нависшую над канапе.

Девица приняла коробочку, раскрыла и не удержалась от восхищенного вскрика. Понравилось. Еще бы. Такое-то, да чтоб не пришлось по вкусу.

Однако ж как хорошо «крестный» угадал с подарком. Знал небось кому предназначался.

Змея – змее-искусительнице.

– Откуда вы знали, что виновница торжества – именно я? – прошептала дама в домино.

– Догадался, – развел руками Иван, садясь в кресло. – Кто, кроме хозяйки дома, так хорошо осведомлен в расположении комнат и в том, где и что стоит.

– Глаз поэта? – высказала догадку собеседница.

– Вы мне льстите. Какой же я поэт? Так, виршеплет. Большей частью переписываю да перевожу чужое.

– Не скромничайте, – лукаво погрозила пальчиком Лиловая Маска. – Самоуничижение паче гордыни.

– Нет, право, какая ж тут скромность? Мои стихи даже не печатают. И вряд ли когда такое случится. Вот вы, например, ужель читали что из моих сочинений?

– Приходилось, – склонила голову к плечу дама и мило покраснела, что не смогла скрыть даже личина.

– Не спрашиваю, понравилось ли, – молвил поэт, про себя дивясь смелости прелестницы.

Признаваться вслух, что читает срамные стихи… Гм… Или она провоцирует его?

Так и есть.

Взяла в руки один из фаллосов – костяной, исписанный непонятными закорючками, – и стала задумчиво поглаживать да поигрывать символом мужского достоинства.

Заколка домино как-то незаметно расстегнулась, и плащ медленной струею сполз со смуглых плеч на пол. Полная грудь призывно всколыхнулась в глубоком всхлипе-вздохе.

– Что ж вы так робки, сударь? – вопросила с издевкой. – В виршах-то гораздо прытче и смелее…

Господи, за что?!

Он осторожно, будто старинный сосуд или невиданную драгоценность, взял ее руку и легонько коснулся губами. Кожа была горячей, но сухой. Неутешительный признак для страстного влюбленного, готового потерять голову.

С такой же почтительностью опустил девичью ладонь назад, на канапе.

– Кажется, я имел случай доказать вам свою храбрость?.. – печально поглядел ей прямо в глаза, поблескивавшие из вырезов маски. – Там, в лесной хижине…

– Так вы… узнали меня? – нимало не удивилась Брюнета.

Иван легонько кивнул. А как иначе? Если с первого взгляда лишь ее и видел. Даже не понадобилось глядеть по-особому…

– И не попытались воспользоваться ситуацией? – с легкой досадой изрекла девушка, сбрасывая ненужную машкару. – Или я вам ни капельки не нравлюсь?

Тут уже был прямой вызов.

Господин копиист предпочел уклониться. Он и без того знал, кто выйдет победителем в этом поединке. Но какова женщина!

– Оставим в стороне экивоки, сударыня, – собрав волю в кулак, жестко произнес Барков. – Зачем я вам понадобился? Верно, не для того, чтобы вести разговоры о поэзии или демонстрировать мне столь дивное… собрание.

Брезгливо ткнул рукой в фаллическую игрушку. Да уж, девичьи игрушки… Нечего сказать.

– Вестимо, не для этого. – Голос Брюнеты стал и впрямь напоминать змеиный шип. – Мы хотели поговорить с вами… Привлечь или, по крайней мере, предупредить, чтоб вы, сударь, не совали свой длинный нос не в свои дела. И не становились поперек пути людям, которые не вам ровня по силе и возможностям своим!..

О, а вот это уже другой разговор.

Но как жаль…

В сердце впилась саднящая игла.

Как жаль, что дело зашло столь далеко.

Ох, Тень-змея, сколь же велика твоя сила! Самую малость оставила, не проглотила. Беда, ежели не поспеть с лечением. А как пользовать? Кто подскажет средство?

– Кто это – мы? Вы да ваш дядя? Или гости, собравшиеся в этом дому?

– Дядя?.. – вздрогнула девушка. – При чем здесь мой дядя?

– Так господин поручик не ведает о том, что деется у него под крышей?

На лице Брюнеты отразилось видимое облегчение.

– Ах, поручик… Как же, как же. И он в деле. Что ж до гостей…

Пару мгновений она колебалась. Затем решительно встала и поманила его рукой.

Подойдя к стене, дернула некую скрытую веревочку, и шелковая драпировка поднялась вверх, открыв дверь. Легонько приотворив ее, красавица заглянула в щелочку, а потом посторонилась, уступая место Ване.

– Извольте взглянуть… Изволил.

В полутемном помещении, освещенном всего двумя или тремя шандалами, играли в карты.

Барков полюбопытствовал, кто же это манкирует танцами, и обомлел.

За ломберным столиком сидели молодые и не очень люди, знакомые ему по Петербургу. Граф С…ов, князь Б…й, братья О…вы. Ну-ка, ну-ка…

Но дверь уже захлопнулась.

– Вы удовлетворены?

Не нашелся, что ответить. Близкие к «малому двору» великих князя и княгини персоны. Что они делают в этом захолустье?!

– Мы радеем о будущем России, – как бы услышав его вопрос, пояснила девушка. – Ужель вы сами не видите, что творится вокруг?!

Заломив руки, принялась нервно прохаживаться по кабинету, мало не выкрикивая гневные тирады:

– Бессмысленная война, истощившая и без того худую казну государства, опустошенную бессмысленными прихотями старой похотливой блудницы, на уме у которой одни наряды да балы! Полный застой в науке и искусствах! Запуганный и забитый народ и не менее окованное цепями дворянство, отданное во власть всесильным временщикам! Разгул произвола, творимого Тайной канцелярией…

Поэт молчал. Он был почти во всем согласен со своей пассией. Особливо в том, что касалось произвола. На своей шкуре почувствовал ласковые объятия Приапа-Шувалова. И все же…

– Что предлагаете взамен?

– Взамен? – Прелестница стала как вкопанная. – Надобно дать дорогу молодым силам, кои приведут государство к процветанию, просвещению, миру!

Понятно. Очередной заговор и дворцовый переворот. Мало ль их уже видела в этом столетии бедная матушка Русь?

– А средства?

– В святом деле все средства хороши! – в запале бросила Брюнета.

– Э, нет, позвольте не согласиться. Все, да не все. Когда это идет вразрез с разумом, с сердцем и самой верой, то…

Он не договорил. Да и надобны ли были тут слова? Не все ль и без них ясно?

Дама закусила губу.

– По крайней мере… – начала нерешительно. – Дайте слово, что не будете мешать. Не донесете…

– Обещать того не могу, – возразил твердо. – Как карты лягут.

Повернулся и пошел прочь.

– Да постой же, упрямец! – полетело ему в спину отчаянное. – Я же тебе добра хочу, пойми, наконец!