Токио, в принципе, был против отвлечения сил с основного фронта на юге, против Китая. Наступление на Халхин-Голе мыслилось как локальная акция, и военное руководство в японской столице сознательно устранилось от планирования и проведения операции. После поражения командование Квантунской армии и непосредственно действовавшей на реке Халхин-Гол 6-й армии было смещено. Когда Жуков говорил Симонову: «Думаю, что, если бы на Халхин-Голе их (японцев. — Б. С.) дела пошли удачно, они бы развернули дальнейшее наступление. В их далеко идущие планы входил захват восточной части Монголии и выход к Байкалу и к Чите, к тоннелям, на перехват Сибирской магистрали», сам маршал, безусловно, верил в это. Однако на практике цели японцев были гораздо скромнее. Японские генералы рассчитывали, что из-за отдаленности района боев от железных дорог и жизненных центров СССР советская сторона не пойдет на дальнейшую эскалацию конфликта, а согласится принять японскую версию начертания монголо- маньчжурской границы. Но Сталин не собирался отступать перед японскими требованиями. Хотя полновесной войны со Страной Восходящего Солнца в ту пору тоже не хотел. Только что, в марте 39-го, Гитлер захватил Чехословакию. Назревал кризис в Европе, завершившийся Второй мировой войной. В этих условиях Иосиф Виссарионович предпочитал основные силы Красной Армии иметь в западных районах страны, чтобы в нужный момент бросить их на чашу весов.

Наладить снабжение частей Красной Армии в районе боев было очень тяжело. В статье 1940 года Жуков признавал: «Наша ближайшая железнодорожная станция была отдалена от Халхин-Гола на 750 километров (грузооборот 1500 километров). Это действительно создавало огромные трудности в подвозе огнеприпасов, горючего, вооружения, снаряжения и средств питания. Даже дрова и те надо было доставлять не ближе, чем за 500 километров».

В мемуарах маршал тоже подчеркивал, что «главные трудности были связаны с вопросами материально-технического обеспечения войск». И скупо признал, что «в преодолении этих трудностей нам хорошо помог Военный совет Забайкальского Военного округа и генерал-полковник (тогда — командарм 2 ранга. — Б. С.) Штерн со своим аппаратом». Более определенно о решающей роли Штерна в налаживании правильного снабжения войск, которыми командовал Жуков, написал Григоренко: «И еще один узел развязал Штерн. К моменту его вступления в командование фронтовой группой снабжение войск в Монголии было полностью дезорганизовано. Штерн приказал фронтовой группе взять на себя доставку всех боевых и снабженческих грузов до армейской базы — Тамцак-Булак. Снабжение наладилось и до конца боев не нарушалось ни разу». А именно в бесперебойном снабжении всем необходимым был ключ к победе.

Почему же Жуков сначала не справился с решением таких важных задач, как организация правильного ввода в бой и снабжения войск группировки, по своей численности в тот момент не превышавшей корпуса? Вероятно, здесь сказался как недостаток опыта командования крупными соединениями, так и нелюбовь Георгия Константиновича к штабной работе и налаживанию тыла. В Белорусском военном округе Жуков командовал одним кавалерийским корпусом в течение семи месяцев, другим — в течение трех с половиной. Он не успел достичь на этом поприще каких-либо заметных успехов, как был выдвинут заместителем командующего округом по кавалерии. На этом посту Жуков занимался, прежде всего, боевой подготовкой кавалерии и недавно сформированных механизированных частей — отдельных танковых бригад. Как и для многих других выдвиженцев конца 30-х — начала 40-х, стремительная карьера обернулась недостатком оперативной и организационной подготовки и недостатком опыта командования большими массами войск. Григоренко справедливо отмечал: «…За два года перед войной он (Жуков. — Б.C.) совершил головокружительный взлет… Случайность или покровительство? Во всяком случае, каких-то заслуг в эти годы за ним не обнаружилось. А взлет был». Вероятно, играло свою роль покровительство Буденного и близкого к нему Шапошникова.

Недостаток опыта и военного образования Георгий Константинович с лихвой компенсировал жестокостью по отношению к подчиненным. Расстрел и понижение в звании или должности он считал наиболее действенными средствами добиться неукоснительного выполнения приказов. Григоренко свидетельствует: «Немало узлов навязал Георгий Константинович Жуков. Одним из таких узлов были расстрельные приговоры. Штерн добился, что Президиум Верховного Совета СССР дал Военному Совету фронтовой группы право помилования. К этому времени уже имелось семнадцать приговоренных к расстрелу. Даже не юристов содержание уголовных дел приговоренных потрясало. В каждом таком деле лежали либо рапорт начальника, в котором тот писал: „Такой-то получил такое-то приказание, его не выполнил“ и резолюция на рапорте: „Трибунал. Судить. Расстрелять!“, либо записка Жукова: „Трибунал. Такой-то получил от меня лично такой-то приказ. Не выполнил. Судить. Расстрелять!“ И приговор. Более ничего. Ни протоколов допросов, ни проверок, ни экспертиз. Вообще ничего. Лишь одна бумажка и приговор». Ведь ускоренное разбирательство «по горячим следам», как правило, приводит только к тому, что либо провинившегося карают чересчур строго, либо наказание вообще настигает невиновного. Никто не задается вопросом, была ли возможность выполнить приказ. А часто даже сама информация, будто приказ не выполнен, впоследствии оказывается не соответствующей действительности. Но человек уже казнен, и ему ничем не поможешь.

— Григоренко привел пример одного только «расстрельного» дела на Халхин-Голе: «Майор Т. Из академии мы ушли в один и тот же день — 10 июня 1939 года. Он в тот же день улетел на ТБ-3.

Прилетел он на Хамар-Дабу (место расположения штаба Жукова. — Б. С.) 14 июня. Явился к своему непосредственному начальнику — начальнику оперативного отдела комбригу Богданову (в действительности, М.А. Богданов был начальником штаба 57-го корпуса, а потом и 1-й Армейской группы. — Б.С.). Представился. Богданов дал ему очень «конкретное» задание: «Присматривайтесь!» Естественно, — человек, впервые попавший в условия боевой обстановки и не приставленный к какому-либо делу, производит впечатление «болтающегося» по окопам. Долго ли, коротко ли он присматривался, появился Жуков в надвинутой по-обычному на глаза фуражке. Майор представился ему. Тот ничего не сказал и прошел к Богданову. Стоя в окопе, они о чем-то говорили, поглядывая в сторону майора. Потом Богданов поманил его рукой. Майор подошел, козырнул. Жуков, угрюмо взглянув на майора, произнес: «306-й полк (на самом деле — 603-й — Б. С.), оставив позиции, бежал от какого-то взвода японцев. Найти полк, привести в порядок, восстановить положение! Остальные указания получите от тов. Богданова».

Жуков удалился. Майор вопросительно уставился на Богданова. Но тот только плечами пожал: «Что я тебе еще могу сказать? Полк был вот здесь. Где теперь, не знаю. Бери мой броневичок и езжай разыскивай. Найдешь, броневичок верни сюда и передай с шофером, где и в каком состоянии полк».

Солнце к этому времени уже зашло. В этих местах темнеет быстро. Майор шел к броневичку и думал — где же искать полк. Карты он не взял. Богданов объяснил ему, что она бесполезна. Война застала топографическую службу неподготовленной. Съемки этого района не производились (что и не удивительно, поскольку восточный берег Халхин-Гола был фактически «ничейной землей. — Б. С.). Майор смог взять с карты своего начальника только направление на тот район, где действовал полк. Приказал ехать в этом направлении, не считаясь с наличием дорог. В этом районе нам мешал не недостаток дорог, а их изобилие. Суглинистый грунт степи позволял ехать в любом направлении, как по асфальту, а отсутствие карт понуждало к езде по азимуту или по направлению. Поэтому дороги и следы пересекали район боевых действий во всех направлениях. Майор не ошибся в определении направления, и ему повезло — полк он разыскал довольно быстро. Безоружные люди устало брели на запад к переправам на реке Халхин-Гол. Это была толпа гражданских лиц, а не воинская часть. Их бросили в бой, даже не обмундировав. В воинскую форму сумели одеть только призванных из запаса офицеров. Солдаты были одеты в свое, домашнее. Оружие большинство побросало.

Выскочив из броневичка, майор начал грозно кричать: «Стой! Стой! Стрелять буду!» Выхватил пистолет и выстрелил вверх. Тут кто-то звезданул его в ухо, и он свалился в какую-то песчаную яму. Немного полежав, он понял, что криком тут ничего не добьешься. И он начал призывать: «Коммунисты! Комсомольцы! Командиры — ко мне!» Призывая, он продвигался вместе с толпой, и вокруг него постепенно собирались люди. Большинство из них оказалось с оружием. Тогда с их помощью он начал останавливать и неорганизованную толпу. К утру личный состав полка был собран. Удалось подобрать и большую часть оружия. Командиры все из запаса. Только командир, комиссар и начальник штаба полка — кадровые офицеры. Но все трое были убиты во время возникшей паники. Запасники же растерялись. Никто не помнил состав своих подразделений.

Поэтому майор произвел разбивку полка на подразделения по своему усмотрению и сам назначил командиров. Разрешил всему полку сесть, а офицерам приказал составить списки своих подразделений.