– Нет!.. Я вас не отпускаю!.. – вскричал Господин Радио, вскакивая со своего места. – Сейчас такой момент, что совершенно не известно: может минут через пять мне позвонят и окажется, что можно возвращаться обратно… – тут Господин Радио на мгновение замолчал, а потом произнес, чрезвычайно гордясь тем, что говорил, и торжественно:
– …Возвращаться в уже оформленный зал театра «Хорин»!.. Нового, обновленного театра «Хорин»!..
Курсант уже, кажется, начинал нервничать, потому что спешил возвратиться в свою казарму без горячей воды и, кажется, уже был готов ответить Господину Радио что-то раздраженное, что, впрочем, было бы совершенно не свойственно его восторженному и мягкому характеру, но его перебила его тетя:
– Ничего-ничего… Мы по дороге зайдем и посмотрим – готово или не готово… Можно возвращаться или нельзя… Если можно, то мы там и останемся… И как-то дадим вам знать, – проговорила она примирительно, сама потихонечку двигаясь к двери классной комнаты.
– Не надо мне ничего давать знать!.. – раздраженно проговорил Господин Радио. – Я обладаю всеми средствами необходимой радио– и телефонной связи и все время держу руку на пульсе событий… У меня прямой канал связи с залом «Хорина» и художником по декорациям Фомой Фомичевым!.. Так что лучше бы вы дали мне знать, как можно бы мне вас найти если что?..
– Да как же нас найдешь… Нас не найдешь… Мы на сегодня репетицию закончили!.. Мы пойдем на улицу!.. – пыталась увещевать Господина Радио тетя курсанта, но в этот момент произошла одна сценка, и хориновцы отвлеклись на нее, что позволило этим двоим благополучно выскользнуть из двери классной комнаты, хотя им и очень, с одной стороны, хотелось посмотреть, что же будет, а с другой стороны, было как-то немного не по себе и даже, напротив, и не хотелось оставаться, особенно курсанту, хотя он и не мог четко осмыслить, в чем же тут для него может таиться опасность, но тем не менее… Потому что в классную комнату как раз в этот момент вошли два милиционера… И практически в ту же секунду у Господина Радио зазвонил на поясе мобильный телефон… Его фраза о том, что он постоянно держит руку на пульсе событий, таким образом, подтвердилась…
Глава II
Сквозь Север мглистый
Темно. В салоне автомобиля уютно светились разноцветные огоньки, за «бортом» – лютый мороз, пустынные, плохо освещенные улицы. Тетушка рассказывала своему племяннику, побывавшему в этот день в «Хорине» в первый раз, и его другу, заехавшему за ним на старенькой автомашине, историю этого самодеятельного театра:
– В «Хорине» был другой – настоящий, профессиональный режиссер. Точнее говоря, «была», потому что режиссером до последнего времени работала старуха по фамилии Юнникова. Она занималась этим по призванию, а не только за зарплату от муниципалитета. Между прочим, она именно сейчас лежит где-то здесь радом в больнице при смерти… Это действительно радом – здесь, в Лефортово… Я знаю эту больницу!.. Знаю улицу, на которой она находится… Достаточно кислые, неуютные места, да и больница – так себе… Сами знаете, какие у нас больницы «для всех»… Вонь, теснота, обшарпанные коридоры… Бедная Юнникова, какой печальный финал при ее-то, в общем-то, достаточно яркой профессии!.. Старухе сейчас восемьдесят три года… О!.. Она настоящий режиссер – милостью божьей!.. С театром связана всю жизнь: после театрального училища долго работала в московском драмтеатре имени Пушкина. Всех, кого ты, дорогой племянничек, сейчас видел в классной комнате на третьем этаже школы двенадцать ноль три, она принимала в «Хорин» лично. Устраивала прослушивания, расспрашивала о взглядах на искусство, о личных творческих планах… Пожалуй, только кроме одного единственного человека… Угадайте, кого?
– Томмазо Кампанелла!..
– Точно!.. За исключением одного только Томмазо Кампанелла – того самого, что читал только что, стоя на табуретке, свою «исповедь»…
– Какое странное имя!.. – проговорил водитель машины и даже на какое-то мгновение отвлекся от скользкой зимней дороги и повернулся к своим пассажирам – тетушке, ходившей в «Хорин» уже давно и потому считавшей себя знатоком всего того, что происходило в самодеятельном театре, и курсанту военного училища – приятелю водителя, за которым, собственно говоря, он и заехал этим вечером, чтобы по пути к своему дому завезти того в казарму. – Никогда раньше не слышал такого странного имени!..
– Да в этом самодеятельном театре у всех такие странные имена, не имена, а клички рецидивистов, – сам черт ногу сломит!.. – проговорил курсант.
– Хотя… Клички рецидивистов… Нет, ты не подумай чего такого!.. Они вроде бы все законопослушные… Вроде бы… – с определенным сомнением в голосе добавил он.
Они уже достаточно долго крутились по темным, завьюженным улицам. В машине было тепло. Тетушка продолжала свой рассказ:
– Совсем недавно театр «Хорин» получил новое помещение… Тоже достаточно запутанная и непонятная история… «Хорину» было велено перебраться в какой-то бывший «красный уголок» при жилконторе, в котором до него в гордом одиночестве располагался один очень странный проект -«Музей умершей молодости состарившейся и умершей молодежи прежних лет»… Бывший «красный уголок» числится на балансе районной управы, и его все время предоставляют для каких-то странных модерновых культурных проектов… То одного, то другого… Кстати, проект с этим непонятным музеем в настоящее время, по-моему, уже окончательно заглох… Нет, экспозиция осталась, по крайней мере какие-то ее части, но люди, которые все это дело затевали, по-моему, давно потеряли к нему интерес, и музеем уже никто не занимается… Так валяются какие-то, с позволения сказать, экспонаты, пока не пришел какой-нибудь очередной молодой гений и не уговорил управу отдать фактически заброшенное помещение под его проект… Впрочем, нет, сейчас – не заброшенное… Сейчас там – «Хорин»… Я точно не знаю, но то ли Томмазо Кампанелла постоянно околачивался в этом музее, то ли он чуть ли не одновременно с хориновцами пришел в этот музей, а в «Хорин» попал уже заодно, то ли он вообще работал в этом музее сторожем, то ли он оформлял какую-то экспозицию, посвященную Лефортово, в этом музее (да, кажется, именно так оно и было – он в этот момент оформлял экспозицию, посвященную антуражам Лефортово), да только пути его и «Хорина» пересеклись… Причем пересеклись уже после того, как «Хорин» в одночасье, после какой-то непонятной истории, о которой я расскажу вам позже, осиротел, остался без Юнниковой, и тут, как по волшебству, в нем появился этот самый Томмазо Кампанелла… Его никто не принимал, никто не приглашал, он появился сам по себе и сразу пришелся к месту, можно сказать, сразу оказался чуть ли не в самом центре внимания, потому что события в «Хорине» стали развиваться совсем не так, как это было при Юнниковой… – тетушка на мгновение замолчала, чтобы перевести дух…
– Смотрите!.. Смотрите, какой мрачный дом!.. – вскричал вдруг курсант.
Прозвучало это так неожиданно, что водитель вздрогнул и сделал заметный вилек рулем, – машина чуть
