– Видели, видели?! – тряся головой, зашелся немец в восторженном шепоте. – Опять искры посыпались из глаз!
– Смотрите, чтобы снова чего-нибудь не поджечь, – пошутил Барков.
Прежде всего избавились от обережных веревок. Это Дамиан с Козьмой придумали привязать к их поясам вервие, чтоб обеспечить последующий отход. Молодцы братья.
Предложив оригинальный способ попадания внутрь монастыря, Иван как-то упустил из вида проблему возвращения. А так – веревка перебрасывается через стену, затем, завершив дела и вернувшись к стене, барон с поэтом лишь дернут за нее оговоренное количество раз, и молодые иноки потащат разведчиков на верх ограды. Оттуда уж спуститься будет легче. С помощью того же каната, который, чай, найдется, к чему привязать.
– Я знаю такой узел, – похвастался пристав, – который сам собой и развяжется. Мы лишь потянем по- особому веревку. Меня этой хитрости марокканские пираты научили, когда я был у них в плену…
Худо-бедно, однако начало было положено. Теперь следовало определиться с местом, где высадились, и приниматься за промысел следопытов.
– Главное, меня слушайтесь, господин копиист, – назидательно вещал барон. – Вы человек штатский, к военному делу непривычный. А я пороху на своем веку изрядно понюхал. И в разведку не раз хаживал…
При этом он так неуклюже и громко ступал, что поэт усомнился в его боевом опыте.
– Тише, сударь! Ради бога, тише!
– Да они все дрыхнут, как сурки, – безапелляционно заявил воин. – Знаю я этих святош! Только наружно выказывают благочестие, а сами…
– Не все меряйте своим европейским аршином, – отрезал Ваня.
(Или у них там что-то другое?)
– Тогда чего ж мы тут с вами делаем?
В вопросе, заданном с изрядной долей ехидства, содержался резон, и поэт не нашелся, что ответить. И все же его национальное самолюбие было задето.
Ишь, начитался немчура французишек с итальянцами! Те известные безбожники, хоть и почитают себя правоверными христианами. Такого о своих священнослужителях понаписывали, что читать срамно.
Оно, конечно, и наши всякие бывают, но ведь не зря говорится, что в семье не без урода. В сердцевине своей православное русское духовенство здорово и не гнилостно. Взять тех же Козьму с Дамианом, бдящих нынче под стенами Горне-Покровского в ожидании условленного знака. Или взять владыку Варсонофия…
Иван многое мог бы порассказать и из увиденного им в надозерных монастырях. Как там спасаются братья и совершают духовный подвиг во имя святой веры.
Да вот поймет ли барон?
И надо ли вообще доказывать, что черное – это белое?
Разве что самому себе.
– Так, – наморщил лоб барон. – Где это мы можем находиться? Хотя бы приблизительно.
Поэт осмотрелся. Хорошо хоть, луна полная. Видно почти как днем. А так пришлось бы туго, не свети с неба природный фонарь.
Он уже не раз пожалел, что ввязался в эту авантюру. Перед кем хотел выказать геройство? Перед клириками? Так ведь не оценят. Ежедневно и еженощно готовы идти на прю со злом.
А самому Ивану не храбровать бы, а заниматься тем делом, к коему призван. Ведь уже, почитай, и справился с заданием, поставленным перед ним академическим начальством. Собрал толикую часть рукописей. Можно и домой возвращаться восвояси.
Но знал, знал, ради чего полез в обитель. Ишь, спаситель и защитник дев выискался! Назвался груздем – полезай в кузов…
– Мы на заднем дворе, – пояснил соратнику, сверившись с планом. – Неподалеку от служб и складских помещений.
– И куда дальше?
– Бог весть, – пожал плечами Барков. – Сейчас решим. Скорее всего, то, что нам нужно, находится не вблизи келий или монастырских церквей. Темные дела в таких местах не свершаются.
– Резонно, – согласился великий тактик.
– Будем искать вход в подвалы.
– Altklug. Умно.
Потихоньку стали пробираться к службам.
Поэт раз за разом сдерживал готовый вырваться стон. Подвернутая нога таки побаливала. Угораздила же нелегкая покалечиться в самый неподходящий момент. Впрочем, а когда он для такого подходящий?
Словно псы, принюхивались да присматривались к снегу. Нет ли каких следов?
– Э-э-э, сударь, – проблеял вдруг пристав неестественным голосом. – А сие что за диковинка?
Дрожащей рукой указал в один из сугробов.
Ваня сначала не заметил ничего любопытного. Но потом присмотрелся внимательно и обмер.
Помилуй бог, да не спит ли он?
Ведь нынче стоит не сентябрь, а средина февраля. Не Сдвиженье, чай, когда змеи, ужи и вообще все пресмыкающиеся «сдвигаются», т. е. сползаются в одно место, под землю, к своей матери, где и проводят всю зиму, вплоть до первого весеннего грома, который служит как бы сигналом, разрешающим гадине выползать из чрева матери-земли и жить на воле.
Так или иначе, но диво было налицо.
Десятка два самых разнообразных змей целенаправленно двигались в одном направлении. Тут были и знакомые Ване по сестрорецким лесам гадюки, и ужи, и даже пяток неких особенно крупных аспидов, в которых поэт признал виденных им только на картинках удавов и полозов. Откуда они здесь взялись, на Русском Севере? Про то один Бог (или диавол) ведают да тот, кто призвал это змеиное царство, пробудив от зимней спячки.
Но вот где он притаился, сей таинственный дудочник, заклинатель змей? Авось сами-то шипящие слуги и укажут.
– Здесь произнесено заклинание призыва змей, – с видом знатока произнес барон. – Кто-то весьма сведущий в магии сработал.
– Вы откуда знаете? – справился Барков.
– Приходилось с этим дерьмом на Востоке сталкиваться. Особенно в Персии. Там, доложу я вам, такие факиры встречаются… – Он восторженно поцокал языком. – Бывало, облепят заклинателя с ног до головы и шипят что есть мочи. Живой змеиный столб получается. Особенно впечатляет, когда это с кобрами проделывают. Такая злобная и ядовитая гадина, жуть! Хорошо, их среди «наших» нет.
– Уверены? – усомнился господин копиист, опасливо косясь на змеиный поток.
– А то я кобр не видел!
– Не вызвать ли подмогу? – предложил Ваня.
– Рано! – отрезал военный. – Надо разведать, где источник всей этой кутерьмы. Не ровен час спугнем! Тогда ищи-свищи…
Поэт в который раз подивился мастерству, с которым немец управлялся с русским языком. Даже идиомы к месту употреблял. Где только наловчился? Иной природный русак намного хуже родным наречием владеет.
Его внимание вновь переключилось на пресмыкающихся.
Те словно играли в ручеек.
Более крупные аспиды образовывали воротца, через которые резво просачивались малыши. Иногда они незлобно покусывали друг дружку за хвосты. Укушенный поворачивал треугольную голову, что-то шипел на своем языке и уступал кусаке место. Спешишь, что ли? Ну тогда проползай себе подобру-поздорову.
