узнать, но сути это не меняет…)?
Я искренне пожалела Дэлла. И понадеялась, что когда-нибудь ему все же удастся заполучить опасную игрушку обратно в собственное владение, и что однажды найдется кто-то способный пожертвовать своими удовольствиями ради чьей-то свободы.
— Сколько времени прошло с тех пор, Халк? — Прервала я продолжительное молчание, когда каждый из нас был погружен в свои мысли.
— С каких? — Отозвался он.
Джип равномерно катился по ночной дороге, моя ладонь лежала на ноге Халка, он нежно поглаживал мои пальцы своими.
— С тех пор, как ты оказался здесь, а Дэллу дали нож?
— Почти три года.
Я качнула головой в такт с выбоиной на дороге, в которую попало колесо.
Три года жизни в Тали, в этом особняке, вспахивая и засеивая поля, пытаясь привыкнуть к образу жизни фермера. Долгие три года рабства для Дэлла.
— И он все еще подчиняется приказам тех, кто владеет ножом? Никто не отдал ему твоему другу обратно?
— Я не знаю, Шерин. Не знаю….
— И Комиссия не пыталась связаться с тобой, пока ты жил здесь?
— Нет. — Тихо ответил Халк, и мне отчего-то снова стало тоскливо.
— Ты ведь скучаешь по ним? — Спросила я после паузы.
— По друзьям?
— Да.
Халк промолчал.
Но я уже все знала, посему и не ждала ответа на свой риторический вопрос. И, наверное, впервые с тех пор, как ослепла, я порадовалась, что не вижу лица Халка. Меньше всего мне хотелось видеть, как в свете ночных фонарей в серых глазах отражается боль. А я знала, что она там была. Чувствовала.
Не зная, что сказать и как подбодрить Халка, я лишь осторожно пожала его пальцы, в то время как в моей голове закрутились шестеренки. Мозг против воли включился в режим продумывания вариантов о том, как можно исправить сложившуюся ситуацию.
Ведь, если подумать, я всегда такой была. Может быть, не самой стойкой за себя, но враз мотивированной, когда дело касалось других. Сначала Алекс, потом каменоломня, работники полей…. А теперь на кону стояло счастье Халка, и мне очень, ну просто очень хотелось помочь. И тот факт, что я пока не видела возможностей для этого, совсем не означал, что я не увижу их в будущем.
Поэтому я попыталась настроиться как можно оптимистичнее и приготовилась ждать.
Следующие несколько дней запомнились мне одними из самых счастливых в жизни. И все потому, что они были наполнены радостью, покоем, каким-то неземным благодушием и полным отсутствием забот. Ночи мои стали жаркими и томными — Халк с вожделением наслаждался тем, что ему принадлежало (то есть мной) — брал, играл, заботился, сминал, воспламенял, тушил, успокаивал и снова нападал, заставлял упиваться им, молить о большем, погружал в пожар до крика, почти до слов ненависти или мольбы, после чего, наконец, щадил и долго лежал рядом, обводя мои улыбающиеся губы подушечкой большого пальца, утомленный и расслабленный.
Мы много разговаривали, касались любых тем, приходящих на ум, обожали утренние завтраки и вечерние часы на балконе, когда я потягивала освещающий коктейль с мятой, а Халк курил ароматную сигару. В свободные дневные минуты, когда дела не отрывали его из офиса, Халк не спускал меня с коленей — баловался, шутил, гладил, шептал ласковые слова, но будто тихо и неуловимо страдал от какой-то душевной муки, о которой, впрочем, предпочитал молчать. Я чувствовала его напряжение в том, с какой ненасытностью и жадностью он касался моего тела, как впитывал слова и как до боли иногда сжимал мои плечи или впивался в губы, будто пытаясь заклеймить меня навечно. Или когда он иногда подолгу медленно гладил меня без слов, думая о чем-то одному ему ведомом.
То, о чем он думал в такие минуты, было для меня загадкой.
Мне было непонятно, чего можно было бояться, когда Халк был единственным мужчиной, которому отныне и навеки веков принадлежало мое сердце. И чтобы стереть любые сомнения с его души, я часто сжимала его лицо ладонями, произнося, как сильно его люблю. Халк расслаблялся на какое-то время, но затем снова начинал вести себя как раненый зверь, у которого в скором времени собираются отобрать любимую игрушку. И снова брал меня, клеймил, раздавливал, собирал воедино, смешивая мою сущность с частичкой себя. И теперь уже было не разобрать — где заканчиваюсь я, и начинается он. Теперь это были только «мы». И страшно. И сладко.
— Ты о чем-то умалчиваешь, любимый? — Снова и снова задавала я вопрос, волнуясь.
Но Халк лишь крепче прижимал меня к себе, глубоко вдыхая аромат моей кожи, будто это было единственным, что позволяло ему жить, и снова молчал. Один раз, однако, он все же ответил.
— Мы поговорим об этом позже. Когда ты начнешь видеть.
Я расстроилась.
— Хорошо. Но ты заставляешь меня бояться.
Я действительно нервничала, когда чувствовала, как сильно что-то мучает его. Ведь в моем сердце не было ни тени сомнения, и я совсем не хотела, чтобы что-то омрачало мысли Халка.
— Не надо бояться. Все будет хорошо. Я обещаю.
— Ты ведь будешь со мной?
— Да.
— Всегда?
— Так или иначе — всегда.
Это был странный ответ, который не особенно успокаивал меня, но я все равно ничего не могла сделать. Если он хочет открыть карты позже, когда я начну видеть, значит, так тому и быть. Но что бы ни случилось, что бы он ни собирался мне сказать, одно я знала наверняка — Халк мой. И всегда будет моим. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы моя вторая половина никогда не разлучилась со мной. И это знание придавало мне веры и сил, позволяла набраться терпения и приготовиться стойко встретить любые повороты, какие бы ни уготовило мне будущее.
Ведь если Халк подтвердил, что он мой — значит, он мой. А все остальное было неважно.
А еще через два дня перед моими глазами начали плясать цветные пятна и световые блики. Впервые за долгое время кирпичная стена рухнула и сквозь черноту начал пробиваться свет. Пусть еще только неясный и мутный, но уже такой сладкий, что я захлебывалась от радости.
— Я почти вижу! Вижу! — Визжала я, пытаясь курсировать по комнате, пританцовывая. Халк смеялся, не забывая, впрочем, следить за тем, чтобы я вовремя успевала огибать встающие крупноразмерные препятствия.
— Не торопись, котенок, если уже начала видеть блики, значит, через день-два, все полностью вернется в норму.
— Всего пару дней ждать осталось? Как здорово!
Как бы он ни пытался меня удерживать, я никак не могла прекратить хаотично передвигаться по комнате, наблюдая за тем, как возле окон свет ярче пробивается сквозь веки. Это теперь было столько же непривычно, сколько и радостно. И как только Халк уходил из кабинета, я вновь принималась на ощупь перебираться от окна к окну, все еще неспособная поверить, что снова начинаю видеть.
Как-то вечером, мы сидели на балконе. Халк, по обыкновению, курил сигару, я же просто наслаждалась теплым ветерком, который трепал мои длинные локоны.
— Халк, а здесь вообще бывает дождь? — Задала я вопрос, который уже не в первый раз посещал меня с тех пор, как я оказалась в Тали.
— Бывает. — Ответил он. — Не часто…. Где-то раз в год. Льет несколько дней подряд, потом опять все высыхает.
