Потому что… совещание состоялось несколькими днями позже, скорее всего 10 февраля. Именно этим днем помечен план Берлинской наступательной операции 1-го Белорусского фронта, доложенный Жуковым Сталину по ВЧ в 15 часов 15 минут. Маршал утверждал: «Противник производит перегруппировку войск группы армий „Висла“ с целью организовать устойчивую оборону на подступах к Штеттину и на рубеже реки Одер. Стремясь не допустить выхода наших войск к Штеттину и изоляции Померанской группировки, противник усиливает левое крыло группы армий „Висла“, перебрасывая соединения с Курляндского плацдарма и из Восточной Пруссии. Одновременно усиливает 9-ю армию, прикрывающую Германию с востока, выдвигая в первую линию новые дивизии: 21-ю танковую дивизию, 25-ю мотодивизию, 15-ю танковую дивизию СС, 212-ю танковую дивизию и пехотную дивизию „Деберитц“ — для развития и укрепления обороны по западному берегу реки Одер и по системе озер восточнее Берлина. Кроме этого, спешно перебрасывает с Западного фронта на берлинское направление 6-ю танковую армию СС общей численностью до шести танковых и до шести пехотных дивизий. Цель операции — сорвать оперативное сосредоточение противника, прорвать его оборону на западном берегу реки Одер и овладеть Берлином».

Далее маршал перечислил задачи армиям фронта по дням и Этапам операции. В целом, это был тот же план, который 1-й Белорусский фронт реализовал в апреле, когда Сталин наконец дел добро на наступление на Берлин. Столицу Рейха предполагалось охватить с северо-запада и юго-запада, а затем уничтожить окруженную группировку концентрическими ударами со всех направлений. На Берлин должны были наступать пять общевойсковых и две танковые армии, усиленные двумя отдельными танковыми корпусами. В связи с отставанием войск 2-го Белорусского фронта Жуков, для отражения возможного контрудара с севера, из Померании, оставлял 3-ю ударную, 61-ю и 1-ю польскую армии, усиленные двумя кавалерийскими и одним Стрелковым корпусами и двумя укрепленными районами. В дальнейшем эти войска должны были усилить ударную группировку В заключение Жуков сообщал: «Перегруппировку сил и средств с правого фланга фронта на реку Одер я могу начать только с переходом 2-го Белорусского фронта в наступление, т. е. с 10.2.45 и закончить ее 18.2.45. В связи с этим войска, предназначенные для действий на Берлин, будут подготовлены к переходу в наступление лишь 19-20.2.45. До этого времени необходимо произвести перегруппировку сил и средств фронта, отремонтировать материальную часть боевых машин, пополнить запасы и организовать бой».

То, что предлагал Жуков, было наиболее разумным с военно-стратегической точки зрения. Восточное Берлина у немцев почти не было войск. С переброской соединений с Западного фронта они безнадежно опаздывали и никак не могли сосредоточить их на Одере к моменту начала планируемого наступления 1-го Белорусского фронта. К тому же Гитлер направил танковые дивизии 6-й армии СС не под Берлин, а в Венгрию, чтобы попытаться деблокировать Будапешт и защитить нефтяные источники и нефтеперегонные заводы в Западной Венгрии — последние, оставшиеся в распоряжении вермахта. Группировка же немецких войск в Померании значительно уступала по силам и средствам противостоявшим ей армиям 1-го и 2-го Белорусского фронта. Еще 25 января Гудериан говорил Риббентропу: «Что вы скажете, если русские через три-четыре недели будут стоять под Берлином?» Рейхсминистр с ужасом воскликнул: «Вы считаете это возможным?» Начальник Генштаба заверил его, что подобное развитие событий не только возможно, но и более чем вероятно, учитывая незавидное положение германского Восточного фронта, и предложил вместе убедить Гитлера постараться добиться сепаратного мира на Западе. Однако советского удара на Берлин, которого так боялся Гудериан, в феврале не последовало. Почему?

Жуков и «Воспоминаниях и размышлениях» оправдывал поворот основных сил 1-го Белорусского фронта с берлинского направления в Восточную Померанию угрозой, которая будто бы нависла с севера: «В первых числах февраля стала назревать серьезная опасность контрудара со стороны Восточной Померании во фланг и тыл выдвигавшейся к Одеру главной группировке фронта… В междуречье Одера и Вислы действовали 2-я и 11-я немецкие армии, свыше 22 дивизий, в том числе 4 танковые и 2 моторизованные дивизии, 5 бригад и 8 боевых групп. По сведениям нашей разведки, приток сил туда продолжался. Кроме того, в районе Штеттина (Шецина) располагалась 3-я танковая армия, которую немецко-фашистское командование могло использовать как на берлинском направлении, так и для усиления восточно- померанской группировки (что фактически и произошло).

Могло ли советское командование пойти на риск продолжать наступление главными силами фронта на Берлин в условиях, когда с севера нависла крайне серьезная опасность? Чуйков пишет: «…Что касается риска, то на войне нередко приходится идти на него. Но в данном случае риск был вполне обоснован. В Висло-Одерскую операцию наши войска прошли уже свыше 500 км, и от Одера до Берлина оставалось всего 60-80 км».

Конечно, можно было бы пренебречь этой опасностью, пустить обе танковые и 3-4 общевойсковые армии напрямик на Берлин и подойти к нему. Но противник ударом с севера легко прорвал бы наше прикрытие, вышел к переправам на Одере и поставил бы войска фронта в районе Берлина в крайне тяжелое положение. Опыт войны показывает, что рисковать следует, но нельзя зарываться… «Если мы объективно оценим силу группировки войск гитлеровцев в Померании, — пишет Чуйков, — то убедимся, что с их стороны любая угроза нашей ударной группировки на берлинском направлении вполне могла быть локализована войсками 2-го Белорусского фронта». Действительность опровергает это утверждение. Вначале задачу по разгрому противника в Восточной Померании намечалось решить именно силами 2-го Белорусского фронта, но их оказалось далеко не достаточно. Начавшееся 10 февраля наступление 2-го Белорусского фронта протекало очень медленно. За 10 дней его войска смогли продвинуться лишь на 50-70 километров. В то же время вpar предпринял в районе южнее Штаргарда контрудар, и ему даже удалось потеснить наши войска и продвинуться в южном направлении до 12 километров.

Оценивая сложившееся положение. Ставка Верховного Главнокомандования решила в целях ликвидации гитлеровцев в Восточной Померании, силы которых к этому времени возросли до сорока дивизий, привлечь четыре общевойсковые и две танковые армии 1-го Белорусского фронта».

У читателей жуковских мемуаров может создаться впечатление, что инициатором поворота основных сил фронта в Восточную Померанию был чуть ли ни сам Георгий Константинович. Он ведь благоразумно не упоминает план Берлинской наступательной операции от 10 февраля. Но, что характерно, не цитирует и никаких документов за своей подписью, содержащих предложения о повороте в Померанию. Если бы такие документы существовали в природе, вряд ли бы маршал упустил возможность продемонстрировать на их примере свою проницательность. Когда пишут: «Ставка Верховного Главнокомандования решила…», то подразумевают: «Сталин решил…». Без одобрения Верховного ни одно стратегическое решение не принималось. Жуков, правда, пытается убедить читателей, будто наиболее важные решения, начиная со Сталинграда, Сталин чаще всего принимал по его, Жукова, совету. Но так ли обстояло дело в случае с февральским наступлением на Берлин?

Давайте послушаем командующего 2-м Белорусским фронтом Рокоссовского. Как он оценивает перспективы наступления на Берлин и угрозу со стороны Восточной Померании, против которой действовал его фронт? «Наше внимание уделялось скорейшему продвижению на запад, чтобы надежно обеспечить от возможных ударов с севера войска 1-го Белорусского фронта, — писал Рокоссовский, — особенно его танковые армии… Сомнения возникли, когда 2-му Белорусскому фронту Ставкой было приказано 20 января повернуть 3-ю, 48-ю, 5-ю гвардейскую танковую и 2-ю ударную армии на север и северо-восток для действий против восточнопрусской группировки противника вместо продолжения наступления на запад. Ведь тогда их войска уже прорвали оборону противника и подходили к Висле в готовности форсировать ее с ходу.

Полученная директива фактически в корне меняла первоначальную задачу фронту, поставленную Сталиным в бытность мою в Ставке (в ноябре 44-го. — Б. С.). Тогда ни одним словом не упоминалось о привлечении войск 2-го Белорусского фронта для участия совместно с 3-м Белорусским фронтом в окружении восточнопрусской группировки войск противника… По полученной же директиве основной задачей ставилось окружение восточнопрусской группировки противника ударом главных сил фронта на север и северо-восток с выходом к заливу Фриш-Гаф. Вместе с тем от прежней задачи — взаимодействия с 1-м Белорусским фронтом на фланге — мы не освобождались и вынуждены были продолжать наступление на запад, имея на левом крыле всего две армии. С этого момента началась растяжка фронта, так как большая часть наших сил наступала на северо-северо-восток, а меньшая на запад… Неужели дажё в той обстановке Ставка не видела, что оставшимися силами фронт выполнить прежнюю задачу не сможет? А