Штюрмера было встречено с недоумением и сначала очень сдержанно. Когда же в общество стали просачиваться слухи, при чьей поддержке он получил свое назначение, к нему начали относиться недоброжелательно и даже враждебно. Сперва его просто бранили за то, что он стар и ставленник Распутина, но вскоре на него стали и клеветать. Кричали, что он немец, сторонник сепаратного мира с Германией, член немецкой партии. И так как сделалось известным, что назначению содействовала Царица, клеветы по адресу Их Величеств усилились.

28 января Государь выехал на фронт. Царица по нездоровью даже не могла проводить его на Павильоне. Весь январь Государыня чувствовала усталость, подавленное настроение. Отсутствие Ее Величества обсуждалось среди сопровождавших Государя лиц. Его нельзя было не жалеть. Ему приходилось так много и ответственно работать и дома у него так было нехорошо и неспокойно. Болели два самых дорогих существа - жена и Наследник.

29 января Государь прибыл на Двинский или Северный фронт, войсками которого командовал генерал Плеве. Маленький, скрюченный, крайне болезненный, Плеве отличался необычайной твердостью, энергией и железной волею. Везде где бы он ни был во время великой войны, он покрыл себя заслуженною славой. Его правой рукой, главным помощником с начала войны и до назначения его главнокомандующим фронтом, являлся генерал Е. К. Миллер. В ночь перед приездом Государя у Плеве было кровоизлияние и утром, бледный как полотно, он насилу держался на ногах.

Утром в тот день императорский поезд остановился на ст. Вышки в 28 верстах от крепости Двинск. На платформе встретил почетный караул от Кабардинского Его Величества полка. В 1914 году караул от этого же полка встретил Его Величество на Кавказе, в Саракамыше. Видимо Государю было приятно вновь видеть своих Кабардинцев. Кроме

Плеве, встречали командующий армией генерал Гурко и генерал Миллер. Среднего роста, сухощавый, живой Гурко привлекал невольно внимание и тем более, что по слухам он дружил с А. И. Гучковым, считался либералом и его причисляли к тем офицерам генерального штаба, которых называли 'младотурками'. Название, появившееся после Японской войны. Поехали к войскам. В четырех верстах от станции, около шоссе, близ леса, было выстроено две тысячи человек, считая по два человека с офицером от каждой роты, эскадрона, команды и в полном составе две кавалерийских дивизии и одна казачья. Парадом командовал лихой кавалерийский генерал Павлов, несколько лет тому назад командовавший Л.-Гв. Уланским Ее Величества полком, в Петергофе. Про него и в мирное время ходило много легенд.

Ясное, морозное утро. Государь тихо объезжал войска, отдельно говорил с частями, благодарил солдат и офицеров. Затем обратился с общей ко всем речью. - 'Я счастлив, что мог прибыть сюда и увидеть хотя бы представителей вашей доблестной, пятой армии'... звонко звучали слова Государя. - 'Горжусь, что нахожусь во главе одной из наших армий, которую составляете вы, молодцы'... Речь Государя была особенно задушевна. Не менее задушевное неслось и 'Ура' в ответ Государю. А когда оно стихло, подавшийся вперед на стременах генерал; Гурко, в лихо заломленной папахе, как-то особенно вдохновенно отчетливо произнес:

- Во свидетельство нашей готовности отдать все силы за Царя и Родину и во славу Государя Императора Самодержца Православной Руси наше русское громовое 'Ура'! И из тысячи уст вырвалось действительно громовое Ура.

Этот смотр в 15 верстах от неприятеля, охраняемый целой эскадрой аэропланов, произвел тогда особенное впечатление. Личности Плеве и Гурко, имя последнего, переносившее мысль к его отцу герою Русско-Турецкой войны, укрепляли непоколебимую веру в победу. Это посещение фронта имело самое благотворное влияние. По словам генерала Миллера, почти целый месяц после него военная цензура фронта устанавливала ряд восторженных писем солдат на родину о приезде Государя, о его беседе, о том какой Он. Письма отражали тот высокий моральный подъем, который принес приезд Государя. Только после революции некоторые генералы как-то странно забыли о благотворном влиянии, которое оказывали на войска те смотры Государя... Но, много чудесных превращений сделала наша революция...

На ночлег императорский поезд был отведен на станцию Сиротино, а утром 30 января, в 10 часов, Государь прибыл на ст. Дриссу. Это уже был район Северо-Западного фронта генерала Эверта. Встретили: Эверт, командующий армией генерал Литвинов, генерал Орановский. На смотр были собраны две кавалерийских и Сибирская казачья дивизии. Вид людей, состояние лошадей были блестящие. Нельзя было не радоваться, как возродилась армия после осеннего надлома. После завтрака, к которому были приглашены начальствующие лица, императорский поезд вновь был отведен на ночевку на ст. Сиротино.

31 января в 11 ч. утра Государь прибыл на ст. Берковичи, Риго-Орловской железной дороги. Приняв хлеб соль от крестьян, Государь отправился на третий смотр кавалерии, двух кавалерийских дивизий, который показал кавалерию в таком же блестящем виде, как и два прошлые смотра. За завтраком, к которому были приглашены начальствующие лица, Государь высказал о виденной им за три дня кавалерии такое мнение: - 'Я в Красном Селе не видал конницы в таком блестящем виде, в таком порядке, с таким конским составом и с такими офицерами и людьми. Она сослужит нам службу'.

В 2 часа Государь отбыл в Ставку, куда приехали в 11 вечера. Ночевать остались в поезде. 1 февраля утром переехали в свои помещения. Государь пошел в Штаб. Его Величество был в очень хорошем настроении благодаря тому, что он видел на фронте.

3 февраля в Ставку приехал Верховный начальник санитарной части принц Александр Петрович Ольденбургский, гроза всех тех, кто соприкасался с санитарной частью. Энергия принца была неиссякаема. Он горел в работе, несмотря на свои большие годы. Он отдавал войне все свои знания, весь ум, всего себя без остатка. Принц имел большой доклад у Государя. Он привез новые модели противогазовых масок. После завтрака Государь прибыл на вокзал, где стоял поезд принца. Один из вагонов был наполнен желто бурым ядовитым газом. В окна вагона, снаружи, можно было видеть, как сдох впущенный туда зверек. В тот вагон вошли три офицера и два химика в новых масках. Они ходили, работали и пробыли там 30 минут и вышли совершенно не пострадавшими. Между тем, тяжелый, отвратительный запах ядовитых газов был слышен даже снаружи вагона. Государь смотрел на всю эту картину, стоя у окна вагона, слушая доклад принца, а затем горячо поблагодарил и принца, и тех, кто участвовал в опытах.

Около четырех часов дня по Ставке разнеслась радостная весть о взятии штурмом крепости Эрзерум. Вел. Кн. Николай Николаевич прислал следующую телеграмму: 'Господь Бог оказал сверхдоблестным войскам Кавказской армии столь великую помощь, что Эрзерум, после пятидневного беспримерного штурма взят. Неизреченно счастлив донести о сей победе Вашему Императорскому Величеству'. Государь в ответной телеграмме поздравлял Вел. Князя и Кавказскую армию и горячо благодарил - 'за их геройский подвиг и за радость, доставленную России удачным штурмом турецкой твердыни'. Было захвачено в плен 235 офицеров, 12.753 солдат, 9 знамен, 323 орудия и большие склады оружия патронов и продовольствия. Командующему Кавказской армией генералу Юденичу, выдающемуся, талантливому полководцу Великой войны, Государь пожаловал орден Св. Георгия второй степени. (Звезда и шейный крест).

После узнали, что вся операция и штурм Эрзерума; были выполнены Юденичем, вопреки решению и желанию Великого Князя и его начальника штаба Палицына. Последний приезжал к Юденичу и уговаривал отказаться от операции, но успеха не имел. В конце концов, Великий Князь согласился на операцию только после личного настойчивого доклада Юденича по телефону и под условием, что генерал Юденич возьмет на себя всю ответственность за последствия, которые произойдут в случае неудачи. Юденич отвечал твердо, что он берет на себя всю ответственность. Тут сказалось все. И военный талант и решимость Юденича, с одной стороны, и гражданская трусость Великого Князя при бесталанности его ближайших военных советников, с другой стороны. Известие о разгроме турецкой армии и взятии Эрзерума, этой первоклассной крепости, подняло настроение в тылу и имело решающее значение для войны на Кавказском фронте.

5 февраля вечером у меня собрались несколько человек пить чай. Героем вечера был генерал Дубенский. Он только что вернулся из корпуса генерала Куропаткина, куда ездил, ввиду состоявшегося у Государя решения назначить Куропаткина главнокомандующим Северного фронта вместо больного Плеве.

Скомпрометировав себя в Японскую войну и войдя в историю с тезисом: 'терпение, терпение, терпение' и с чьей-то остротой: - 'мы их иконами, а они то нас шимозами', Куропаткин после того был в