виду 'дело врачей'. В этот список можно смело добавить Хрущева, Молотова и Кагановича, не имевших непосредственного отношения к делу 'убийц в белых халатах', но запятнавших себя не меньшими преступлениями. — /Б. С./). В отличие от них основной инициатор освобождения незаконно репрессированных врачей — Берия умер трагической и позорной смертью. Консерваторы в партийном аппарате (к ним единодушно примкнули и либералы. — /Б. С./) не простили ему того, что после кончины Сталина он позволил себе ряд самостоятельных и смелых решений и поступков, которые резонно были восприняты Хрущевым и другими членами президиума ЦК как заявка на диктаторскую власть (почему на диктаторскую? Ведь все решения Лаврентий Павлович проводил через Президиум ЦК. И нет никаких данных, что Берия готовил военный переворот. — /Б. С./) К тому же они опасались, что, проводя по своему усмотрению расследование преступлений власть имущих в период правления Сталина и используя для этого находившиеся в его распоряжении архивные материалы, Берия в конце концов вполне может обвинить каждого из них в беззаконных действиях'.
И в самом деле, целый ряд послевоенных, равно как и предвоенных беззаконий, никак не был связан с именем 'лубянского маршала'. Он действительно мог оказаться чист, как вслух выразил опасение Андреев. Тут и громкие процессы второй половины 30-х годов, и 'военно-фашистский заговор' Тухачевского, и та часть Великой Чистки, которая затрагивала работников центрального аппарата. Спускаться ниже, на уровень регионов, Берии было бы рискованно. Ему могли припомнить репрессии в Грузии. Зато после войны практически все громкие дела вершились без участия Лаврентия Павловича — тут и 'дело авиаторов', и 'дело артиллеристов', и 'ленинградское дело', и 'мингрельское дело', и преследование 'безродных космополитов'. Даже предвоенное 'дело о заговоре в ВВС' проходило без прямого участия Берии, поскольку им занимались НКГБ и Особые отделы, в тот момент не входившие в состав НКВД. Что же касается преступления, в которых участвовал Берия, будь то расстрел польских офицеров и гражданских пленных в 1940 году или массовые депортации целых народов в годы Великой Отечественной войны, то здесь его соучастниками выступали и другие члены Политбюро. Кстати, нельзя исключить, что жертв Катыни Лаврентий Павлович тоже готов был реабилитировать, учитывая, что в 40 году он, как кажется, был противником их казни, а теперь, в 53-м, собирался по-иному, чем при Сталине, выстроить отношения со странами Восточной Европы. Катынь, в конце концов, можно было попытаться списать на одного Сталина. Естественно, подобное решение могло бы быть принято только после того, как на Сталина была бы возложена ответственность за репрессии 30-50-х годов. Судя по тому, как Берия обставил реабилитацию 'кремлевских врачей', со временем он собирался прямо обвинить в беззакониях Сталина. Но не успел. Характерно, что Хрущев даже после XX и XXII съездов так и не рискнул признать публично советскую ответственность за Катынское преступление. Может быть, в частности, потому, что на Украине поляков расстреливал близкий к нему Серов.
На личный счет Берии можно было отнести только очень немногие фальсифицированные дела, вроде расстрела Мейерхольда, Бабеля, Кольцова и некоторых других, сложным образом пристегнутых к мнимому 'заговору Ежова'. Тут следствие шло по прямому указанию Сталина, а смертный приговор не предварялся решением Политбюро. Но даже после ареста Лаврентию Павловичу эти дела не инкриминировали. Ведь тогда пришлось бы затрагивать и тему репрессий 1937–1938 годов, хотя бы в связи с ролью Ежова. Члены Президиума ЦК делать этого в тот момент еще не собирались.
Берия, казалось бы, получил в свое распоряжение мощное орудие против Молотова, Маленкова, Хрущева и других в виде архивных материалов по фальсифицированным делам. Неужели Вячеслав Михайлович, Георгий Максимилианович и Никита Сергеевич были столь наивны, недальновидны, прямо сказать, глупы, чтобы дать в руки соперника столь мощное оружие? Ведь к 1953 году дураков в руководстве уж точно не осталось. Они гораздо раньше в расход пошли. Иосиф Виссарионович был классный селекционер. Ему нужны были люди преданные, но в то же время неглупые. Нет, думаю, все дело в том, что Берии отдали МВД только в рамках заранее рассчитанной многоходовой комбинации, направленной на устранение грозного противника. Ведь воспользоваться компроматом Лаврентий Павлович мог только после того, как полностью поставил бы аппарат органов под свой контроль. А это требовало много месяцев, если не лет. Такого срока ему никто отпускать не собирался.
Возможно, в последние дни жизни, сидя в бетонном мешке, Лаврентий Павлович вспомнил свои слова о том, что 'у нас в турме места много', и пожалел о них. Понял, что ощущали те, кого его ведомство отправляло на смерть.
Оплакали Лаврентия Павловича только семья и ближайшие родственники. Как сообщал 25 августа 1953 года глава грузинских коммунистов А.И. Мирцхулава, сам ранее находившийся под следствием по делу о мингрельской националистической группы и реабилитированный Лаврентием Павловичем, 'после разоблачения преступных антипартийных и антигосударственных действий Берия проживающие в Тбилиси и других городах и районах Грузии его близкие родственники занимаются невыдержанными, злостного характера разговорами, являются источниками распространения разных провокационных слухов. Мать Берия — Берия Марта, глубоко верующая женщина, посещает церкви и молится за своего сына — врага народа. После разоблачения Берия участились подозрительные встречи родственников на ее квартире'. Мирцхулава предлагал выслать родных и близких своего вчерашнего благодетеля за пределы Грузии, хотя вся вина их была лишь в родстве с тем, кого пленум ЦК признал врагом народа.
Высылку родственников Берии и его товарищей по несчастью осуществили уже после суда, постановлением Президиума ЦК летом 1954 года. Им воспрещалось жить в Закавказье, на Северном Кавказе, в Москве, Ленинграде и ряде других городов. Но и год спустя родные Лаврентия Павловича не угомонились. 19 сентября 1954 года глава КГБ И.А. Серов докладывал ЦК КПСС, что высланные в Свердловскую область, Красноярский край и Казахстан мать Берии, его племянник и племянница и двоюродные сестры Лаврентия Павловича вместе со своими мужьями 'продолжают и ныне восхвалять Берия, утверждать о его невиновности и высказывать недовольство решением об их выселении'. Интересно, кто бы был доволен, если его ни с того ни с сего выгнали бы из родного дома и забросили в сибирскую или казахскую глушь! Тем не менее двоюродную сестру Берии Е.Д. Кварацхелия-Антадзе и ее мужа А.Н. Антандзе привлекли к ответственности 'за злобную антисоветскую агитацию'.
Также и жену и сына Берии в ноябре 1954 года, освободив из заключения, отправили в административную ссылку в Свердловскую область, в принудительном порядке сменив фамилию 'Берия' на 'Гегечкори'. По мысли Хрущева, Маленкова и других советских руководителей, самой фамилии поверженного врага не должно было остаться на земле.
Интересно, что один из тех, кто был официально расстрелян вместе с Берией, быть может, в действительности уцелел. Р.И. Пименов вспоминал: 'В отличие от Штейнберга (бывшего офицера военной разведки. — /Б. С./), Мамулов не тужился сохранить замашки высшего света ни в одежде, ни в еде, ни в образовании. Глядя на него, нельзя было подумать, что до своего ареста он ежедневно прогуливал на поводке личного крокодила — эту пикантную подробность сообщил или придумал неутомимый сплетник Штейнберг. Мамулов же проговорился куда более важным известием: за несколько лет до моих с ним бесед, когда еще держали в одиночке по мотивам секретности, его раз ошибочно вывели на прогулочный дворик, уже занятый другим секретным заключенным. К своему остолбенению, Мамулов узнал в нем высокопоставленного генерала, 'которого знала вся страна', который числился, по газетным сведениям, расстрелянным по делу Берии. Тот немедленно отвернулся, спрятав свое лицо, надзиратель заорал на Мамулова: 'Выходите!' — и вывел его на другой, причитавшийся ему дворик. Ошибиться Мамулов не мог: он куда как хорошо знал этого человека! Фамилию его он отказывался мне назвать, как я ни просил и как ни изощрялся в перечислении известных мне фамилий от самого Берии до Рюмина и Рухадзе. Он непритворно жалел, что проговорился: ему казалось, что разглашение такой государственной тайны может отягчить его собственную судьбу'.
Очевидно, в данном случае Мамулов имел в виду кого-то из тех, кто официально был расстрелян вместе кс Берией, т. е. Влодзимирского, Меркулова, Деканозова, Гоглидзе, Мешика или Богдана Кобулова. Но из всех перечисленных лиц 'известным всей стране' мог быть только генерал армии Всеволод Николаевич Меркулов, бывший заместитель Берии на посту наркома внутренних дел, а потом — нарком госбезопасности и по совместительству — драматург. Его фотографии часто печатались в газетах, а пьесы шли на сцене столичных театров. И его-то Мамулов как раз знал очень хорошо. Он вообще считался меркуловским выдвиженцем. Вот как американский историк польского происхождения Тадеуш Виттлин, автор первой биографии Берии, описывает лубянскую резиденцию Лаврентия Павловича в конце 30-х годов: 'Берия
