'Странная вещь, качка...' - предавался Ларин невеселым размышлениям.
Психическое воздействие качки так же загадочно, как и то таинственное влияние из космоса, которое испытывали астронавты в 'Солярисе'. Океан сводит с ума... Его волнение издает не уловимые человеческим ухом инфразвуки, и они проникают в дома людей даже за много миль от побережья. Совпадая с ритмами сердца, они угнетают его, вызывают депрессию. Шведские ученые выявили, что в штормовую погоду число самоубийств на берегу возрастает. Можно подумать, что это сам Океан выносит свои неслышные приговоры и сам же приводит их в исполнение. Существует версия, что именно по этой причине 'Летучий голландец' остался без команды. Океан 'позвал' матросов к себе, и они покинули парусник... 'А что, если океан - живое существо? А мы вторглись в его недра, терзаем их винтами, буравим торпедами? Потерпит ли он нас в себе? Что ему стоит раздавить нас беспокойных муравьев, забравшихся за пазуху?'
Какой только бред не вздымает в голове качка! Да что там бред, когда сама голова то и дело выкатывается из удобной лунки в подушке.
...Протяжное верещание ревуна. Тревога! Никогда ещё она не была Ларину так желанна. Погружение!
Опрометью кидается в свой отсек лейтенант. Благо он рядом, за водонепроницаемой переборкой. Дизели стихли, и только жаркий чад выдает их недавнюю работу. В гулкой пустоте отсека слышны над головой плещущие удары волн.
- Задраен верхний рубочный люк! - оповещает трансляция.
Еще минута, и зыбкая пустота под ногами станет ровной, почти земной твердью, уймется маятник кренометра, уляжется тошнота. Все ждут этой минуты, и, когда командир отделения трюмных отводит, наконец, рычаги манипуляторов, когда во всех отсеках, маслянисто чавкнув, проворачиваются гидравлические машинки и клапаны вентиляции выпускают из цистерн подпираемый морем воздух, водяное 'ф-ф-фох!' звучит как общий вздох облегчения.
- Боцман, ныряй на перископную глубину!
Но что это? Корабль заваливается на правый борт, а стрелка глубинометра, едва дрогнув, застывает на полутора метрах.
- Лодка не погружается, - невозмутимо докладывает боцман, - глубина полтора метра.
Все лампочки на щите сигнализации горят - все отверстия, выпускающие из балластных цистерн воздух, открыты.
- Внимание в отсеках! - Голос у механика бесстрастен, как у вокзального диктора. - Проверить открытие аварийных захлопок. Где-то по левому борту закрыта аварийная захлопка.
Аварийная захлопка дублирует клапан вентиляции. Если она закрыта, значит, воде некуда вытеснить воздух. Незаполненная цистерна, словно понтон, держит подлодку на плаву.
- Товарищ командир, прошу разрешения проверить захлопки!
Командир мрачно кивает.
Интуиция ведет Мартопляса в моторный отсек. Так и есть! На подволоке, над левым дизелем, маховик аварийной захлопки завернут до самой литеры 'З' - 'закрыто'.
- Ларин!
Командир отсека выглядывает из поста дистанционного управления.
- Видишь?
- Вижу...
Маховик отвернут. Короткое шипенье. Крен выравнивается.
В центральный пост они возвращаются втроем - механик, лейтенант-инженер Ларин и молодой матрос Фомин, в заведовании которого находится захлопка. Виновники предстают перед командирским креслом. Следствие коротко.
Молодой матрос забыл открыть захлопку. Командир отсека его не проверил.
Капитан 3-го ранга Неверов нажимает тумблер 'слушают все отсеки'.
- Вниманию личного состава! По вине матроса Фомина погружение подводной лодки задержалось на четыре минуты. В военное время нас бы уничтожили столько раз, сколько захотелось бы противнику. За оплошность одного поплатились бы все. Погружаемся на перископную глубину. Осмотреться в отсеках!
Матрос Фомин отправляется в наказание под настил центрального поста чистить в трюме перископные выгородки. Лейтенант-инженер Ларин, понурив голову, уходит к себе. 'Лейтенант минус инженер...' Так подкалывает его штурман. И совершенно справедливо. Кажется, пора серьезно приискать место на береговой базе. Предлагали же ему сразу зарядовую станцию. 'А ещё лучше, - упивается позором Ларин, - уволиться в запас, уехать на какую-нибудь сельскую ГЭС и инженерить там в меру чахлых сил и нетвердых способностей...'
Верхняя вахта
Атлантика разбушевалась... Вторые сутки идем в надводном положении, и вторые сутки над головой водопадный грохот по полому железу корпуса.
Швыряет так, что из подстаканников выскакивают стаканы.
На Федю-пома рухнул с полки коралл и разбился вдребезги. На неповоротливого помощника командира Федора Руднева всегда что-то падает то сорвется графин с каютной полки, то зеркало, то вентилятор. Похоже, он коллекционирует упавшие на него предметы.
- Надо ожидать, Федя, что скоро на тебя упадет кувалда, - мрачно предрекает механик Мартопляс, ковыряя вилкой опостылевшие макароны. - На первое - суп с макаронами, на второе - макароны по- флотски... Я что - на итальянском флоте служу?
По должностной обязанности помощник командира отвечает за снабжение, за продовольствие. Рано или поздно в походе приедается все, и вот тут-то для помощника начинаются черные дни.
- Самый лучший хлеб - это Федины котлеты, - бросает невзначай старпом Симбирцев. Это сигнал к обстрелу.
Руднев его не слышит. Бледный от приступов дурноты, он ушел в себя, как йог. Тучные люди переносят качку хуже, чем худые.
Наш ужин напоминает игру в пинг-понг. В одной руке держишь стакан с чаем, другой ловишь то, что несется на тебя с накренившегося стола. Остановил лавину стремительно сползающих тарелок. Молодец! Через секунду она помчится на соседа, сидящего напротив. Он сплоховал - тарелка с рыбой ударилась в спинку дивана, а блюдце со сгущенкой опрокинулось на колени. Два-ноль в пользу Атлантического океана.
Штурман Васильчиков, укачавшись, горько дремлет под усыпляющее зудение гирокомпасов. Мартопляс - вот кого не берет морская болезнь! прикнопил к дверям рубки объявление: 'Меняю вестибулярный аппарат на торпедный'.
В центральном посту заулыбались. Но механику этого мало. Соню нужно достойно проучить. Мартопляс пробирается к автопрокладчику и переводит таймер ревуна, возвещающего время поворота на новый курс, с двух часов на две минуты. Сигнал верещит пронзительно, и штурман в ужасе вскакивает.
Голос старпома с мостика ставит все на свои места.
- Центральный!
- Есть, центральный! - откликается вахтенный центрального поста.
- Зашло солнце. Записать в журнал: 'В 20.30 зашло солнце. Включены ходовые огни'.
Капитан-лейтенант Симбирцев, мокрый с головы до ног, опустился в центральный пост - нажал тумблер 'каштана':
- Вниманию экипажа! Выход наверх запрещен,
Волны перекатываются через рубку так, что подлодка на время оказывается в родной стихии.
Симбирцев стаскивает с себя резиновую рубаху из химкомплекта. Резина на его широких плечах растягивается, вот-вот лопнет.
- Ну, швыряет! - изумляется старпом. - Такого ещё не видел. Нос выбрасывает по нижнюю 'бульбу'.
Нижняя - килевая - 'бульба' всегда скрыта под водой, увидеть её можно разве что в доке, и уж если
