«Примите все меры, чтобы из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец… Будет величайшим несчастьем республики, если им удастся просочиться».

Массово красные расстреливали в Симферополе и Керчи, по другим крымским местам. Как это происходило в Феодосии, где особенно любил рисовать море знаменитый Айвазовский?

Утром 16 ноября в Феодосию вошли части 9-й стрелковой дивизии во главе с популярным и впоследствии в СССР коммунистом Николаем Куйбышевым. Они тут же «взяли в плен» 12 тысяч человек «неблагонадежных» — все городское население. Сразу же сформировали Военно-революционный комитет (ВРК) Феодосийского уезда. Его председателем по личному приказу председателя Крымского ревкома Б. Куна назначили товарища Жеребина.

В ночь с 16 на 17 ноября наперсник Куйбышева, комиссар 9-й стрелковой дивизии Моисей Лисовский приказал расстрелять на городском железнодорожном вокзале сто белых солдат, офицеров базы формирования и команды выздоравливающих 13-й пехотной дивизии Русской армии. Их, безоружных, с еще не залеченными ранами, ожидающих «амнистию», убили за то, что 13-я дивизия Врангеля неоднократно геройски билась на полях Северной Таврии с 9-й стрелковой, чего не мог забыть злопамятный ублюдок комиссар.

17 ноября в Феодосии расклеили приказ Крымревкома, по которому надлежало «всем офицерам, чиновникам военного времени, солдатам, работникам в учреждениях Добровольческой армии… явиться для регистрации в 3-дневный срок». В городе нашлось четыре с половиной тысячи человек, которые зарегистрировались, все еще полагаясь на «слово» Фрунзе. Через двое суток их начали «перерегистрировать»: погнали под конвоем в Виленские и Крымские казармы.

Повально заработала красная мясорубка. В концлагере на Карантине было заключено четыреста железнодорожных рабочих с семьями, присоединившихся к белой армии еще в 1919 году в занятом ею Курске. В ночь с 19 на 20 ноября всех их с женами и детьми другие пролетарии со звездами на лбу вывели на мыс Святого Ильи и расстреляли.

Арестованных при «перерегистрации» в тюрьмах-казармах разбили на две основные группы: «чисто белые» и «бело-красные» — те, кто когда-либо успел послужить у большевиков. «Чисто белых» гнали по сто пятьдесят — триста смертников на мыс Святого Ильи или за городское кладбище, где расстреливали из пулеметов. Бывало, что обреченных связывали колючей проволокой и топили за Чумной горой в море. На Святом Илье убитых сваливали в три оврага.

«Красно-белым» предлагали вступить в Красную армию. Несогласных и отказавшихся по другим причинам уничтожали, а завербовавшихся отправляли в лагеря особых армейских отделов под Керчью, Бахчисараем, Симферополем, Джанкоем, где… все равно расстреляли, так как не хватало солдат для их охраны и кормежки.

В конце ноября в Феодосии смертников стали ставить прямо к стенкам Виленских казарм. Перестали церемониться, потому что для централизации «ликвидаторства» по неоднократным требованиям председателя Крымревкома Б. Куна и не меньшей изуверки — полит-отделыцицы Землячки-Самойловой (Розалии Залкинд) сформировалось Крымское ЧК во главе с председателем Реденсом, начальником оперотдела Я. Бизгалом, комендантом Папаниным.

В начале декабря 1920 года в Феодосию на смену 9-й стрелковой дивизии пришли новые каратели 46 -й стрелковой дивизии, командовал которой уже известный феодосийцам палач бывший прапорщик И. Федько, устроивший здесь с другими большевиками зимой 1918 года кровавую баню. Особый отдел, батальон «Осназ» (особого назначения) и комендантские команды этой дивизии состояли на 70 процентов из эстонцев, набранных в нее из недавно распущенной красной Эстонской стрелковой дивизии.

Дивизионные особисты вместе с местным отделом ЧК разместились в доме-картинной галерее И. К. Айвазовского, при пьяном новоселье исколов штыками несколько полотен мастера. Масштабы феодосийских расстрелов резко увеличились и стали еженощны. В это время здесь за оградой городского кладбища расстреляли сына русского писателя И. С. Шмелева белого офицера Сергея Шмелева вместе с капитаном Иваном Шмаковым.

В конце декабря по инициативе председателя Феодосийского ревкома Турчинского и товарища Нужбина стали арестовывать и «буржуев», зарегистрировавшихся на бирже труда: тоже для «ликвидации». Немного отдыхали каратели в апреле 1921 года, но с мая продолжили казнить с новым подъемом вплоть до октября. Около восьми тысяч человек убили только в Феодосии, а по всему Крыму, как указывал исследователь Русского Зарубежья С. П. Мельгунов, — сто двадцать тысяч русских людей.

Рвы, овраги, низины с расстрелянными большевики для сокрытия засыпали сначала негашеной известью, а сверху — землей. Но и в конце 1990-х годов весенние крымские дожди вымывали из почвы их кости.

Так расправились с доверившимися белыми и с «не чисто белыми» русские выродки и большевистские интернационалисты. Но и французы, якобы столь благородно оттеснившие побратавшихся с красными англичан для защиты армии Врангеля и даже de facto признавшие его правительство, взяли свое, когда смогли хоть что-то с русских изгнанников взять.

В первые же дни по прибытии эскадры Врангеля из Крыма в Турцию на крейсере адмирала Дюмениля в константинопольском порту прошло совещание, где с французской стороны заседали Верховный комиссар Франции де Франс, граф де Мартель, командующий оккупационным корпусом адмирал де Бон, его начальник штаба, а с русской — генералы Врангель и Шатилов.

Французами было заявлено, что их страна берет под свое покровительство русских, эвакуировавшихся из Крыма, а в обеспечение своих расходов принимает в залог русский военный и торговый флот. Так дальнейшая судьба Черноморского императорского флота оказалась в руках французского правительства. Тут же на кораблях русской эскадры вместе с Андреевскими флагами были подняты и французские.

Франция выбрала для русских кораблей свою военно-морскую базу в Тунисе, в Бизерте — самой северной точке африканского континента. Первый русский корабль «Великий князь Константин» приплыл в Африку 22 декабря 1920 года, потом — остальные 32 судна, на борту которых было более 5 тысяч человек, куда вошло 700 офицеров, около 2 тысяч матросов, 250 членов их семей.

Бизерта на Средиземном море стала приютом для русских моряков на ближайшие четыре года. Центром же притяжения здесь будет Морской кадетский корпус, вывезенный из Севастополя, — самое крупное учебное заведение для русских в Африке. «Последние гардемарины» — 300 младших офицеров из его пяти выпусков будут служить во флотах Франции, Югославии, Австралии.

Русский плавсостав таял по мере продажи его кораблей французами. В ноябре 1921 года на бортах было уже 2 тысячи моряков, а еще через полгода — около 1200. «Трофейный» русский флот французы сокращали как могли. Под предлогом «более тщательной дезинфекции» увели в Тулон самый современный корабль эскадры транспорт «Кронштадт» с мастерскими, дававшими работу сотням матросов. Из Тулона он не вернулся, как и ледоколы «Илья Муромец», «Всадник», «Гайдамак», танкер «Баку», вошедшие в состав французского флота.

Широко распродавались «друзьями французами» боевой запас и другое имущество русской эскадры. Видеть все это российским морякам, свято помнившим, как топили они на своих кораблях под императорским флагом немцев и турок с геройским адмиралом Колчаком в Первую мировую войну на Черном море, как загнали тогда врага безвылазно в порты, было невмоготу.

Когда собрались французы продавать канонерскую лодку «Грозный», два ее мичмана Непокойчицкий и Рымша спустились к кингстонам — словно в далеком 1904 году при бое в Чемульпо на «Варяге», при Цусиме в 1905 году на «Адмирале Ушакове», расстрелявшим все снаряды по десяткам атакующих японских миноносцев… Мичманы открыли кингстоны «Грозного» — он ушел на дно Бизертской бухты. Такими были и остались в Бизерте на Средиземном море под Андреевским стягом русские моряки, не та красная матросня, что на море Черном связывала людей проволокой и топила за феодосийской Чумной горой.

В 1924 году Франция признала СССР, белая территория России на кораблях и в Морском Корпусе в Бизерте прекращала свое существование. Большинство оставшихся судов будет передано французами советским властям. 6 мая 1925 года в этой самой северной африканской точке на Средиземноморье затрубил русский флотский трубач и звук его трубы словно взмыл в смерть сигналом «Всем разойтись!»…

На французско-русском совещании в Константинополе, решившем судьбу русского Черноморского