вмешиваться в управление Трепова. Распутин сперва рассвирепел до бешенства, затем, под влиянием выпивки и уговоров Мосолова, отошел и, выпив с генералом до двух бутылок мадеры, совсем успокоился и в конце концов сказал: - 'Я посоветуюсь с папой, а ты вот заезжай ко мне за ответом дня через два'. Облобызавшись трижды, расстались. - 'Вы понимаете, говорил мне позже генерал, что за ответом я к нему предпочел не заезжать, а затем уехал в Румынию'. Распутин же рассказал о случившемся Их Величествам. Царица негодовала. В окружении 'старца' смеялись. Бадмаев с друзьями злорадствовал. Протопопова, конечно, предупредили. В Царском Селе вера в бескорыстие и искренность Распутина возросла, как никогда. Никогда Распутин не стоял так высоко в глазах Их Величеств, как в этот последней месяц своей жизни. Репутация Трепова была окончательно испорчена. Доверие к нему пропало окончательно. Неудача Трепова с попыткой ликвидировать Протопопова нашла широкий отклик в политических кругах. Во всем обвиняли Императрицу. Делались последние попытки повлиять на нее.

26 ноября к Царице, испросив разрешение, приехала В. К. Виктория Федоровна, жена В. К. Кирилла Владимировича. Ее родная сестра была королевой Румынской и, благодаря присоединению Румынии к союзникам, Виктория Федоровна стала как бы связующим звеном между двумя царствующими домами и ее личные отношения с Их Величествами к этому моменту весьма улучшились. Последнее обстоятельство и толкнуло ее на разговор с Царицей.

Расцеловавшись, как обычно, Царица спросила не про Румынию ли хочет переговорить Вел. Княгиня. Виктория Федоровна стала рассказывать все, что она слышала от тех лиц, которых общество считало полезными для привлечения в состав правительства. Царица разволновалась. Она не соглашалась с В. Княгиней и заявила, что уступка общественности это первый шаг к гибели. Те, кто требуют уступок - враги династии. Кто против нас? - спрашивала Царица и отвечала: 'Группа аристократов, играющая в бридж, сплетничающая, ничего в государственных делах не понимающая... Русский народ любит Государя, любит меня, любит нашу семью, он не хочет никаких перемен...' И в доказательство своей правоты Царица указывала на многочисленные письма, полученные ею со всех сторон России от простых людей, от раненых солдат и офицеров. Как последний довод, В. Княгиня просила разрешения пригласить оставшегося у адмирала Нилова ее супруга, В. К. Князя Кирилла Владимировича, который может подтвердить то, что говорила она. Царица не пожелала. Они расстались. Царица вывела заключения из разговора, что 'Владимировичи' настроены против нее, против ее влияния на Государя. Болезненное воображение рисовало, что они лишь мечтают о наследовании престола после смерти Наследника.

В этот же период княгиня Софья Николаевна Васильчикова, жена князя Б. А. В-ва, члена Гос. Совета, прислала Царице резкое письмо про Распутина, написанное карандашом на листке блок-нота. Их Величества и особенно Государь были настолько возмущены неуместностью и невежливостью письма, что княгине, 2 декабря, было предложено выехать в ее именье Новгородской губернии, куда с ней поехал и муж. Высылка княгини всполошила всю Петроградскую аристократию. Одна из родственниц стала собирать подписи под коллективным протестом. Но многие дамы, во главе с почтенной, заслуженной графиней Воронцовой-Дашковой, вдовой покойного Наместника Кавказа, были против. Протест не состоялся. Но высланная княгиня получила большое количество сочувственных писем. - 'Она мечтательница, думала сделать доброе дело, - говорила про нее одна ее знакомая, - но, конечно, она должна была знать, в какой форме следует писать Ее Величеству'.

Много шло тогда и анонимных резких писем по адресу Царицы, а еще больше получала их ее подруга А. А. Вырубова.

Тогда же обратился с письмом к Государю член Государственного Совета, обер-егермейстер Иван Петрович Балашов. Изложив много откровенного по текущему моменту, он советовал отстранить Царицу и Распутина от всякого влияния на дела. Царица негодовала и упрашивала Государя лишить Балашова звания члена Госуд. Совета.

Сделала тогда усилие повлиять на Царицу и ее сестра В. К. Елизавета Федоровна. По судьбе своего растерзанного взрывом бомбы мужа, по ужасам последнего немецкого погрома в Москве, Елизавета Федоровна знала хорошо, что такое наша политическая борьба... Женское ее окружение хорошо осведомляло ее, что делается в общественных Московских кругах. И близкие люди, друзья и некоторые общественные Московские деятели, встречавшиеся с Великой Княгиней и не стеснявшиеся высказываться при ней откровенно, убедили ее поехать и повлиять на Их Величеств. О том, что такое 'старец' и его окружение она отлично знала, зачастую даже с преувеличением, от С. И. Тютчевой.

3 декабря к вечеру, Великая Княгиня приехала в Царское Село. Она хотела говорить с Государем, но Царица категорически заявила, что Царь очень занят, он завтра утром уезжает в Ставку и видеться с ним невозможно. Тогда Елизавета Федоровна стала говорить с сестрой-Царицей. Она старалась открыть ей глаза на все происходящее в связи с Распутиным. Произошел резкий серьезный спор, окончившийся разрывом. Александра Федоровна приняла тон Императрицы и попросила сестру замолчать и удалиться. Елизавета Федоровна, уходя, бросила сестре: 'Вспомни судьбу Людовика 16-го и Марии Антуанет'. Утром Елизавета Федоровна получила от Царицы записку, что поезд ее ожидает. Царица с двумя старшими дочерьми проводила сестру на павильон. Больше они не виделись.

О том, что произошло в действительности между сестрами, даже во дворце знали лишь немногие, самые близкие лица. В Москве же, из окружения Вел. Кн., в общественные круги сразу же проник слух, что Вел. Княгиня потерпела полную неудачу. Распутин в полной силе. И это только усилило и без того крайне враждебное отношение к Царице. В Москве, больше чем где-либо, Царицу считали главной виновницей всего тогда происходящего и оттуда этот слух расходился повсюду. От самой же Вел Княгини самые близкие люди узнали и о сказанной ею сестре последней ужасной фразе. Та фраза стала известна даже французскому послу Палеологу. Надо полагать, что это последнее свидание двух сестер и было причиной тому, что Вел. Кн. Елизавета Федоровна так сочувственно отнеслась даже к убийству 'Старца', а после революции даже не сделала попытки повидаться с Царской Семьей.

4 декабря Государь с Наследником выехал в Ставку. Накануне Их Величества были у Вырубовой и видели там Распутина. Прощаясь, Государь хотел, чтобы Григорий перекрестил его, но Распутин, как-то странно, сказал: 'Нет, сегодня ты меня благослови'. Больше его Государь уже не видал. 6 декабря, в день Ангела, Государь назначил Вел. Кн. Ольгу Николаевну шефом 2-го Кубанского пластунского батальона, а Вел. Кн. Бориса Владимировича шефом 5-го батальона. В тот день в Ставке почему-то ждали дарования Государем конституции, которой объявлено, конечно, не было. Вероятно, кто-то пустил тот слух, слыша кое-что про приготовляющийся особый Высочайший приказ. Приказ был подписан 12-го декабря. То был приказ политический и явился как бы ответом на вздорные сплетни о сепаратном мире. В нем говорилось, что Германия истощена, предлагает союзникам вступить в переговоры о мире, но что время к тому еще не наступило, и что мир может быть дан 'лишь после изгнания врага из наших пределов'. Приказ был очень красив, очень академичен и прошел совсем незамеченным. Автором приказа являлся генерал Гурко, а в составлении политической части принимал участие его брат, член Гос. Совета.

Находившийся тогда в Ставке Главноуполномоченный Красного Креста Кауфман-Туркестанский взял на себя смелость доложить Государю про пагубное влияние Распутина. Государь выслушал доклад спокойно, поблагодарил Кауфмана, проводил его до дверей кабинета, а через несколько дней Кауфман был откомандирован от Ставки и вернулся в Петроград. Случай этот широко комментировался затем в Петрограде.

Между тем вся организованная общественность, уже переставшая, при никчемном министре Внутренних дел Протопопове, бояться правительства, перешла в дружное наступление. С 9-го по 11-ое декабря в Москве был сделан ряд попыток собраний Съездов Земского и Городского Союзов. По распоряжению Протопопова полиция старалась мешать собраниям. Но те, все-таки приняли заготовленные резолюции и разослали их по всей России. Резолюция Земского съезда, принятая под председательством князя Львова, требовала создания нового правительства, ответственного перед народным представительством.

Представители того же Земского Союза, Союза Городов, Военно-промышленных Комитетов, Московского биржевого Комитета, Хлебной биржи и кооперативов выпустили резолюцию явно революционного характера. Резолюция объявляла 'Отечество в опасности' и говорила между прочим:

'Опираясь на организующийся народ, Гос. Дума должна неуклонно и мужественно довести начатое великое дело борьбы с нынешним политическим режимом до конца. Ни компромиссов, ни уступок... Пусть знает вся армия, что вся страна готова сплотиться для того, чтобы вывести Россию из переживаемого ею