым, жить обычной жизнью, как все. Она выпила мою кровь по капле, а в вены впрыснула яд, отравляющий душу… Я бы хотел убить ее! Но она уже мертва… Сила наваждения так велика, что Карташин с его пособницей чуть не заставили меня поверить… поверить… В общем, я подозревал в убийстве ассистенток…

– Себя?

Оленин кивнул с видом обреченного.

– На меня нашло затмение… вероятно, очень давно… Я все еще во власти Иды! Знаете, что я понял? Любовь нельзя препарировать… вскрыть и разложить по полочкам. Для нее не существует законов. Она ослепляет… и убивает. Человеческая сексуальность имеет двойственную природу, и с этим ничего не поделаешь. Людей возбуждает насилие. Иначе откуда берется сексуальный садизм? – Он помолчал, тяжело