обосновывались там, где заставал их конец службы, и обычно прочными поселенцами, часто становились в новых местах основателями еврейских общин[402]. По усмешке истории и в форме исторического наказания: из тех осевших потомков кантонистов Россия и романовская династия получили и Якова Свердлова[403]).
В 1856, тем же манифестом, еврейскому населению «были прощены все[немалые] податные недоимки» прошлых лет. «Но уже в течение ближайших пяти лет» накопились новые недоимки в 22% от полагаемой подати[404].
Шире того, Александр II выразил намерение решить еврейский вопрос – и в самом общем виде благоприятно. Для этого кардинально менялась вся постановка его. Если при Николае I правительство ставило задачу – сперва реформировать еврейский внутренний быт, постепенно разряжая его через производительный труд и образование и так ведя к снятию административных ограничений; то при Александре II, напротив, правительство, начало с быстрого снятия внешних стеснений и ограничений, не доискиваясь до возможных внутренних причин еврейской замкнутости и болезненности, надеясь, что тогда сами собой решатся и все остальные проблемы; начало «с намерением слияния сего народа с коренными жителями страны», как сказано было в высочайшем повелении 1856[405] .
Для того в 1856 был учреждён ещё новый «Комитет по устройству быта евреев» (уже седьмой по счёту комитет по еврейским делам, но никак не последний). Председатель его, всё тот же граф Киселёв, докладывал Государю, что «цели слияния евреев с общим населением» – «препятствуют разные ограничения, временно установленные, которые в соединении с общими законами содержат в себе многие противоречия и порождают недоумения», на что Государь и повелел: «Пересмотреть все существующие о евреях постановления для соглашения с общими видами слияния сего народа с коренными жителями, поколику нравственное состояние евреев может сие дозволить», то есть «приписываемые им фанатизм и экономическая вредоносность»[406].
Нет, не впустую прошли в России ни Герцен с «Колоколом», ни Белинский с Грановским, ни Гоголь (ибо и он, хотя не имея такой цели, действовал в том же направлении, что и они). Под корою сурового николаевского царствования накоплялась потребность решающих реформ, и силы к ним, и люди к ним, и, поразительно: просвещённых высоких государственных сановников свежие проекты коснулись даже действеннее, чем нечиновных членов образованного общества. Немедленно сказалось это и на вопросе еврейском. И министры внутренних дел (поочерёдно Ланской, Валуев), и генерал-губернаторы Западного и Юго-Западного краёв то и дело представляли Государю соображения, которыми он весьма интересовался. «Частичные улучшения в правовом положении евреев проводились правительством, по его собственной инициативе, под непосредственным наблюдением Государя»[407], – и прикладывались к общим освободительным реформам, касавшимся и евреев наряду с остальным населением.
В 1858 новороссийский генерал-губернатор Строганов предложил и безотлагательное, единовременное и полное уравнение евреев во всех правах, – но Комитет, теперь под председательством Блудова, замялся, оказался не готов к такой мере и (1859) указывал для сравнения, что «в то время как западно-европейские евреи по первому приглашению правительства стали посылать своих детей в общие школы и сами более или менее обратились к полезным занятиям, русскому правительству приходится бороться с предрассудками и с фанатизмом евреев», а поэтому «уравнение евреев в правах с коренными жителями не может иначе последовать, как постепенно, по мере распространения между ними истинного просвещения, изменения их внутренней жизни и обращения их деятельности на полезные занятия»[408] .
В Комитете получили развитие и доводы против равноправия: что рассматриваемый вопрос – не столько еврейский, сколько русский; что опрометчиво было бы открывать полное равноправие евреям прежде, чем будет поднят образовательный и культурный уровень населения русского, чья тёмная масса не сможет отстоять себя перед экономическим напором еврейской сплочённости; что евреи стремятся совсем не к слиянию с гражданами страны, а к получению всех гражданских прав при сохранении своей обособленности и спаянности, какой нет между русскими.
Однако эти голоса не получили влияния. Ограничения с евреев снимались одно за другим. В 1859 был снят запрет 1835 года: евреям брать в аренду или в управление населённые помещичьи земли. (А тем самым – и право распоряжаться крестьянами, правда и раньше «в отдельных случаях запрет… втайне наруша[л]ся». Впрочем, после 1861 оставшиеся у помещиков земли уже не могли считаться «населёнными».) Нынешнее изменение имело целью и «облегчить помещикам возможность открыто обращаться за помощью к евреям» в связи с упадком помещичьего хозяйства, но и «чтобы несколько расширить пред евреями ограниченное поле экономической деятельности». Теперь евреи могли эти земли арендовать и поселяться на них, но не приобретать в собственность[409] . Как раз в Юго-Западном крае «в руках некоторых евреев… сосредоточились капиталы, которые могли бы быть обращены на покупку земель… давать же им[помещикам] свои капиталы под залог имений евреи отказывались, раз такие имения не могли быть ими в случае необходимости приобретены». Вскоре в пределах черты оседлости евреи получили право землю у помещиков и покупать[410].
С развитием железных дорог и пароходства упадал такой еврейский промысел, как содержание постоялых дворов и почтовых станций. – Также и от новых либеральных таможенных тарифов 1857 и 1868, понижавших пошлины на ввозимые в Россию товары, сразу резко упали «выгоды контрабандного промысла»[411].
В 1861 же был отменён запрет евреям брать на откуп отдельные доходы с имений. В том же 1861 была отменена система казённых откупов и откупов винных. Это оказалось большим ударом для крупного еврейского предпринимательства. «Откупщик и подрядчик, у евреев, – синонимы богачей»; теперь, пишет Оршанский, только вспоминать могли «время Крымской войны, когда подрядчики, благодаря гибкой совести и своеобразному взгляду на казну в известных сферах, наживали миллионы»; «тысячи евреев жили и наживались под благодатным крылышком откупов», – теперь же стал соблюдаться казённый интерес и подряды стали мало выгодны. – И «торговля питьями» стала «далеко не так выгодна, как… при… откупной систем[е]»[412].
Правда теперь, когда в винном промысле вместо откупной системы вводилась акцизная, для евреев не было установлено специальных ограничений: и продажу питей и аренду винокуренных заводов они могли в местах своей оседлости производить на общих основаниях[413]. – И евреи правом аренды, а также и приобретения, широко воспользовались в последующее 20-летие: к 80-м годам в губерниях черты оседлости евреям принадлежало от 32% до 76% винокуренных заводов и почти все они имели «характер крупнопромышленный»[414]. А в Юго-Западном крае уже к 1872 в аренде у евреев находилось 89% всех винокуренных заводов[415]. – С 1863 евреям было разрешено винокурение в Западной и Восточной Сибири (ибо «замечательнейшие специалисты по части винокурения почти исключительно принадлежат к числу евреев»), а с 1865 евреям-винокурам разрешено проживать повсеместно [416].
Что же касается виноторговли в деревнях, то треть всего еврейского населения «черты» к началу 80-х годов жила в деревнях, по две-три семьи в каждой деревне[417], как
