огонь, жизнь живая... Да и приятно сознавать, что твой труд необходим людям. Вон посмотрите, что на Дальнем Востоке с отоплением творится. Это же форменное издевательство над людьми... У меня служба с первого до последнего дня на Севере прошла. Знаете, намерзся... К огоньку тянет!

И Соболевский идет к своим огромным обмурованным котлам, заглядывает в смотровые глазки, смотрит, как бушует в топках газовое пламя.

В операторской бытовке хранит он потрепанный флотский альбом: вот он на мостике атомного подводного крейсера, вот и сам крейсер-исполин с вздыбленным ракетным загривком, вот друзья-товарищи в пилотках и фуражках. А этот снимок особенный. Он сделан в точке Северного полюса. Всплывать не стали - не позволила ледовая обстановка. Но в первом - торпедном - отсеке накрыли складные столы и отметили подо льдами свою победу, как положено. Даже Нептун с русалками приходили поздравить.

В одном из уголков бытовки устроен небольшой мемориал незабвенной К-411. Вот она, красавица, на полотне, написанная маслом командиром БЧ-2 (ракетной боевой части). Под картиной столик с двумя снарядными гильзами и матросской лентой с надписью 'Северный флот'... Это так, для души.

Всякое мелкое коммунальное начальство и не догадывается, что имеет дело не с простым оператором, а с бывшим командиром стратегического атомохода; порой нарывается Соболевский на мелкое хамство, окрики, но выручает флотская привычка воспринимать жизнь с юмором.

Зато по праздником собирается он с офицерами своего былого экипажа в баньку. Вот там он снова для всех - 'товарищ командир'. Там и гитара прозвенит, там Соболевский и стихи читает, любимое, написанное однокашником Радием Радушкевичем:

Передний край - он есть везде:

В сраженье, в творчестве, в труде.

И за невидимой чертой В ревущей бездне океана В дымах январского тумана Лежит передний край морской.

Сколько раз капитан 1-го ранга Сергей Соболевский выходил на тот морской передний край - и безусым лейтенантом, и седоватым командиром, сочтет он в праздник.

Если вы случайно заглянете в котельную на Лиговке и увидите на стене среди плакатиков по технике безопасности картину в золоченом багете, изображающую черную громадину атомного подводного крейсера стратегического назначения, знайте, командир этого исторического корабля несет свои горячие вахты именно здесь - под ледяной броней нынешней жизни.

Я увидел его на балу в санкт-петербургском клубе моряков-подводников: высокий капитан 3-го ранга вел в танце свою жену. В глаза бросился красный охват костыля поверх золотых галунов на рукаве. Каждое движение давалось моряку с большим трудом...

- Кто это? - спросил у председателя клуба Игоря Курдина.

- Это наш флотский Маресьев... У него нет левой руки и правой ноги.

- И служит?!

- Да. Главком разрешил ему остаться в кадрах.

Беда случилась 29 мая 1992 года, когда капитан-лейтенант Дмитрий Лохов вошел в шестой отсек атомной подводной лодки К-502... Раздался взрыв. Неисправный компрессор рванул, как осколочный снаряд. Куски тяжелого железа перебили руку и обе ноги. Лохов упал, даже не потеряв сознания от жуткой боли... Стоявшему рядом флагманскому механику досталось горше - отлетевшая деталь угодила в живот. Через полчаса он скончался на санитарных носилках. И тогда все внимание врачей переключилось на капитан-лейтенанта.

- Ой, да тебя даже не зажгутовали! - удивился лодочный врач, подоспевший на помощь. Лохова вытащили на пирс через тесный аварийный люк.

- Ногу не потеряйте! - пытался шутить он. Правая нога болталась на одной коже. Ее ампутировали прямо на причале, не дожидаясь санитарного вертолета, вылетевшего в Западную Лицу из Североморска.

Не считая убитого флагмеха, покалечило ещё четверых моряков. Но пуще всего его - Дмитрия Лохова... Парня уже не числили в списках живых, ему заказали весьма дефицитный по тем временам гроб. Капитан-лейтенат потерял очень много крови. К тому же оказалось, что у него редкая группа, врачи обратились по местному телевидению к жителям поселка и морякам базы. Первой прибежала жена - Света. Она была готова отдать мужу всю свою кровь, но не совпали группы. Пришли матросы из лоховского экипажа... Они-то и спасли своего офицера: Лохову полностью сменили кровь, но от пережитого шока она не свертывалась. Пять переливаний подряд, пока, наконец, достигли положительного эффекта. Дмитрия откачали в прямом смысле этого слова.

Пока он лежал в госпитале, отец, сам старый моряк, написал письмо главнокомандующему Военно- морским флотом с просьбой не увольнять искалеченного сына, а дать ему возможность служить в военной приемке кораблей. И адмирал Громов принял воистину беспрецедентное решение: оставить на службе полубезрукого, полубезногого офицера. Такое случалось разве что в петровские времена, когда искалеченного в бою храбреца оставляли в полку в качестве живой реликвии.

Нельзя считать Дмитрия Лохова жертвой 'несчастного случая на производстве'. У него самое настоящее боевое ранение.

Современная атомарина - это узилище чудовищных энергий: электрических, ядерных, тепловых, химических, заключенных в тесную броню прочного корпуса. Никому не придет в голову размещать пороховой погреб в бензохранилище. Но именно так, с такой степенью пожаровзрывоопасности, устроены подводные лодки, где кислород в убийственном соседстве с маслом, электрощиты - с соленой водой, регенерация - с соляром. И это не от недомыслия, а от жестокой военной необходимости плавать под водой быстро, скрытно, грозно. В этом жизнеопасном пространстве, выгороженном в жизнеопасной среде, подводники вынуждены жить так, как живут солдаты на передовой, - смерть в любую секунду от любой случайности. Даже если лодка стоит у причала, она все равно 'зона повышенной опасности'. Подводник не ходит в штыковую атаку и никогда не видит противника в лицо. Но он в любой момент готов схватиться врукопашную с взбесившейся от боевой раны или заводского дефекта машиной, с беспощадным в слепой ярости агрегатом, мечущим электромолнии, бьющим струями кипящего масла, крутого пара, огня... Именно в такую переделку и попал Лохов.

К тому же есть ещё одно обстоятельство, которое переводит трагедию на К-502 в боевой план: в тот год из-за привычных ныне финансовых трудностей с кораблей ушли сотни специалистов среднего звена - мичманов. Но атомные подводные лодки по-прежнему должны выходить в моря. Этого требовали оборонные интересы России. И тогда офицеры с других кораблей заменяли на боевых постах ушедших техников. Вот и капитан-лейтенант Лохов вышел в тот особенно трудный год не на своей лодке, а на чужой, выполняя обязанности мичмана, подавшегося в коммерцию. Все было так, как в известные времена, когда офицеры шли воевать рядовыми бойцами...

Государство наше не жалует и крепких мужиков, а что уж говорить об инвалидах... Они сразу же уходят на второй, а то и третий план жизни. Кроме тех, кто яростно не желают считать себя инвалидами: лезут в горы на своих колясках, прыгают с парашютом, поднимают в небо самолеты... Лохов из этой категории.

Однако жизнь пришлось начинать практически заново. И поначалу лестница на родной, третий, этаж казалась непреодолимым препятствием. С трудом поднимался, опираясь на хрупкое плечо жены. Неудобным и даже враждебным стало окружающее пространство, привычные с детства вещи стали непослушными и неподвластными.

Была надежда, что местный собес выхлопочет Лохову автомобиль с ручным управлением. Выхлопотал - 'Оку'. Лохов при своем росте метр девяносто и при весе 90 килограммов едва влезал в миниатюрную машину. Пришлось её вернуть. Тогда порешили так: собес выплатит стоимость 'Оки', а Лохов, добавив некую сумму, купит то, что подходит ему по комплекции. Так и сделали, набрали в долг у друзей и родственников и приобрели подержанную 'тойоту' с правым расположением руля - так удобнее залезать и