Государь повелел обсудить вопрос в Совете министров. Последний нашел дарование конституции полякам теперь несвоевременным. Этот факт и решил окончательно удаление Сазонова.

Новое назначение Штюрмера произвело сенсацию и большой шум в обществе и среди дипломатического мира. Сплетники всяких категорий приписали это назначение проискам 'немецкой партии' при Дворе, Царице и Распутину. Они не только им поверили, но и стали повторять их. Они даже предприняли кое-какие шаги, чтобы отстоять Сазонова, чем еще больше повредили ему в глазах Государя. Министр Иностранных дел, которого слишком любят иностранцы и их дипломаты, уже подозрителен для своего Монарха, для своей страны.

Но, вместе со своим назначением, Штюрмер добился у Государя, в ту свою поездку в Ставку, и еще двух новых назначений. Министром Внутренних дел был назначен сенатор Александр Хвостов (занимавший пост министра юстиции), а министром юстиции - сенатор Макаров. Назначения были подходящие. То были честные, благородные люди, с соответствующим служебным стажем и опытом. Но назначения были сделаны без предварительного согласия тех лиц, что обычно Государь не делал.

Все эти назначения и, особенно, назначение Штюрмера, очень смутили Царицу. Она не одобряла их, была удивлена и решила немедленно ехать в Ставку, считая, что там кто-то стал нехорошо влиять на Государя.

Штюрмер, по мнению Царицы, не годился на новую роль. Макаров уже скомпрометировал себя на посту министра Внутренних дел, а Хвостов, дядя Алексея Хвостова, несправедливо преследует Сухомлинова и очень стоял за его арест.

К тому же и 'Старец', который 'понимает и чувствует всё правильно' , узнав про назначение Штюрмера, пришел просто в ярость. Он повидался с Вырубовой и всё повторял: 'С этим ему будет конец, 'крышка'. По просьбе 'Старца' Царица ваяла с собой Вырубову и 6-го числа выехала в Могилев.

Приехав в Могилев 7-го июля, Царица пробыла там по 12 число. Едва ли она не улавливала, едва ли не понимала чисто женским инстинктом ту антипатию, с которой ее встречали военные, исключая, конечно, свиту Государя. Но Царица считала, что долг жены-друга повелевает ей приезжать время от времени и подкреплять морально Государя. А 'Старец' не раз говорил, что поездка Царицы на фронт принесет помощь войскам. Царица верила в это. А в Ставке перешептывались: - 'Опять приехала'.

На Государя приезд супруги производил всегда самое благотворное впечатление. Близкие люди знали, как любил Государь эти приезды. Их Величества составляли исключительное, по взаимной любви и дружбе, супружество. Трудности, сплетни лишь сплачивали их. И, будучи доволен приезду Царицы, Государь считал, что и все окружающие довольны этому. В этом он жестоко ошибался. Но этого ему, конечно, никто не высказывал.

Пребывание Царицы в Могилеве совпало с видимым затишьем на фронте. С 1-го по 15 июля в армиях Брусилова шла перегруппировка войск. 15-го же июля все его армии перешли снова в наступление. На Ковельском направлении шли упорные бои. С большими потерями наши армии одерживали всё новые и новые победы. По общему подсчету, за время с 22 мая по 30 июля армиями фронта генерала Брусилова было взято 8.255 офицеров, 370.153 солдата, 496 орудий, 144 пулемета, 367 бомбометов и минометов, около 400 зарядных ящиков, около 100 прожекторов, громадное количество винтовок, патронов, снарядов и всякого иного военного материала.

В конечном результате, армии Юго-Западного фронта взяли на Севере часть нашей территории, а в центре и на левом фланге вновь завоевали часть Восточной Галиции и всю Буковину. Вся эта операция связана с именем Брусилова. Его имя и имена командовавших армиями: Лечицкого, Щербачева, Каледина, Сахарова, Леша передавались с гордостью. В то же время очень критиковали бездействие генерала Эверта, не поддержавшего наступление Брусилова. Это бездействие было настолько очевидно вредным, что даже проникло в сознание массы солдат. Там это было понято упрощенно. Молва называла Эверта изменником и считала, что он не наступал, чтобы помочь немцам.

Следующие месяцы наступление Брусиловских армий продолжалось не менее интенсивно, и к концу октября приостановилось. К тому времени наши армии взяли в плен до 450.000 солдат и офицеров и вывели из строя у противника убитыми и ранеными до полутора миллиона человек. Блестящая страница русской военной истории.

18 июля Государь принимал члена Государственного Совета графа Олсуфьева и члена Государственной Думы Протопопова. Оба они были в составе той нашей парламентской группы, что ездила летом с визитом в союзнические страны. Протопопов возглавлял группу. Возвращаясь в Россию, они имели в Стокгольме свидание с немецким агентом Варбургом. Свидание это наделало много шума. После же назначения Протопопова министром, это свидание было раскрашено левою общественностью, как шаг к заключению сепаратного мира, делавшийся чуть ли не Их Величествами. Ввиду последней сплетни, на нем надо остановиться.

Александр Димитриевич Протопопов, товарищ председателя Государственной Думы, председательствовал той группой визитеров. Он произвел заграницей такое чарующее впечатление, что ему, со всех сторон говорились комплименты, а Английский Король даже посоветовал Государю использовать его в качестве министра. И Протопопов и Олсуфьев любили поговорить, и часто больше, чем надо было. Возвращаясь из Англии в Россию, они ехали с веселыми попутчиками. В Стокгольме известный русский журналист Колышко угостил путешественников хорошим завтраком, после которого Олсуфьев высказал желание побеседовать с кем-нибудь из интересных немцев. Колышко (который при Временном правительстве привлекался по шпионажу) схватился горячо за эту мысль и часа через три у него был устроен чай, на котором были: Олсуфьев, Протопопов, супруги П., Стокгольмский банкир Ашберг и немец Варбург, прикомандированный к Германскому посольству, как консультант по продовольственным делам. Его брат банкир в Гамбурге. Часа полтора длилась интересная беседа.

Варбург высказал мысль, что Германия ничего против России не имеет, что дальнейшее продолжение войны бесцельно, что войну вызвала Англия, что она одна извлечет из нее пользу, что она хочет мирового господства и что дружба с Германией дала бы России гораздо больше, чем союз с Англией, что Англия не позволяет Государю заключить сепаратный мир. Все развивалось красиво, логично, кое-кто противоречил и, наконец, разошлись так же просто, как сошлись.

По приезде в Петроград, Протопопов, со свойственным ему легкомыслием, рассказывал повсюду о Стокгольмской беседе, причем мало-помалу придал ей некое серьезное значение, которого она не имела. Разговор заинтересовал министра Сазонова. Он пригласил к себе Протопопова, доложил Государю, и Государь, по совету министра, вызвал и Протопопова и Олсуфьева. Протопопов подробно доложил обо всей поездке группы и передал с точностью разговор с немцами. Он произвел на Государя самое хорошее впечатление. Сам же Протопопов был положительно очарован Его Величеством и, как любил повторять затем, влюбился в Государя. Беседой заинтересовались и обе Императрицы.

Граф Д. А. Олсуфьев, камергер, член Государственного Совета по выборам от Саратовского земства, один из инициаторов Прогрессивного блока, богатый человек, либерал и большой говорун, был лично известен Их Величествам. Его родственница состояла при Вел. Кн. Елизавете Федоровне. Он знал всю свиту. Был приглашен к высочайшему столу. Свита хотела, чтобы и он рассказал Государю о поездке парламентской группы. Гофмаршал Долгорукий учил его: 'Когда после обеда в саду Государь на тебя уставится, ты и подходи и начинай'...

- Кончился обед, - рассказывал мне граф, - все в саду. Государь гулял с Лейхтенбергским. Потом остановился и смотрит на меня. Я и решил, что Государь 'уставился', по выражению Вали Долгорукого, и подошел. Мы отошли в аллею. Государь стал расспрашивать про поездку и просил рассказать попросту. Я и доложил свои впечатления.

Англичане поразили графа своей национальной силой, сознанием ее, верой в нее. Французы - героизмом. Бриан был очень важен, высокомерен, даже не предложил сесть. Пуанкаре просил передать Его Величеству, премьеру и министру путей сообщения Трепову просьбу, чтобы Мурманская дорога была закончена к осени. Министры и были предупреждены. Но ни один из них не доложил о этом Государю. Государь вспомнил Пуанкаре и как тот предвидел войну и говорил:

'Ваше Величество, я чувствую войну в воздухе'.

Государь спросил графа, не видел ли ой Альберта Томаса, и, услыхав - нет, сказал: 'жаль, что вы с ним не познакомились, это замечательный человек'. Разговор продолжался 25 минут. Подбежал Наследник. Олсуфьев не удержался сказать: 'Ваше Императорское Величество, какая прелесть Ваш Наследник