Придя в комнату, я, не раздеваясь, упала на кровать, закрыла глаза и почти сразу же отключилась. Не знаю, сколько я проспала, но когда проснулась, через комнату ровными полосами протянулись лучи закатного солнца. Голова теперь болела не так сильно, и воздух стал прохладнее.

Не открывая глаз, я лежала и слушала звуки, которые доносились через открытую дверь с улицы. Чьи-то далекие голоса, звон посуды с кухни, где готовили ужин, едва уловимый шелест в кронах деревьев. Мысли текли вяло и рассеянно. Я смотрела на потрескавшийся потолок, который солнце на короткое время окрасило в коричневато-золотистые тона.

Стоило ли сегодня снова садиться за перевод? Или, может, попробовать почитать ту единственную книгу, которую я как-то прикупила в одну из поездок в Тали, и позволить себе еще отдохнуть? Я лениво перевела взгляд с одной трещины на другую.

Нужно было выкроить время, и сходить помыться. Постирать кое-какую одежду тоже не мешало бы. Лениво вытянувшись, я откинула руки назад и зажмурилась. Все-таки хорошо было поспать лишние пару часов днем. Может, сделать это обычной практикой? Было бы очень даже ничего!

Перевернувшись на бок, я подпихнула ладонь под подушку, чтобы поудобнее устроить на ней чувствительную щеку. В поле зрения попал стол с лежащей на нем тетрадью для записей и раскрытым на середине словарем. Может, все-таки попробовать попереводить?

Я никак не могла сосредоточиться: мысли все время что-то неуловимо отвлекало, будто тихий сигнал тревоги звучал в голове. В чем дело? Что не так? Я нахмурилась и несколько секунд полежала неподвижно. Откуда у меня взялось это ощущение, что что-то не так?

Не успела я подумать об этом, как тут же точно поняла откуда — под подушкой было пусто. Мои пальцы ничего не ощущали. Все это время там лежал мешочек с самоцветами, подаренными мне на каменоломне — я настолько привыкла к ним, что едва ли ощущала их рукой, когда случалось натыкаться на них во время сна. А теперь там было пусто. Мешочек пропал.

Я судорожно пошарила рукой, надеясь на то, что просто сдвинула его в сторону и не заметила. Но кожи касалась только прохладная хлопковая ткань. Ничего. Я быстро приподнялась и откинула подушку к стене. Так и есть. Пусто. Сердце гулко стукнуло.

Куда он мог деться? Может, я переложила его недавно и забыла об этом? Могла ли я быть такой растяпой? Память не выдала мне ни одной схожей картинки, а логика отстраненно подметила, что и причин для этого у меня было. Камни лежали под подушкой с тех пор, как я принесла их с каменоломни, и они ни разу не перемещались. Да и с чего бы? Это было мое единственное богатство, и я очень любила хранить его рядом с собой.

Я еще раз осоловело посмотрела на то место, где раньше хранился мешочек, а теперь была только гладкая простынь. Да что за день такой? Я вздохнула. Все не слава Богу. Куда бы им деться — этим побрякушкам, если в комнате живу только я? Значит, я сама их куда-то и задевала. Пытаясь успокоиться, я старалась не допустить, чтобы глаза оказались на мокром месте — на душе в момент стало паршиво. Дело ведь было вовсе не в цене этих камней, а в том, что они мне были дороги — это был подарок. И единственное, что было по-настоящему моим.

Поставив ноги на пол, я снова неподвижно застыла, пытаясь припомнить, не перекладывала ли по какой-то причине камни, но ничего не шло на ум. Чертовщина какая-то. Нужно посмотреть под кроватью — да, наверняка они просто упали, сдвинутые моей рукой, да там и лежат. Обязательно там найдутся…. Где же еще им быть?

Не успела я опуститься на корточки, как в дверь постучали. Поднявшись с коленей, я пошла открывать. На пороге стояла одна из посудомоек.

— Там Табита тебя зовет. Говорит — очень срочно.

Я удивилась. Табита никогда за мной раньше не посылала.

— А что случилось?

— Не знаю…. — Девушка нервничала и переминалась с ноги на ногу. — Но она рвет и мечет.

Табита? Да она в жизнь не нервничала. Так, только чуть ворчала обычно. А тут — рвет и мечет? Камни тут же вылетели из моей головы, их будет время поискать позже. Наспех натянув кроссовки, я захлопнула дверь, провернула ключ в замке и побежала на кухню.