отказалась напечатать об источниках средств Земгорсоюза: за 25 месяцев войны, по 1 сентября 1916, – 464 млн. руб. получил Земгор от правительства (он и всё снабжение получал готовым с интендантских складов) и только 9 млн. руб. от земств, городов, общественности[1562]. Отказалась, потому что это подорвало бы весь смысл деятельности благотворно-спасительного Земгорсоюза в противовес бездарному, глупому, ничтожному правительству.)
По экономическим и географическим обстоятельствам, не удивительно, что среди поставщиков оказывалось много евреев. Гневная письменная жалоба (которую подали «православно-русские круги г. Киева… в силу патриотического долга») указывает на Соломона Франкфурта: держит крупнейший пост «уполномоченного министерства земледелия по снабжению армии салом» (впрочем, на его дезорганизующие реквизиции звучали жалобы и в Государственной Думе). В том же Киеве «агроном киевского уездного земства» Зельман Копель случайно увековечился в истории тем, что под Рождество 1916 неумеренной реквизицией оставил на праздник без сахара Бородянскую волость (тут жалоба и на уездную земскую управу)[1563].
В ноябре 1916 депутат Н. Марков возмущённо перечислял в Государственной Думе «мародёр[ов] тыла и грабител[ей]» казны и государственной обороны – и по своему известному пристрастию выделял евреев: в том же Киеве члена городской управы Шефтеля, задержавшего на складах и сгноившего больше 150 тыс. пудов городских запасов муки, рыбы и других продуктов – а в то же время «друзья этих господ продавали по сумасшедшим ценам рыбу не городскую, а частную»; члена ГД от Киева В. Я. Демченко, укрывавшего «масс [у] евреев, богатых евреев» (и перечисляет их) «для уклонения от воинской повинности»; или, в Саратове, «инженера Леви», «чрез комиссионера Френкеля» поставлявшего по завышенной цене товары для военно- промышленного комитета[1564]. Однако заметим: и сами гучковские военно-промышленные комитеты занимались тем же относительно казны, что уж…
В докладе петроградского Охранного отделения, в октябре 1916, читаем: «В Петрограде вся без исключения торговля ведётся через евреев, прекрасно осведомлённых об истинных вкусах, намерениях и настроениях толпы»; но донесение перелагает и мнение правых, что в народе «та свобода, которой за время войны начали пользоваться евреи», всё больше вызывает недовольство, «правда, официально ещё и существуют некоторые русские фирмы, но за ними фактически стоят те же самые евреи: без посредника еврея ничего нельзя купить и заказать»[1565]. (В большевицких изданиях, например в книге Каюрова[1566], действовавшего тогда в Петрограде, не преминули приврать, что в мае 1915 при погроме немецких фирм и магазинов в Москве громили, якобы, и еврейские, – но это было не так, как раз наоборот: в момент немецкого погрома евреи вывешивали, из-за схожести фамилий на вывесках, охранительные надписи: «это магазин еврейский», и погромщики миновали их. Еврейская торговля в тыловой России за все годы войны никак не пострадала.)
На самых же верхах монархии – в болезненном окружении Григория Распутина – играла заметную роль маленькая группа весьма подозрительных лиц. Они вызывали негодование не только у правых кругов, – вот в мае 1916 французский посол в Петрограде Морис Палеолог записал в дневнике: «Кучка еврейских финансистов и грязных спекулянтов, Рубинштейн, Манус и др., заключили с ним[Распутиным] союз и щедро его вознаграждают за содействие им. По их указаниям, он посылает записки министрам, в банки и разным влиятельным лицам»[1567].
И действительно, если раньше ходатайством за евреев занимался открыто барон Гинцбург, то вокруг Распутина этим стали прикрыто заниматься облепившие его проходимцы. То были банкир Д. Л. Рубинштейн (состоял директором коммерческого банка в Петрограде, но и уверенно пролагал себе пути в окружение трона: управлял состоянием в. кн. Андрея Владимировича, через Вырубову был приглашён к Распутину, затем награждён орденом Св. Владимира и получил звание действительного статского советника, «ваше превосходительство»), И промышленник-биржевик И. П. Манус (директор петроградского Вагоностроительного завода и член правления Путиловского, в руководстве двух банков и Российского Транспортного общества, также в звании действительного статского).
Рубинштейн приставил к Распутину постоянным «секретарём» полуграмотного, но весьма оборотистого и умелого Арона Симановича, торговца бриллиантами, богатого ювелира (и что б ему «секретарствовать» у нищего Распутина?..)
Этот Симанович («лутчий ис явреев» – якобы написал ему «старец» на своём портрете) издал потом в эмиграции хвастливую книжицу о своей сыгранной в те годы роли. Среди разного бытового вздора и небылых эпизодов (тут же прочтём о «сотн[ях] тысяч казнённых и убитых евреев» по воле в. кн. Николая Николаевича)[1568], сквозь эту пену и залёты хвастовства просматриваются и некоторые фактические, конкретные дела.
Тут было и начатое ещё в 1913 «дело дантистов», большей частью евреев, «образовалась целая фабрика зубоврачебных дипломов», которые наводнили Москву[1569] , – а с ними получали тут поселение, не подвергаясь военной службе. Таковых было около трёхсот (по Симановичу – 200). Лже-дантистов приговорили к заключению на год, но, по ходатайству Распутина, помиловали.
«Во время войны… евреи искали у Распутина защиты против полиции или военных властей», и, хвастался потом Симанович, к нему «обращалось очень много молодых евреев с мольбами освободить их от воинской повинности», что давало им возможность в условиях военного времени и поступить в высшее учебное заведение; «часто совершенно отсутствовала какая-нибудь законная возможность» – но Симанович, якобы, находил пути. Распутин «сделался другом и благодетелем евреев и беспрекословно поддерживал мои стремления улучшить их положение»[1570].
Говоря о кружке этих новых фаворитов, нельзя вовсе не упомянуть выдающегося авантюриста Манасевича-Мануйлова. Он побывал и чиновником м. в. д., и агентом тайной российской полиции в Париже; и он же продавал за границу секретные документы Департамента полиции; и вёл тайные переговоры с Гапоном; потом при премьер-министре Штюрмере исполнял «особые «секретные обязанности»[1571].
А Рубинштейн вступил в поле общественности, перекупив газету «Новое время» (о ней в гл. 8), прежде враждебную к евреям. (В этом была, шутливо говоря, историческая справедливость: ведь Суворин приобрёл «Новое время» в 1876 на деньги варшавского банкира Кронеберга, и первое время она была благожелательна к евреям, и в ней сотрудничал ряд еврейских авторов. Но, начиная с русско-турецкой войны, газета круто развернулась и «перешла в лагерь реакции», а «в еврейском вопросе… не знала границ для ненависти и недобросовестности»[1572].) В 1915 премьер Горемыкин и министр внутренних дел Хвостов-младший помешали попыткам Рубинштейна купить «Новое время»[1573], но позже покупка состоялась, – впрочем, уже близко к революции, так что мало и пригодилась. (Ещё одна правая газета «Гражданин» тоже была частично перекуплена Манусом.)
Эту группу С. Мельгунов наградил прозвищем «квинтета», обделывавшего свои дела в царской «прихожей»[1574] – через Распутина. И при власти Распутина – то была уже не мелочь: в острейшей близости к трону и в опаснейшей силе влияния на ход общероссийских дел находились подозрительные фигуры. Английский посол Бьюкенен считал, что Рубинштейн связан с германской разведкой[1575]. Не исключено, что так по сути и
